Сомали Мам - Шепот ужаса
Я вынуждена была усваивать эти порядки и подчиняться им, но сама мечтала совсем о другой жизни. Помню, как-то днем мы стояли на берегу и вдруг заметили нескольких богатеев из Пномпеня, из самой столицы. Мне они казались высшими существами, особенно женщина — такая изящная, с бледной кожей, в новой нарядной одежде, в туфлях с острыми носками. У нее был мягкий голос, она не шла, а плыла. Такой эта женщина была красивой, что я просто восхищалась ею.
Я тогда сказала Сотхеа: «Может, однажды и мы разбогатеем — станем, как они». Сотхеа вскочил и от волнения стал размахивать руками: «Мы должны верить, тогда мы и вправду разбогатеем! Совсем как они! Будем учиться как можно лучше, и все у нас получится!» Сотхеа признался, что мечтает заняться торговлей и разбогатеть. Я сказала: «Если мне суждено выйти замуж, хочу, чтобы у мужа было много денег, чтобы он был солдатом — тогда дедушке конец».
Глава 3. «Это твой муж»
Старшая дочь Мам Кхона, Соеченда, должна была получить диплом об окончании школы, в Британии это назвали бы аттестатом о среднем образовании. Для нашей деревни — настоящее событие. Соеченде исполнилось семнадцать, мне же — четырнадцать, я все еще училась в начальных классах. Вся семья очень волновалась — ведь если Соеченда сдаст экзамены, она может продолжить учебу, что для деревенской девушки совсем уж редкость.
Экзамен был государственным и проходил в Кампонгтяме, центральном городе провинции, в трех часах езды на велосипеде от нашей деревни. Решено было, что мы отправимся туда с мамой, а по дороге переночуем у одной из маминых теток.
Поздно вечером, уже в доме тетки, Сопханна разбудила меня и сказала, чтобы я послушала, о чем говорят на первом этаже тетка и наша мама. Речь шла о том, как повезло маме с мужем, хорошим человеком. Оказывается, в юности мачеха отвезла маму в другой город, где без ведома отца продала в публичный дом. Маме многое пришлось перенести. Наш отец был бедным юношей, но он полюбил маму и, когда выучился на учителя, разыскал ее в борделе и выкупил.
Случилось это задолго до «красных кхмеров», в те далекие времена, когда отец и мать были совсем юными. Думаю, где-то в 1950-х. Эти откровения просто ошеломили нас с Сопханной, мы даже плакали. Мама никогда не рассказывала о своем прошлом. Она не могла, да и сейчас не может вспоминать об этом. Мы так до сих пор и не говорили с ней о том, как она жила в то время.
Видимо, в Камбодже всегда существовала такая практика — продавать женщин в публичные дома. Допустим, влезал человек в долги — а случалось такое запросто, ведь ссужали деньги под десять, а то и больше процентов в месяц. Дочь становилась своего рода предметом залога. Работая в публичном доме, с которым у заимодавца был договор, она тем самым выплачивала долг. Конечно же. из заработанного вычитались расходы на еду, одежду, лекарства и косметику, а родители тем временем могли задолжать еще больше.
Случалось и так, что родители сами, без посредников продавали дочерей в публичные дома. Вроде как передавали права на свою собственность. За двенадцатилетнюю девочку семье могли дать от пятидесяти до ста долларов, а то и больше, если родители отличались практичностью, а у их девочки была особенно светлая кожа. Публичный дом в свою очередь имел право продать ее. Семья велела дочери делать то, что ей скажут, и дочь повиновалась. А потом кто-нибудь из семьи раз в месяц являлся в бордель за деньгами. Считается, что дочери в долгу перед родителями и обязаны их содержать.
Знаю, такое с трудом укладывается в голове. Но после стольких лет могу сказать с уверенностью: для многих родителей подобное обращение с детьми никак не связано с родительскими чувствами. Дети для них все равно что ходячие деньги, товар, домашняя скотина.
* * *
С тех пор как мы вернулись из поездки в Кампонг- тям, прошел месяц. Как-то утром, когда я отдавала дедушке заработанное, он схватил меня за руку и сказал: «Собери-ка свои вещи и чтобы вечером была дома». Я так и сделала — мне даже не пришло в голову ослушаться его. Когда вечером я вошла в дом, там был незнакомый мужчина. Дедушка сказал мне: «Это твой муж».
Я ни о чем не думала. Я давно уже ничего не чувствовала и никак не откликалась на то, что происходило со мной. Девочки уважают старших, и я должна была повиноваться. Замужество стало лишь очередным событием в моей жизни, одним из многих. Я даже испытала некоторое облегчение — вдруг муж заберет меня из дома дедушки? Но уходить именно с этим мужчиной мне не хотелось. Я понимала: вместо одного хозяина появился другой, только и всего.
Мы пошли в храм — бревенчатую хижину, сооруженную жителями деревни на месте буддийского храма, разрушенного «красными кхмерами». В храме нас встретил священник, но никакой торжественной церемонии не было. Обычно в честь свадьбы устраивается настоящий праздник, но дедушка, видимо, не желал раскошелиться. На мне была школьная юбка. В храме мы совершили подношения духам: в Камбодже необходимо постоянно поминать духов умерших, иначе те придут в дом и причинят вред. Священник произнес: «Вы муж и жена». На этом все и кончилось.
Муж был старше меня. Мне было около четырнадцати, ему — лет двадцать пять. Он служил в армии. Был высоким, темнокожим, с волнистыми волосами и белыми зубами. С виду вполне симпатичный, но нрава бешеного. Ненавижу его. Уже потом он признался, что дедушка ему задолжал. Звали мужа Тхан, но я всегда обращалась к нему пу[5] — в знак уважения и послушания.
Первую брачную ночь я провела в доме дедушки; муж ночевал где-то еще. На следующий день мы с дедушкой отправились в lion — там были расквартированы части, в которых служил муж. Мы проделали путь в сто двадцать километров, добирались с рассвета до заката, сначала по воде до Кампонгтяма, затем по суше на грузовике.
Перед уходом я зашла к Мам Кхону. Маме я рассказала, что дедушка выдал меня замуж. Она сказала: «Может, оно и к лучшему. Живи с ним, вдруг ты будешь счастливее, чем с дедушкой». Видно, они с отцом догадывались, как часто меня били, хотя я никогда им не рассказывала.
* * *
Дом мужа оказался простой хибарой — одной из многих, выстроенных для военного отряда посреди плантации каучуковых деревьев. В хибаре этой была только одна комната, заляпанная красноземом. В ней не было ничего, за исключением очага и подстилки из бамбука, на которой спали.
Жизнь в браке мне нисколько не понравилась. Для женщины это все равно что тюремное заключение. В день свадьбы девушка повинуется воле родителей, а после свадебной церемонии над ней совершается насилие. Что молодой девушке в Камбодже известно об отношениях между мужчиной и женщиной? Ничего. И хотя у меня уже имелся некоторого рода опыт, я все равно ничего не знала. Я не поняла, что такое засунул в меня тот китаец, только почувствовала боль, и даже не подозревала, что именно так все и происходит в браке.
