Виктор Пономарев - Записки рецидивиста
Не надо только думать, что общаковые деньги разбазариваются ворами налево и направо, на удовлетворение только своих потребностей. Ответственность за общаковые деньги очень суровая, хранитель денег отчитывается на сходняке за каждый рубль. Это не то, что у коммунистов партийные деньги, куда суют лапы все, кому не лень. Смертный приговор — вот ответственность за разбазаривание общаковых денег. О таком случае расскажу дальше.
«Один на льдине» — это бывший вор, которого сильно обидели воры в законе: или деньгами, или «подогрев» не шел к нему, когда он был на спецрежиме, сейчас называется особый режим. Выйдя из камеры, такой человек порывает с ворами, не примыкает ни к какой другой масти, а остается сам по себе, как волк-одиночка. Отсюда и название масти.
«Махновщина» — это беспредельные морды, которые обирают мужиков, дурят в карты, избивают. Очень неуважаемая публика как у воров, так и у «мужиков».
«Польские» воры, чаще их называют бляди или суки, — это бывшие воры, но отошедшие от воровских идей, сломанные. Им не западло работать бригадирами, мастерами. У них даже не сходняк, а бригадное собрание.
«Красные шапочки» — это те же зеки, но входящие в бригаду самоохраны. Они стоят на вышках, охраняют зеков.
В Красноярской пересылке встретились два вора в законе: Анвар, про которого я уже говорил, и Толик по кличке Кнут. Они долго о чем-то говорили между собой. Потом сели играть в карты. Играли трое суток, перебрали все игры: очко, буру, рамс, тэрс, трети. Анвар проиграл Кнуту тысячу рублей и тут же расплатился.
На другой день нас взяли на этап. У конвоя спросили: «Куда везут?» Сказали: «На Ванино». Я даже обрадовался — ко мне на вторую родину, на восток. В вагоне все зеки, большинство «мужиков», слушались Анвара. А один «мужик» по кличке Могила все время присматривал за ним.
Глава 4
ВАНИНСКАЯ ЗОНА
Прибыли в Ванино, повезли в зону. На территории зоны была поляна в форме большого круга, который называли почему-то Куликовым полем. На этом поле и принимали этап.
По правую сторону стояли воры, все «прикинутые» от и до: в шляпах, костюмах, галстуках, кашне. Для приема «дорогих» гостей на земле они расстелили длинное белое полотенце с целью «проверки талии». Если ты вор и не чувствуешь за собой никакого греха — никого не продавал, не подличал, — то должен пройти по полотенцу и вытереть ноги. Но если, не дай Бог, на твоей совести что-то имеется, то…
По левую сторону стояли «махнота», «мужики», чуть поодаль — суки.
На Куликово поле вышел оперуполномоченный («кум» по-лагерному) и крикнул:
— Мужики, воры, махнота, расходись по мастям, по баракам!
Нос у меня спрашивает:
— Нам куда?
— Подожди, пусть немного разойдутся, тогда решим.
У воров впереди стоял вор в законе Фунт, худой седой старик, державший в руках всю зону. Он был правой рукой другого вора в законе по кличке Солома, который был паханом другой зоны. К Фунту подошел Анвар, передал сверток и отошел к «мужикам». Следом к Фунту подошел Могила и протянул ксиву, а на словах сказал:
— Анвар нес пять тысяч общаковых денег, тысячу проиграл Кнуту на Красноярской пересылке.
Оказывается, Могила шел контролером по этапу следом за Анваром.
Фунт глянул на ксиву, немного подумал, посмотрел на Анвара, повернулся, посмотрел на воров, жестом подозвал одного вора, тоже бакинца по кличке Маруха, и сказал:
— Пойди разберись со своим земляком, что-то его не тянет в родную стаю, а чешет куда-то по бездорожью.
Маруха подошел ближе к «мужикам», стал спрашивать Анвара, откуда пришел, в каких командировках был, кого из воров видел, потом сказал:
— Анвар, подойди, что мы с тобой на расстоянии разговариваем.
Анвар подошел ближе, Маруха со словами: «Зачем ты играл общаковые деньги?» всадил ему в живот финку. Анвар упал, тут же их окружили воры. А Фунт сказал одному фуфлыжнику (лицо, не отдавшее долга или уплатившее его несвоевременно), стоящему в стороне:
— Иди на вахту, бери дело на себя.
Это был человек, проигравший в карты и вовремя не заплативший долг. Обычно таких или сразу режут, или держат для подходящего случая. Когда тот идет на вахту и берет «мокруху» на себя, о нем говорят: «Поканал по делу Рыбкина». В этом случае он как бы погашает карточный долг и реабилитирует себя, воры уже к нему ничего не имеют. Да и ему самому лучше получить дополнительный трояк, чем быть зарезанным.
«Хозяин» зоны эти вещи отлично знал, но ему не было никакой разницы, — кто убивал. Главное — был бы человек, на которого можно списать труп. В те сталинские времена, когда человек за горсть колосков мог получить червонец, администрация колонии на все эти вещи смотрела сквозь пальцы. Беспредел на свободе, беспредел в лагерях. Зеки вообще были брошены на выживание. В свои пятнадцать лет насмотрелся я на те порядки.
Хорошо, я послушал старого каторжанина на пересылке и никогда не садился играть в карты под интерес. А то, как бывало, присмотрят бандиты молодого красивого парня и стараются втянуть его в игру. Поначалу дадут два-три раза выиграть. Тот радуется, считает себя спецом. Уже некоторые для понта отказываются с ним играть. Его еще больший азарт разбирает. И вот к нему садится играть шулер, у которого вся колода «коцаная»: девятки, десятки, тузы чуть-чуть иголкой проткнутые, а то — две-три карты лишних в колоде. И приплыл парень, извини-подвинься, выходите строиться. Влетит на приличную сумму, надо отдавать, а нечем. На счетчик поставят, назначат время, когда долг отдать. Время приходит, а отдавать нечем. Смотришь, потащили парня в сушилку педерастить. Был Колькой, вышел Катькой. И это уже навсегда.
Что характерно для таких бесчеловечных законов зон, малолеток, пришедших во взрослую зону, никто не смел тронуть или обругать. Сразу сходняк и суд над обидчиком.
2С Куликова поля мы с Носом уходили почти последними. Все, что произошло с Анваром, мы видели собственными глазами.
— Нос, нам сюда, — сказал я и направился к ворам, Нос за мной.
Прошли через полотенце, вытерли ноги. Ко мне подошел Фунт, он был на три головы выше меня, и спросил с любопытством:
— Что, вор?
Глядя на Фунта снизу вверх, я ответил:
— Сидел на малолетке за убийство, бежал, пока был на свободе, воровал. Поймали, добавили три года. Куда же мне еще идти?
— А товарищ твой? — спросил Фунт.
— Такой же, как и я. Вместе сидели, вместе бежали.
— Неплохо, неплохо начали. В натуре говорю. Ладно, оставайтесь, — сказал Фунт. — А что вы еще можете делать?
— Володя Нос на гитаре бацает, я цыганочку с выходом могу.
