Кока Феникс - Люсипаф
— Конечно! — обрадовался такому повороту Пафнутий. — Я уже все устроил. Позавтракаем и поедем. Натощак нельзя.
— А хде хучь она у меня, Вадичка висит, проклятая? — с последней надеждой еще спросила тетя.
— Как у всех — на позвоночнике, только глубоко внизу, почти у попы, так что тащить долго придется. Ее через голову снимают.
— Так я и знала, — потеряв последнюю надежду железно отчеканила тетя.
«Значит не лажанул. Значит точно есть, родимая! То есть проклятая! Значит, Влад, вперед! Еще посмотрим, кто кого!» — сражался неизвестно с кем Пафнутий.
— Пойдем, тетя, пойдем. Умоешься, позавтракаем и поедем. Люси уже чаек заварила, — и он помог тете приподняться и проводил ее в ванную.
Люси как увидела, проходившую мимо тетю, чуть ли не зажмурилась от радости — такая произошла перемена в ней за ночь, просто другой человек: больной, спокойный, безнадежный.
«Вот так-так!» — подумала, гордо поднимая голову, Люси, а Пафнутию послала такой взгляд победительницы, что тот не знал, куда ему теперь двинуться: в ванную ли, на кухню или сразу под землю.
— А, шо я тебе ховорила?! — подскочила к мужу Люси. — Вишь, какая она больная, идти даже не может.
Тетя же, закрыв дверь в туалет, пустила горяченькой водички и, охватив стоявший на раковине стакан со следами напомаженных губ свояченницы, приложила его донышком вплотную к двери, а к отверстию припала ухом, и превратилась в слух.
На кухне шептались, но конкретно разобрать нельзя было ни слова. Люси что-то шипела, Вадичка дакал. «Проклятая вода!» — сообразила тетя и закрыла кран. Но на кухне все уж было разрешено, и зазвенела посуда. Тетя Пальмира вяло оторвалась от слухового оконца и начала тщательно намыливать лицо и голову. А в пояснице все тянуло и звало: «Книзу, книзу!»
* * *
Маргинальный Морг расставил перед собой фотографии и начал беседу. Темой сегодня он избрал свое грядущее выздоровление.
— Что, грядет мое выздоровление? — обратился он сначала к перекошенному лицу черно-белой загибающейся по краям Люси.
— Захибай, Люси, не захибай, куды тут денесси… Нет-нет, Владик, я уж как-нибудь на своих двоих выберусь. Верю, верю — аура зеленая, на позвоночнике висит, да теперь уж все равно к выздоровлению.
Маргинальный Морг закатил вдруг глаза, зажал нос и спустя секунду взорвался. Из ушей, изо рта, из глаз полетели бесчисленные пузырьки и лопались весело и громко вокруг умственного центра Маргинального Морга.
— Подтверждаю! — утирая слезы, с удовольствием проговорил Маргинальный Морг.
— Спасибо, Дима, спасибо, о-ох! Зигфрид стоял посреди степи, глядя в лицо беспредельному простору северного сияния, и ловил все отблески неба в свои раскосые карие очи.
— Всем спасибо. А где же вы? Люси, Владик, Фока, Юра, где вы? А-а, я вас повалил… — Маргинальный Морг принялся расставлять упавших и отлетевших на безопасное расстояние собеседников. — Взрывная волна взорвалась и связь оборвалась. Взрыв на я, взрыв на ты, вол дай… — закапывался в работе над словом Маргинальный Морг.
Фефела в летней маечке улыбался, стоя на водонапорной башне, обтрепываемый со всех сторон ветром. Маргинальный Морг поклонился:
— Чаю, может быть? Нет? Ну, на нет и суда нет… Пафнутий, обняв гитару, как недоеденную баранью ногу, хохотал прямо в объектив, а глаза глядели будто бы в обратную сторону, то есть на его же собственное изображение.
— Владик, ты что? Я сегодня, правда, не готов… Опять ты ничего слушать не хочешь, — вздохнул тяжело Маргинальный Морг.
— Ну а ты, Люси? Что же тебя перекосило-то всю? Ты ж радоваться должна…
Люси загибалась по углам прямо на глазах. — Что за черт! — Маргинальный Морг взял Люси и, положив в книгу, захлопнул ее внутри. Руками он почувствовал, как Люси там в глубине, под корешками обложки, между сотен листов разгладилась, выпрямилась и перестала рожиться. Не сразу, конечно, но процесс пошел.
— Ты, Фокочка, — ласково продолжал, потирая здоровое колено Маргинальный Морг.
Лопоухий не любил фотографироваться, и принес Маргинальному Моргу свою детскую фотографию. И хотя лицом он ничуть не походил на сфотографированного ребенка, сомнений это фото в подлинности ни у кого бы не вызвало. На бельевой веревке среди сотен дырявых подштанников и маек раскачивался, пришпиленный за уши карапуз и орал, что было сил.
«Кто тебя так?» — спросил, помниться, у Лопоухого Маргинальный Морг, когда тот принес ему фото.
«Да, прадед», — неохотно ответил Лопоухий. — «Говорит, что самого главного на всех моих изображениях и не видать. А ты, — говорит, — через свои уши всемирно известным сделаешься, как Рентген. Повесил и снял. А его потом самого пранцы живьем съели прямо в Рентгенном аппарате. Открывают аппарат, а деда нет. Даже пуговички не нашел!»
Маргинальный Морг так расчувствовался, глядя на эту фотографию, что даже ухватил палочку и пристукнул ею убегавшую каракатицу, ну, что в ваннах обычно живут, а тут она у постели Маргинального Морга гуляла и угодила, белая, под резиновый сапожок костыля. Что ж…
— Смеюсь я, смеюсь, Юра, — разглядывал мясо ванной каракатицы Маргинальный Морг, переворачивая труп палочкой, как в лесу на прогулке, около муравейника, скажем. — Да, так и не досмеюсь вот все!
Подруга, скрестив обе руки пониже пояса, вытягивалась во весь свой хрупкий скелетик и делала ротиком «О». Выходило, действительно, по-женски. Никаких претензий.
Женечкиной фотографии у Маргинального Морга не было. В принципе она уже была у него, но Подруга прокралась то ли ночью, то ли как и… любовь творит чудеса!
Маргинальный Морг кончил свою речь, убрал руку со здорового колена, палочку засунул под подушку, и, зевнув сладко и глубоко, отошел ко сну.
А в это время в двери к Маргинальному Моргу стучался сон. Он снежной каракатицей несся по Тирольским Альпам на крепких стеклянных лыжах, и пылища завивалась за ним столбами Геракла. Сонная синева Средиземного морского бассейна рассеивалась, и Маргинальная каракатица вылетела в альпийское голубое небо, как фонтан из китовой дырки. Дышало теплое солнце и прыгали оголтелые зайчики, ослепляя и веселя. Маргинальный Морг отцепил стеклянные гири и совершенно спокойно, как Заратустра, начал подниматься вверх. В это время сон хлопнул дверью и, уходя, поднял Маргинального Морга чуть ли не на ноги. Маргинальный Морг сунул быстро руку под голову.
— Фу-у! — вырвалось у него. Палка была на месте. — У-ф-ф! — запыхтел Маргинальный Морг и начал приподыматься. А вокруг, приготовившись слушать лихие похождения Маргинального Морга, раскинулся фотографический бивуак.
* * *
Когда тетя вышла от целителей, она почувствовала необыкновенную легкость и весну. Снег еще кувыркался маленечко в воздухе, но сапоги уже вовсю набухли от просочившейся внутрь воды, да к тому же и синицы дрались из-за сухарика прямо под ногами. И тетя сразу захотела поделиться своей радостью со всем миром. Но кто ей мир? Конечно, Шурюпинское — пусть с непролазной грязью, с невероятной вонью, но родною, к тому же и она там со своей историей, как снег на голову.
— Я, Вадичка, уже поеду теперь. После такого оправиться надо, да и воздух здесь не тот, шо у нас. Машины, заводы, людей только и тех шесть миллионов.
— Правильно, это правильно, — понимающе кивала Люси. А неуспевшему опомниться от процедуры Пафнутию, Люси уже приказывала:
— Ты сейчас поедь, Влад, на вокзал и купи тете самый лучший купэйный, да на скорый какой-нибудь, ростовский. Да, тетя Пальмира?
— Правильно, Люсенька. Вадичка, помохи уж мне до конца, если начал… Я тебе так блаходарна! — по щеке тети скользнула слезинка.
— Конечно, тетя! — чуть не закричал Пафнутий, посмотрел на часы, и зашагал в метро.
Вечером Пафнутий и Люси посадили тетю Пальмиру в сидячий вагон, останавливающегося чуть ли не у каждого встречного и поперечного столба поезда, сделали тете ручкой, и счастливые по различным причинам вернулись на свое теплое и скрипящее ложе Гефеста.
* * *
— А вот и я, Юра! — как будто неся исцеление Маргинальному Моргу воскликнула бодро с порога Люси.
Маргинальный Морг повернулся в ее сторону и с ужасом смотрел, как десятки бесов вваливаются, давя один другого, с бранью, визгом, хихиканьем с лестничной площадки в открытую дверь его квартиры. Он подпрыгнул на лежаке, и, замахав руками, заторопил Люси:
— Закрывай, закрывай скорее дверь! — Юра! — начала Люси и не думая этого делать. — Как у тебя смердит! Пусть хоть проветрится. Шо у тебя здесь хниет, хде?
Люси демонстративно распахнула дверь. Вся лестница, насколько хватало глаз Маргинального Морга, кишела бесами.
— Закрой дверь, Люси, я тебя молю! — неожиданно захныкал Маргинальный Морг.
— Ну хорошо, хорошо! — Люси подошла и хлопнула дверью, угодив прямо по морде лезшего сверху образовавшейся пробки, дюжего беса. — Тогда открою окно!
