Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1
- К сожалению, Марлен ещё больше, чем я, мальчишка, - начал он опять издалека. – Очень несдержанный. Боюсь, что узнав про мальчика, он и поведением своим, и словами, неосторожными замечаниями снова разбередит в нём душевную травму. И неоднократно за длинную дорогу. Мальчик станет снова замкнутым и напуганным. Нельзя ли Вите побыть для Марлена вашим сыном? – выговорил, наконец, то, к чему готовился. – Только в дороге. Малыш и не поймёт ничего в заговоре взрослых. Да и заснёт, наверное, скоро, намаялся уже достаточно, так что недолго вам придётся нести дополнительную родительскую нагрузку. И только для Марлена. Тот уж точно быстро заснёт.
Владимир с затаённой тревогой ждал наиглавнейшего для него во всей затее решения. И не ошибся в ней. Она ответила просто и серьёзно:
- Пусть будет так. Тем более что мальчик мне понравился.
Неясно было, то ли она смирилась с его настойчивостью и наглостью, то ли на самом деле прониклась жалостью к ним обоим, то ли согласна была на всё, лишь бы помогли сесть в поезд. Так или иначе, Владимир навязал ей свой план, возникший разом, как только они заговорили. Стало совсем легко. Он верил, что у них с Витей вообще всё уладится, и тот не будет помехой ему в деле.
- Я так вам благодарен, что вы даже и представить не можете, - искренне поблагодарил он временную мать Вити. – Не знаю, чем и расплатиться. Как мальчишке хочется запеть, запрыгать… - мгновение помолчав, тихо и неуверенно добавил, - …расцеловать вас… - и ещё помолчав и не дав ей ничего возразить, закончил, - …как сестру, за доброту вашу.
Она снова украсилась своими ямочками на лице и сияющими понимающими глазами, притворно возмутилась, так что оба поняли, что это именно притворство и именно в шутку, а всерьёз можно было бы сказать и совсем другое.
- Ну, вот ещё! Сестру из меня сделали! И потом: из благодарности – не разрешаю никому.
Потом добавила тоже тихо, задумчиво и серьёзно, так, как она умела, мгновенно переходя от мягкости и лёгкости к серьёзности и требовательности:
- Я рада нашей встрече. Хорошие вы ребятки. Буду вам хорошей мамой, если заберёмся в поезд.
Он заверил:
- Непременно заберёмся, даже по трупам. Ради нашей мамы мы на всё способны, - ликующе успокоил её.
Она снова приятно засмеялась его мальчишескому фанфаронству.
- Ладно, ладно. Посмотрим ещё, на что вы способны на деле, - пригрозила, - тогда и оценку дадим.
Таким образом, договор между ними был заключён, и осталось только его реализовать, чему помехой было опоздание поезда. Она забеспокоилась:
- Где же наши дети? – Исправилась с улыбкой: - То есть, мои?
Засмеялась, мгновенно утопив его в своих голубых или синих заговорщицких глазах.
- Однако, вы – отец, так побеспокойтесь тоже. Какая-то путаница у нас, - посетовала на их союз. – Вы – отец одного, я – мать обоих, ещё и ваша сестра, хотя вы – всего лишь дорожный знакомый, а дети, впервые увидевшие друг друга – родня. Я вам не жена, вы мне – не муж, а дети общие и разные.
Всё отметая, он заверил:
- В Минске разберёмся, кто кому есть, пока же побудем одной дружной семьёй?
- Ваш друг тоже назовётся нашим братом?
- Вряд ли. А дети наши, смотрите, вот они, всё там же. Смотрят бесплатный спектакль, похоже, подружились, им весело, и нет никаких проблем с родством.
Надо было найти Марлена.
Владимир виновато попросил:
- Можно мне ненадолго отлучиться, поискать друга, он должен быть в вокзале? Я быстро.
Она согласилась. Просто счастье, что встретился этот ангел женского рода да ещё в такой прекрасной плоти. Только попросила:
- Не задерживайтесь, пожалуйста. Скоро должен быть поезд.
- Нет, нет, что вы! – уверил он её. – Обязательно скоро вернусь. А вот и мой залог.
Он прислонил свой мешок к её чемодану. Она улыбнулась, поняв шутку.
Эта женщина не могла быть без улыбки, и всё больше и больше нравилась Владимиру, но он как-то до сих пор, пока мозги были заняты осуществлением хитрой комбинации с Витей, не видел в ней объекта для флирта. И не похоже, что она согласилась бы на флирт. Несмотря на улыбчивость, в ней угадывалась строгость, чувство собственного достоинства и осознанность своей красоты, и эта осознанность охраняла умную женщину от незначащих претензий мужиков.
- Невелик залог, да ладно уж, идите. Поезд на самом деле вот-вот должен быть. Ведите друга сюда, вместе будем ждать, всё равно надо знакомиться, раз уж мы решили объединиться в одну команду. Кстати, - переложила всю ответственность на него, - вы – командиры, вы и в ответе за всё, в первую очередь – за нашу посадку. Так что действуйте, мой командир, как находите нужным.
- Слушаю, мой комиссар, - ответил совершенно оттаявший Владимир.
Они дружелюбно рассмеялись, и он ушёл в вокзал, приятно ощущая на себе её провожающий взгляд.
- 21 –
В душном, прокуренном и задымлённом от табака зале или, вернее, в большой ожидальной комнате с очень грязным замусоренным полом были как попало расставлены деревянные некрашеные скамьи, на которых сидели, а кое-где умудрялись и лежать будущие пассажиры. Марлена он обнаружил с трудом, забившимся в самый дальний угол и сидящим спиной к двери. При этом тот часто оглядывался на дверь и наклонялся так, будто взглядывал из-под руки. Владимир поднял руку, показывая, что видит Марлена, но тот никак не прореагировал, оставаясь сидеть на месте, только повернулся немного всем туловищем, одновременно пригнувшись, ожидая и не понимая, что всё равно контрастно выделяется в стиснутой серо-белой штатской массе своей военной формой, высокой фуражкой и блестящими погонами, напоминая всем своим сторожким поведением страуса. Пройти к нему из-за плотно стоящих, сидящих и лежащих человеческих тел, одуревших от духоты собственных испарений и дешёвого табака, было нелегко. Владимир долго пробирался, осторожно протискиваясь между толпящимися и переступая через лежащих, почему-то не желавших дышать свежим воздухом улицы и кучкующихся в подозрении, что соседу что-то достанется помимо него, или он узнает что-то такое, что даст преимущество при посадке, или здесь кто-то из начальства скажет что-то такое, что облегчит эту посадку, если вовремя услышать это «что-то». Каждый в апатии духоты сторожил движения каждого. Толпой всё легче, в том числе – ждать.
Невдалеке от Марлена у стены на широком табурете стоял оцинкованный бачок с крышкой и краном, рядом – кружка, такая же оцинкованная и довольно вместительная, пожалуй, на все пол-литра. Захотелось пить. Владимир подошёл, взял кружку, а она, вырвавшись из руки, покатилась на пол, привязанная к табурету цепью. Владимир поднял пленницу, обтёр её рукавом и осторожно поставил на место. Пить расхотелось. Подобного сочетания бака и кружки он не мог предположить и не сразу понял, что, не будь этого, кружку давно бы уже умыкнули. Что ж, русские, оказывается, тоже практичные люди, во всяком случае, хорошо знают и учитывают особенности русского характера.
- Ну, что там? – встретил его вопросом Марлен, пытливо вглядываясь в лицо друга. В его срывающемся тихом задушенном голосе слышались одновременно и тревога, и любопытство, а ещё – испуг, такой же, как был за решёткой вагона-тюрьмы. Он поминутно оглядывался и отстранялся, сколько возможно, от сидящих рядом, почему-то боясь быть ими услышанным.
- Где там? – ответил вопросом на вопрос Владимир, не понимая тревоги Марлена, а тот всё смотрел на него, не отрываясь, неподвижными округлившимися глазами с расширенными зрачками. Лицо его было неестественно серым, без кровинки, будто он один видел надвигающуюся опасность, и только на тонкой мальчишеской шее сбоку хорошо видна была чётко пульсирующая вспухшая синяя вена, старательно проталкивающая кровь к застывшему от страха мозгу.
- У вагонов тех, где ещё? – почти прошептал Марлен и снова уставился филином в глаза Владимира, пытаясь больше угадать, чем услышать. Что-то случилось здесь, пока Владимир спасал сына, что-то такое, что привело Марлена в то же состояние, что и за решёткой. Что же?
- Ты что? Не знаешь? – недоверчиво спросил Марлен.
- Нет, - подтвердил Владимир. – Я ходил в город, только что вернулся, - соврал он. – А что же случилось?
Незаметно для себя встревоженный Владимир тоже перешёл на шёпот и переадресовал вопрос обратно:
- Ты ходил туда, что ли?
Поверив Владимиру, Марлен несколько ожил, приятно сознавая, что он владеет информацией, которая не будет безразлична попутчику. И страх немного отступил, потому что не подогрет чем-то новым, не расшевелён, затаившийся в ожидании. Пусть дружок попереживает в незнании, в неведении. Марлен ещё раз огляделся, теперь уже пошире, потом поднялся.
- Пойдём наружу, там расскажу.
Подхватив меньший из своих чемоданов, мешок и тросточку, он, не церемонясь, расталкивая стоящих и наступая на сидящих и лежащих, резво пошёл к выходу. Владимиру ничего не оставалось, как привычно взять оставшийся большой чемодан и поспешить в образовавшийся проход, не отвечая на матерщину и проклятия, несущиеся вслед и достающиеся, как всегда, последнему. Как-то ненароком подумалось, что не слишком ли много скопилось у него чемоданов перед посадкой, и как же он с ними справится, имея всего две руки. Что-то надо придумывать, чтобы вещи попали в вагон вместе с ними, не оставшись и не затерявшись. Помощи от Ольги и Марлена ждать не приходилось. Ладно, как-нибудь. Все мысли у него здесь, в России, стали какие-то недодуманные, оборванные, никогда он себе этого не позволил бы там, в своём Берлине. Как можно без заранее обмозгованного плана?
