Глория Му - Вернуться по следам
Тетя Галя, с усилием разогнувшись, повернулась на голос сына, вытирая тыльной стороной руки пот со лба.
Она была очень красивая, хотя вам, наверное, не понравилась бы. Сейчас ведь модно иметь детей, да? Иметь – в смысле любить… Любить – в смысле… Ну, в общем, вы поняли. Современная красавица должна выглядеть подростком – плоский животик, узкие бедра, долгие, тонкие ноги – чтобы ее поимели. То есть полюбили. Ну, в общем, вы поняли. И если женщина старше пятидесяти килограммов, то она считается бытовым монстром. А в тете Гале были все восемьдесят. Сисястая и крутобедрая, с милыми ямочками на щеках, улыбчивая и синеглазая… Глаза у нее были не голубые, а именно синие, как темный сапфир, такие синие, что издали казались черными.
Тетя Галя подошла к нам, вытирая руки о фартук.
– Дзыга (так родители называли Игорька, это значит «юла»), да ты себе, никак, невесту нашел? – ласково сказала она. – Ой, да какая ж красивенькая девочка! А сарафан у нее какой нарядный! Ну-ка, покажись, Глория!
Я послушно повертелась перед ней, а потом представилась по всей форме:
– Здравствуйте, тетя Галя, очень приятно с вами познакомиться. Мой папа – Генрих Васильевич, а мама – Анна Николаевна, они работают в больнице. Осенью мне будет пять лет. С вашим Игорьком мы уже давно познакомились – позавчера и теперь друзья навеки.
– Ты ж моя умничка, – умилилась тетя Галя, а Игорек снова захвастался:
– Мамо, она все умеет, все! И читать, и считать, и бегать быстро, и не боится совсем ничего, прямо как я! А еще у нее ученая козочка!
– Я знаю, Игореша, слышала про твою подружку, – сказала тетя Галя, прижимая к себе сына, а на меня глядя с некоторым сочувствием.
И тут надо отмотать немного назад и вбок, чтобы объяснить обстоятельства мизансцены.
Сначала о родителях Игорька – тут вполне душераздирающая история.
Они были не местными, а в деревне, как известно, не так-то легко стать своим, там и десять лет можно называться приезжим.
Папа Игорька, дядя Боря, был еще покруче моего – он был цыганом, как уже говорилось, а еще он водил КамАЗ. Мама же Игорька, тетя Галя, никаким цыганом не была, а была она славной и доброй украинской женщиной. Когда она полюбила дядю Борю, все ее родственники восстали против такого союза, но тетя Галя уперлась рогом и вышла-таки замуж за кого хотела. А потом еще сказала дяде Боре: «Коханый, тут нам счастья не будет. Все тут на тебя смотрят как на бандюка и в семью никогда не примут. Так давай отсюда уедем, и пусть на новом месте на нас обох смотрят как на чужих».
Ну и уехали они, и уже лет пять, как жили в этой деревне, и на них «обох смотрели как на чужих».
Любили они друг друга очень. Бывало, подъедет дядя Боря к дому на своем КамАЗе и бибикает, а тетя Галя такой пухлой ланью к нему бежит-бежит, разбрызгивая кирзачами грязь, а дядя Боря откроет дверцу, станет на приступочку, и обнимает тетю Галю, и приговаривает: «Галюся, моя Галюся! Моя царица!» И целует в очи.
Индийское кино просто, если вы понимаете, о чем я.
В общем, жили они долго и счастливо, и я не помню, чтобы у них были проблемы с односельчанами, а вот у Игоря были.
Никто не хотел дружить с мальчишкой, местные дети травили его, как зайца, и дразнили «цыганвой». Он мог бы, конечно, не ходить со двора, но был слишком горд для этого, да и материно тихое упрямство унаследовал в полной мере.
Теперь обо мне, обо мне. Друзей у меня тоже не было, но совсем по другой причине. Я была «баронской дочкой», мой папенька был самым влиятельным и богатым типом в округе, и у меня было все, чего не было у других детей, – книжки, игрушки, даже хомяки. Все. Нет, дети вовсе не отказывались со мной играть, тем более что папенька раза по три в год закатывал детские праздники, на которые собиралась вся деревня.
Мой день рождения отмечался как всенародный праздник, на Новый год меня торжественно выбирали Снегурочкой (не только из-за папы, еще я лучше и громче всех читала стихи), и я помню, как плакала, потому что мне-то хотелось быть Чиполлино, а папа утешал меня и объяснял про «долг перед людьми» и что потом, когда я отчитаю все положенные стихи и мы раздадим подарки (ну, не надо объяснять, кто был Дед Мороз, да?), когда начнется шум и гам, я смогу потихоньку переодеться в Чиполлино, уже для себя.
Нет, мне жилось совсем не плохо; как все любимые и балованные дети, я была доброжелательной и общительной девочкой, меня любили, в общем. Но. Я была не такой, как все, и если это сейчас читает какая-нибудь настоящая красавица, то вот она меня поймет. Знаете, эти красавицы, которые проводят жизнь в одиночестве, потому что «она слишком хороша для меня» и к ним боятся подойти. Тут подлость в том, что это никак не зависит от личных качеств человека, понимаете? Хочешь ты или нет, родился особенным – терпи.
Красавицей я не была ни тогда, ни теперь, но «красавицыной» жизни хлебнула. Не мед.
Да, если кто не красавица и не понял, объясню по-другому.
Как-то папенька привез мне из-за границы детскую железную дорогу. Ну, знаете, такая волшебная игрушка, с совсем настоящими маленькими поездами? Мы собрали ее дня за три, и папа предложил позвать других детей, чтобы повеселее было играть. Ну, позвали. Вы думаете, хоть кто-то в нее играл? Сидели кружком, подсунув под попы ладошки – чтобы руками не трогать удивительные паровозики, – и только восхищенно пускали сопельные пузыри.
Мы уж с папой и так, и эдак – нет, ничего не вышло. Пришлось нам устраивать показательное выступление; мы запускали поезда, поднимали шлагбаумы, разводили мостики, а детишки просто смотрели.
Ну вот. И я была как эта самая железная дорога – что-то вполне хорошее, но «не для нас».
Когда я подросла и меня стали выпускать со двора, ситуация не особенно изменилась. Добавилась еще одна проблема – я была самой умной, а этого не любят. Но я действительно была самой умной (извините) и нашла решение. Кстати, трюк работал потом и в школе, так что рекомендую.
Если к вам подкатывают с наездом «Ты че, самый умный?», надо сразу предлагать в глаз. После ряда жестоких драк меня простили и приняли в общество. Вот такой почему-то закон природы – ты можешь быть самым умным, если при этом ты самое распоследнее хулиганье.
Что еще? Со мной играли, но не дружили. Я придумывала игры, рассказывала байки (и дети часто ждали меня у ворот, чтобы послушать «про Монте-Крысу и того деда, ну расскажи, они прорыли ход, убежали из тюрьмы?») и показывала «цирк».
Мурке очень нравилось «представлять перед публикой» (а вы замечали, что многие животные падки на аплодисменты и внимание?). Коза кланялась, как цирковая лошадь, делала комплимент и с удовольствием плясала, закончив номер. Мишенька тоже много чего умел; любимыми номерами были «разговор» (это когда собака как бы отвечает на вопросы), «бабушка пришла» (пес заворачивался в тряпку и прикидывался спящим) и чехарда (коза и собака перепрыгивали друг через друга).
