Шлифовальщик - Очерки гарнизонной гауптвахты
Нам с Русланом повезло в сегодняшней лотерее. Ноги сами несут к выходу.
Мужичонка оказался с городского кинопроката — организации, которая хранит и развозит фильмы по городским кинотеатрам. Наша с Русланом задача — до конца дня выкопать канаву. В выданном мужичку наряде на работу должна быть проставлена оценка нашей сегодняшней работы. Начгуб любит говорить, что его рабы, извиняюсь, заключённые работают только на круглые «пятёрки». За оценку «четыре» он добавляет трое суток, за «тройку» — пятеро, за «двойку» — десять. В наших интересах быть сегодня отличниками по копанию канав.
Комендантская машина привозит нас на место. Нас охраняет вооружённый автоматом выводной. Мужичонка отпускает конвоира.
— Не сбегут, — утверждает он, указывая на нас.
В этом он прав. Это для солдат-срочников необходим конвой при работах. Солдат может сбежать. Курсант же не сбежит: он пришёл в армию по доброй воле.
— Поэтому я всегда выбираю курсантов, — скалится мужичонка. — Проблем меньше.
Мы копаем канаву с двумя гражданскими мужиками бомжеватого вида. Наш вид тоже не лучше — головные уборы и ремни нам не выдали, поэтому мы сами напоминаем бомжей. Копать тяжело: постоянно попадаются камни и корни. Через час работы Руслан взбунтовался:
— Пошли они все нахрен! — высказался он и швырнул лопату. — Я не раб!
Я испугался. Наряд у нас на двоих. Поставит работодатель за нашу работу «двойку», и придётся сидеть на нарах до середины мая. Не вовремя у напарника проснулось свободолюбие, ох, не вовремя! Поэтому я отвожу Руслана в сторону и пытаюсь надавить на совесть:
— Руслан, ты ведь меня тоже подставляешь! Мне десять суток лишние не нужны. У нас на двоих наряд!
Но напарник упирается. Видя, что его не переубедить, я начинаю усиленно искать выход из неприятной ситуации. Я подхожу к мужикам.
— Один хрен, до вечера с канавой не управимся, — равнодушно говорит один из копателей. — Тут до хрена работы!
— Хозяин велел до вечера выкопать, — возражаю я, вспоминая приказ работодателя.
— Это он так, чтобы вы не филонили! — смеётся мужик.
— Работать неохота? — сочувствует второй, судя по наколкам на руках, недавно отсидевший.
— Конечно! У вас работа измеряется в рублях, а у нас в сутках, — вспоминаю я бессмертный фильм.
Наколотый понимающе кивает. Видно, что ему понятны наши «зековские» проблемы.
— Пузырь поставишь, прикроем, — предлагает он. — Без базара!
Я возвращаюсь к Руслану и рассказываю о сделке.
— Что толку, — горестно качает головой впавший в депрессию курсант. — Бабок нет один хрен.
У нас нет денег, это верно. Даже если бы и были, всё равно бы не взяли их с собой на губу. Я возвращаюсь к мужикам:
— Не обещаю, но мы постараемся достать флакон.
Мужики верят обещанию и начинают буравить почву с удвоенной силой. Моё невыполнимое обещание оттянет время, но что делать дальше, я не знаю. Голова усиленно работает, решая задачу, где раздобыть флакон, но ничего не придумывается.
Мы оттягиваем время до обеда. Перед обедом появляется наш работодатель. Он смеривает глазами вскопанное и качает головой. Я развожу руками и пускаюсь в пространные объяснения, что земля, дескать, плохая, одни камни да корни. Рабовладелец слушает вполуха, затем объявляет перерыв на обед и нехотя выдаёт нам с Русланом талоны на питание.
Талоны можно отоварить в ближайшем ПТУ. Мы идём в столовую. Там как раз большой перерыв, и мы обедаем в толпе пэтэушников, которые с любопытством косятся на нас. Вопросов, правда, не задают. Наверное, они уже не раз видели нашего брата заключённого: у работодателя, видать, дорожка на гауптвахту протоптана давно.
Не часто удаётся поесть нормальной пищи. Армейская еда почему-то всегда невкусная, как будто армейских поваров специально обучают портить продукты. А тут первый раз за длительное время мы едим вкусный борщ, отличное пюре с котлетой, пьём сладкий компот.
До обеда я попытался обменять талоны на наличные в столовской кассе, но кассирша наотрез отказалась. Поэтому талоны мы проедаем. Проблема с флаконом остаётся пока нерешённой.
После сытного обеда мы с Русланом выходим на улицу и медленно (до конца обеда ещё полчаса) бредём к кинопрокату под любопытными взглядами прохожих. Мы проходим мимо городской мечети, где как раз начался намаз. Раздаётся заунывное «алла-бесмилла-ильрахман» муэдзина, возле ворот мечети сидит несколько нищих. Я гляжу на нищих, и мне в голову приходит великолепная идея.
— Слушай, Руслан, садись тоже возле ворот. На флакон насшибаем денег.
Напарник смотрит на меня дикими глазами.
— Попрошайничать?!
— Чувство достоинства не позволяет? — возмущаюсь я. — По-моему, в нашем положении думать о достоинстве глупо.
— А почему я? — сопротивляется Руслан.
— У тебя рожа татарская.
— У тебя тоже татарская, — не сдаётся вредный напарник. — На себя в зеркало давно смотрел?
— Твоя татаристее моей. Я — просто чернявый, а у тебя ещё и скулы лопатой, — убеждаю я, становясь похожим на нациста, оценивающего полноценность человека путём измерения черепа линейкой.
— А если спросят, почему я попрошайничаю?
— Скажешь, что убежал от дедовщины и злых командиров. У нас народ сердобольный, жалостливый.
Худой Руслан с наголо стриженой головой и в мятой форме, в самом деле, имел такой жалкий забитый вид, что, по моим расчётам, ему немедленно должны набросать целую кучу денег.
Мы немного попрепирались. В конце концов мне удалось его убедить. Мы завернули за угол, привели форму Руслана в ещё более нищий вид, и страдалец отправился к мечети.
Стриженый Руслан, сидящий у ворот в позе «лотоса», напоминал пленного башкира из пугачёвского войска, ожидающего казни. Я, стоя за углом, умирал со смеху, глядя, как попрошайничает мой напарник. Посетителей в мечети было прилично: наверное, был какой-нибудь мусульманский праздник. С удовольствием я наблюдал, как кучка денег возле ног Руслана постепенно росла.
К концу обеда Руслану удалось насшибать достаточную сумму. Мы понеслись к ближайшему ларьку, где купили бутылку «Абсолюта» (в те времена водка продавалась в ларьках и была зачастую палёная, но нашим «коллегам» было пить всякую гадость не впервой) и на сдачу два «Сникерса», которые тут же сожрали. Любому военному известна дикая тоска по сладкому, которого в армейском рационе практически нет.
«Абсолют» бомжам мы благоразумно не вручили, пообещав отдать водку по окончании работ. «Коллеги», узрев пойло, заработали как два хороших экскаватора. Мы с Русланом отправились в местный кинозал, в котором сотрудниками кинопроката просматривались фильмы перед отправкой в кинотеатры. До конца рабочего дня мы успели посмотреть пару каких-то тупых американских боевика.
В конце дня «Абсолют» был торжественно вручён «коллегам». Работодателю бомжи сказали, что мы с Русланом работали не покладая рук, без перекуров и перерывов. В наряде рабовладелец, видимо, довольный дневной канавной выработкой, поставил желанную «пятёрку». Он велел нам отправляться на губу своим ходом, пообещав, что позвонит Абдрахманову и скажет, чтобы машину за нами не присылали.
— Если бы вы были солдатами, я бы вас не отпустил, — подчеркнул он, отдавая подписанный наряд.
Довольные, мы отправились пешком к Красным казармам. По дороге с нами случилось одно не очень приятное происшествие. Переходя через центральный проспект города, мы нарвались на патруль. В патруле обычно один офицер и два курсанта. Если бы офицер был наш, училищный, проблем бы не было. Но мы успели разглядеть, что курсанты наши, а офицер — старший лейтенант — с голубыми погонами, ватухан.
— Стоять! — закричал старлей, и патруль помчался за нами.
Курсанты разглядели, что мы — свои, чернопогонники, поэтому преследовали нас вяло. Зато старлей нёсся за нами как сайгак. Застарелое соперничество между родами войск заставляло его преследовать нас до посинения. Это ведь так здорово: поймать нарушителей из другого училища, тем самым выполнив план по поимке. За своими ватуханами он бы не стал так бежать.
Наш внешний вид, в самом деле, оставлял желать лучшего. Без головных уборов и ремней, в мятой форме, мы бросали вызов всем воинским уставам, вместе взятым. Хоть в том не было нашей вины, что мы оказались в центре города в таком затрапезном виде, мы всё равно удирали от патрульных. Ведь в армии наказывают за то, что попался. Если бы нас поймали, начгуб, за то что попались, влупил бы нам дополнительных суток от души. И сидеть бы нам с Русланом до конца света на проклятой киче.
Последний раз я убегал от патруля год назад, когда ходил без увольняшки на переговорный пункт. Выходя из дверей я нос к носу столкнулся с ватуханским патрулём. Гнали они меня тогда долго, кварталов пять-шесть. Но мне удалось оторваться.
