Персефона - Борис Кристина
Тогда я погрузился в попытки воскрешения её имени. Я отсылал издательствам переписку дневника, но везде получал тактичные отказы, говорящие о том, что моей работой на данный момент они не заинтересованы. Не впечатлило их! Да как это могло не впечатлить?! Они держали в руках шедевр, который не могли в силу своего кретинизма оценить по достоинству! Решив, что если издательства не дают мне совершить то, чего я хотел, я стал искать другой момент заявить о ней.
Учёбу я уже закончил, но всё так же работал в театре, рисуя афиши. И тут меня осенило, что свою работу я использую для своей благой цели. Даже тогда, 23-летним, я считался странным. Признаю, своей странностью я пленял сердца девушек. Это, можно сказать, часть того, благодаря чему я сделал своё имя. Я знал, что обладаю красивой внешностью и томной загадочностью, отчего неопытные девушки или обладательницы тонкой душевной натуры сходили с ума.
На работе я предложил устроить свою выставку картин. Директор одобрила эту затею и, вскоре, я выставил свои работы темноволосой девушки с заштрихованным лицом. Никто не обращал внимания, просто косились и шли мимо, зажав в руках свои билетики. Это меня злило. Если издательства говорили хоть какие-либо тактичные причины того, почему они не соглашаются принимать участие в воскрешении имени, то люди в театре молчали, кося и выражая своим видом своё «фи».
Тогда я решился на весьма безумную идею. Хотя сейчас понимаю, что поступил правильно. Инсталляция – весьма эффектная вещь. На большом листе бумаги я завуалированно написал историю о потерянной любви, исчезнувшей памяти и так далее, как можно романтичнее. А тем временем я, каждый вечер, ходил между своими картинами, падал на колени, театрально пускал слёзы и целовал полустёртые очертания губ на картинах. Люди стали обращать внимание. Потом начали писать в одной, потом в другой газете. С каждым днём людей становилось всё больше и больше не потому что любовь к театру резко возросла. Нет. Они шли поглазеть на того странного паренька, который буквально одержим своей возлюбленной, что изобразил её на всех картинах. Появилось кучу слухов, сплетен, легенд о моей истории любви. Нелепые и, некоторые из них, очень даже неплохие. Все они подогревали интерес ко мне и моей импровизированной выставке.
Я привык к вспышкам- делал вид, будто я поглощён настолько своей потерянной любовью, что не обращал на них внимание и продолжал дальше пускать по девушке тоскующие слёзы. В принципе, так оно и было. Потом приехало телевидение, интервью, статьи. Мне предложили провести ещё одну выставку. А затем ещё и ещё. Так, я становился всё популярней и популярней. Вскоре я перестал рисовать афиши в театре, был известен уже как современный романтичный художник с загадочным прошлым, знакомый в узких кругах».
Глава 9
– Персефона сделала вас знаменитым?
– Да. Она прославила моё имя. Я был ей обязан. Теперь моя цель, прославить её – Филипп сделал акцент на последнем слове.
– Как вы тогда познакомились с ней?
Бесстрастное лицо Филиппа сменилось на брезгливое выражение, будто он сейчас вспоминал нечто неприятное:
– Вы об этой манекенщице? – как можно безразличнее помахал кистью, но барабанная дробь пальцами другой руки выдавала нервозность.
– Да, – холодно ответила журналист. – О ней.
– Давайте я расскажу вам всё по порядку, – в голосе Филиппа слышалось еле скрываемое раздражение.
– Хорошо… просто это уже четвёртое интервью… люди хотят знать про неё..
– Они дождутся. – перебил Филипп. – Они ещё начитаются про неё. Всему своё время. Томительное ожидание намного лучше…
– Хорошо. Продолжайте. Времени совсем нет.
– На вас давят?
– Есть немного.
– Да поставьте уже кого-нибудь на место! Скажите, что я отказываюсь давать интервью кому-либо иному кроме вас. И если вы будете на меня давить, в виду давления на вас, я прекращу давать интервью кому-либо совсем.
– Ладно, – девушка кивнула. – Давайте всё-таки продолжим.
– Безнадёжная, – тихо произнёс Филипп.
Девушка услышала это и возмущённо на него посмотрела, но ничего не сказала.
– О чём я и говорил…. Ну да ладно. С момента моей первой импровизированной выставки до встречи с манекенщицей прошло 11 лет. За это время я был трижды женат. Вы это знали?
– Да. Актрисы, брюнетки. Вы выбирали один типаж.
– Да. Образ Эльжбеты я искал повсюду. Однако ни одна из моих жён не обладала её качествами. Только внешность. Больше их ничто не делало похожими. Пустышки. Мне совершенно не везло.
– Вы же сами выбирали себе таких пустышек.
– Ну наконец-то едкое замечание! Пока что тихое и робкое, но уверен, всё ещё впереди.
– Расскажите подробнее о жёнах?
– Но вам же надо поскорее подойти к этой жертве.
– Люди и про личную жизнь хотят знать. Некоторые думают, что вы…
– Что я женился фиктивно? Скрывал своё равнодушие к женщинам?
– Да.
– Забавные слухи. Уверяю, я просто любил единственную женщину, которая затмевала всех – Эльжбету.
В первый раз я женился на начинающей актрисе. Роковая брюнетка. Мы смотрелись с ней весьма гармонично, но в ней не было чистоты Эльжбеты. Вскоре я понял, что на моём имени она строит себе карьеру. Я не обиделся, даже наоборот, посчитал это очень разумным. Каждый выживает как может. Мы с ней спокойно поговорили и обсудили наш развод. Мне тогда было двадцать пять. Год прожили. Вскоре она выскочила замуж за какого-то бизнесмена. А потом ещё раз. Мы иногда с ней виделись на светских вечерах. Общались как старые приятели. Хищница. Уверен, вот она действительно может вызвать подозрения. Она никого из своих мужчин не любила.
– Людей волновал вопрос, касающийся вас, – улыбнулась журналист.
– Вторая была старше меня на три года, – продолжил Филипп, не обращая внимания на ухмылку девушки. – Мне нравился её вечный пессимизм. Любила рассуждать о том, как время быстротечно. А потом то, что привлекло меня к ней, отвратило.
Ей уже исполнилось тридцать. Мы вечно ссорились на тему того, что её время уже уходит. Она хотела бросить актёрскую карьеру и завести ребёнка. Я был для неё идеальной партией, так как был состоятелен, талантлив и красив- прекрасный малыш получился бы. На этом я с ней и попрощался. В свой адрес я услышал, что я сволочь. А по мне, так она меркантильнее моей первой жены. Эльжбета хотела стать актрисой, и готова была пойти на жертвы. Такая женщина, как моя вторая жена, ничего не добьётся. Вот кто действительно бездарный человек.
– Не знаете, как дела у неё сейчас?
– Нет. Мне это неинтересно.
– Она вышла замуж и родила сына.
– Поздравляю. Своё предназначение она выполнила. Больше она ни на что не была способна.
– Сколько вы были в браке с ней?
– Семь месяцев. Третий раз я женился в двадцать девять на актрисе с удивительно мягким характером. Больше всех она походила на Эльжбету. Но увы. В ней не было огня. Вечная грусть в глазах и полное отсутствие жизни меня донимали. Нет, грусть привлекает, но она …. она была совсем никакой. Только схожесть во внешности меня в ней привлекло. Удивляюсь, чем она цепляет на кастингах. Она же…никакая. Я не знаю, как это объяснить.
Эльжбета горела желаниями. В своих поступках она была импульсивна и отчаянна. А жена…она была моей тенью. Так мы прожили с ней два года, пока в один прекрасный день я обнаружил, что вещей жены нет, а на столе лежит записка с просьбой развестись. Поговорили по телефону и назначили время. Я даже и не понял, почему мы поженились. Это было…странно. Будто всё это время я жил сам по себе, просто в доме иногда мелькала тень Эльжбеты.
– Какой же вы прекрасный семьянин, – ухмыльнулась журналист.
– Да. Потому я не удивляюсь слухам о моём…равнодушии. Думаю, одна из жён пустила этот слушок. Точно не первая. Нет. Вот вторая могла.
– А как общаетесь с третьей женой?
– Никак. Я ничего про неё не могу сказать. Мы оба поняли, что это была странная ошибка, будто оба сошлись, ибо боялись одиночества. Знаю только одно – она востребована.