Марина Козлова - Бедный маленький мир
Варварское пространство Восточной Европы растворит в себе Евросоюз, и есть высокопоставленные люди в России и Украине, которые уже готовы спросить его «как». Как ускорить. «Как» и «сколько». В то же время старая Европа должна осознать наконец, что большие регионы берутся в управление через катарсис и качественное перерождение искомых территорий. (Гитлер так и не понял, что война здесь не поможет, хотя кое-какие системные эффекты все же произошли. Европа переконфигурировалась, Япония в шоколаде, Польша благополучно избавилась от евреев и по всем правилам хорошего тона должна была бы поставить памятник старику Адольфу в центре Варшавы, но стесняется, что ее не поймут. В общем, кое-что получилось, но совсем не то, что задумывалось. Восточную Европу в управление он так и не взял.)
Конечно, те люди, которые на самом деле что-то решают в странах, нужных Ираклию для большой игры, не то чтобы несговорчивы, они… Просто во многих вопросах им не хватает элементарного воображения. Их сотрудничество, причем с тем уровнем доверия, когда в ряде случаев они вынуждены будут верить на слово, приходится покупать. Поэтому чертова Иванна… нет – чертов архив Эккерта нужен ему как никогда, потому что стоимость его наверняка превышает совокупный годовой доход всех крупнейших мировых транснациональных корпораций. Да, наверняка. А вообще-то это даже несопоставимые вещи. Дурочка… И ведь ничего же с ней не сделаешь, не задушишь, не убьешь. Хотя с другой стороны – дрогнула же она в Ростове Великом, выкупила своих людей. И последняя ее фраза – «можешь убить всех» – не более чем истерика загнанного в угол человека. Что есть в мире такого, за что она отдала бы архив? Неужели слеза ребенка? «Тхагага», – как говорит один украинский знакомый Ираклия.
Некоторое время назад он всерьез думал, что сможет найти способ подружиться с Иванной – устроить шоу добрых дел и купить ее расположение. И концептуально, и ресурсно объединение было бы единственно правильным ходом. Вполне, между прочим, в духе Эккерта, который всегда был разумным прагматиком и считал, что компромисс лучше конфликта. Но вот, правда, сына своего не простил, прогнал. И несмотря на деньги и реальное могущество, Ираклий все время чувствует себя так, будто он, маленький, с горькой обидой стоит на лестнице перед закрытой дверью и не может дотянуться до звонка. Хотя в реальности, конечно, все иначе, однако навязчивый детский кошмар, которого на самом деле не было, живет в нем постоянно.
Но после истории с Диной и ее внуком снисхождения от Иванны он не получит. Глупо вышло. Произошла одна из тех технических ошибок (даже, скорее, недоразумение), которые иногда случаются с агентами – тот пришел как работник пенсионного фонда и, пока Дина рылась в гостиной в папке с какими-то документами, установил микрофон под базу радиотелефона. А телефон стал у Дины сильно фонить. То ли микрофон криво встал, то ли просто совпадение, но только Дина, не долго думая, выбросила телефон в мусорный контейнер и достала с антресолей новый, подаренный дочкой по какому-то случаю. Вот поэтому Ираклий и пошел на крайнюю меру, а так – сто лет та Дина ему нужна была. Не выбросила бы телефон, дура старая, и умерла бы спустя какое-то время естественной смертью в какой-нибудь чистой и светлой клинике Хайфы. Но ему очень нужно было знать, что Дина скажет Иванне. У него мощная и почти необъяснимая интуиция, и Ираклий полагал, что это будет что-то важное. И не прогадал, получил удивительную штуку, уникальную. И еще, что гораздо более важно, получил поворот сюжета. Аргумент, которого ему не хватало. Ему самому такое даже в голову бы не пришло.
Страшная опасность, которую нельзя доказать. Может – есть. Может – нет.
Проверить невозможно, а не принять мер нельзя.
Ловушка.
Часть третья
– Быстрее! – Иванна, нервничая, снимала и снова надевала серебряное кольцо, прижималась к стеклу лбом и c хрустом сплетала и расплетала пальцы. Ей было неловко, со стороны ее поведение, наверное, выглядело дурно, но взять себя в руки не получалось. Она еще никогда никуда так не торопилась и крикнула, ударив себя кулаком по колену: – Ну, быстрее же!
– Быстрее не могу. – Таксист покосился на нее и добавил: – И вы бы пристегнулись, девушка.
– Уже половина седьмого! – воскликнула пассажирка с отчаянием. – Мы еще полдороги не проехали, а мне нужно быть в Чернигове в семь! Обязательно!
– Не иначе как на пожар опаздываете. И полдороги мы уже проехали. – Таксист покрутил ручку приемника. – Давайте, что ли, с музыкой…
– Не нужно музыки! О господи…
Таксист пожал плечами и принялся что-то напевать себе под нос.
Ему давно следовало было быть дома, потому что жена во вторую смену и нужно забирать сына из детского сада. Но эта психованная свалилась ему на голову прямо у крыльца аэропорта Борисполь и объявила:
– В Чернигов. Триста.
– Да ну, маловато. – Он кисло поморщился. – Мне же обратно порожняком гнать придется. За пятьсот еще поехал бы.
– Триста долларов, – пояснила нервная барышня. – Но только заводимся немедленно и едем очень быстро.
Уже с трассы он позвонил соседке по площадке, попросил, чтобы та забрала Виталика и посидела с ним. Он отблагодарит. Потому что триста долларов за вечер – все-таки деньги.
– Быстрее! – повторила Иванна. – Пожалуйста.
Видимо, полтора месяца густой, как кисель, депрессии, бесконечного полусна в темной комнате с зашторенными окнами что-то основательно нарушили в ее голове. Иначе бы она сейчас анализировала свои эмоции, работала бы с ними, дистанцировалась от них и понимала: то, что она делает сей час, – не лезет ни в какие ворота. «На голову не натянешь», – говорила ее бабушка.
Иррациональность, как душевная болезнь, подкралась к ней еще в марте, в тот самый день, когда она лежала вниз животом на деревянном мостике, смотрела на волосы Ундины, пока с ней рядом не возник Генрик с трубкой радиотелефона. Он тяжело дышал, и рука у бедняги дрожала – после их ростовской экспедиции он перенес инфаркт, но ни словом не упрекнул ее.
– Ну, зачем ты сам пришел? – Иванна приподнялась на локте и взяла у него трубку. – Иди, ложись.
Она жалела его, утешала, как могла, но гедонист и весельчак Генрик Морано сдавал на глазах. Вроде бы реабилитационный период проходил нормально и доктор велел бодриться, но что-то сломалось в нем. «Это психосоматика, фройляйн, – объяснял он ей. – Я виноват, и сколько бы вы ни говорили, что я не виноват, ничего не изменится. Никуда я не гожусь…»
– Алекс звонит, – тихо сказал Генрик.
Что? Что Леша говорит? Он во Фрайбурге и сейчас приедет. Приедет не один. И просит у нее прощения, что не давал знать о себе несколько дней.
Иванна удивилась. Как несколько дней? У нее такое чувство, что она здесь месяц, или два, три.
– Несколько дней… – повторяла она, идя к дому. – Несколько дней…
– Что? – переспросил Генрик.
– Леша сейчас приедет… – Иванна замедлила шаг и взяла Генрика под руку.
В доме Генрик отправился распорядиться насчет обеда, а Иванна впервые за несколько дней решила посмотреть на себя в зеркало. Без особого, впрочем, интереса, просто в силу необходимости. То, что она увидела – незнакомые морщинки у рта и сиреневые тени под глазами, – оставило ее равнодушной. Она и раньше без особого воодушевления относилась к своей внешности, а теперь и вовсе охладела. Но все же умылась и с удовольствием вытерла лицо жестким полотенцем – с силой, так, что покраснели щеки.
С Лешей она не виделась с тех пор, как улетела в Израиль. Это было в первых числах марта. Теперь март приближается к середине. Совсем немного времени прошло… Но пережила много чего: гибель Дины с Ромочкой, испуг от исчезновения Леши и разговор с Ираклием. А еще пережила два с половиной часа музыки, которая просочилась в ее кровь и теперь живет в ней на клеточном уровне. То переживание было самым неоднозначным. Она попыталась написать о своих ощущениях Виктору – ей нужно было кому-нибудь рассказать.
А что значит «не один»?
Иванна вышла в гостиную и наткнулась на взгляд. Наткнулась в буквальном смысле, как на физическую преграду. И остановилась.
Человек кивнул ей – без улыбки, но приветливо. И взгляд был не жестким, просто каким-то очень необычным. Необычный взгляд и строгое, немного тяжеловесное лицо.
И только потом она увидела Лешку. Тот подошел к ней откуда-то сбоку, обнял за плечи и поцеловал в щеку.
– Привет, – сказал несколько напряженно. – Прости, что заставил тебя волноваться.
– Мы нарушили все протокольные нормы, Иванна, – произнес незнакомец. – Я не прислал визитной карточки, не спросил разрешения, в конце концов. Меня зовут Зоран Николич, или Зоран Бранкович, как хотите. И в настоящее время я возглавляю всю иерархию Второй Вертикали.
– Как? – Иванна посмотрела на Лешу. – Какой вертикали?
