Роман Грачев - Вокзал для одного. Волшебству конец
Совсем иное – нынешние дети, искушенные, избалованные, не ведающие проблем со связью и развлечениями. Им все по плечу. Они, конечно, боятся тех же вещей, каких боялись и мы, но вооружены они несоизмеримо лучше: психологи, курсы, тренинги, клубы. Один клик – и весь мир в кармане.
Я слушал прыщавую девушку на железнодорожном вокзале и думал: если уж это продвинутое поколение провалится по жизни, как наше, перестроечное, тогда совсем туши свет. И еще я думал, что, кажется, совсем старею, если уж потянуло на подобные стенания.
– Да, всё так, – продолжала разговор девчонка, – ты совершенно прав в том, что можешь самостоятельно строить свою жизнь. Конечно, имеешь право, и я последняя, кто скажет тебе хоть слово против… но мне бы хотелось тоже рассчитывать…
Пауза. Она оставила в покое свою сумочку и теперь смотрела на нее уже обреченно, словно внутри осталось что-то очень дорогое, но ставшее теперь недосягаемым.
– Ну как это «на что рассчитывать»! На то, что меня не будут шпынять как котенка, а это так и происходило все последние месяцы, думаю, ты не станешь с этим спорить… Что? Ты не видел?… Ну, конечно, не видел, ты же все время занят!
Пауза. Я заметил, как в уголках глаз ее появились слезинки. Точнее, не слезинки, а первая робкая влага. Если девочке удастся удержать взятый темп, на что я искренне надеялся, то бурного потока не последует. Держись, моя хорошая, не сдавайся этому сукиному сыну, что бы там между вами ни происходило.
– То есть ты мне не веришь, да? Скажи мне по буквам: «Ми-ла-я, я те-бе не-ве-рю». Если это так, то будем решать проблему иначе… Но напоследок я тебе все-таки еще раз скажу, что ничего такого между нами не произошло. Я была умницей и в тот вечер, как ты меня и просил. Я всегда веду себя хорошо и достойно, я всегда умница, потому что я твоя дочь, в конце концов, и ты меня воспитал так, как хотел. И послушай меня еще раз, пожалуйста, не отмахивайся: мое терпение на исходе, и вполне вероятно может случиться так, что мы не сможем с этой женщиной находиться в одной квартире одновременно. Кому-то из нас придется собрать вещи и уйти. Ты хочешь, чтобы это была я?
Пауза. Она, закусив губы, выслушивала ответ, а в моей голове мир, доселе такой стройный и понятный, как три пальца, сложенные в кукиш, начал расползаться. Увы, внешность обманчива, и эта девочка – любящая дочка, эгоистка, не готовая делить папу с новой женщиной. Одна из глав житейской хрестоматии.
Впрочем, уже следующая часть монолога опровергла и эту мысль:
– Пап, я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты был счастлив. Ты же знаешь это не хуже меня. И только по этой причине я говорю тебе: она лицемерит. В этом нет ни мести, ни желания ее выжить из нашего дома, и я молчала очень долго, пап… надеялась, что мне показалось… но она действительно не уважает тебя, не уважает нас… папочка, милый…
Кажется, она слегка задохнулась или всхлипнула, я не смог точно разобрать, потому что девушка повернулась ко мне боком. Если до сих пор ее не смущало присутствие посторонних людей, то сейчас она, кажется смекнула, что разговор с отцом становится достоянием общественности. Но отступать некуда, к тому же у нее есть как минимум один страстный болельщик.
– Папочка… мне не нужно ничего невероятного, я хочу, чтобы у нас с тобой было все в порядке. Чтобы ты был спокоен и счастлив, а уж я как-нибудь переживу… у меня все нормально, не волнуйся, пап. В школе все хорошо, все контрольные написала хорошо, ни одной «тройки», так что на каникулы я ухожу со спокойной совестью. Ты когда приедешь, пап?.. А успеешь? Я просто не знаю, куда здесь податься, я не могу с ней в одной квартире, у меня все внутри бунтует… она какие-то странные звонки телефонные делает, друзья какие-то… хорошо, пап, ладно, я поняла, больше не буду… ты только приезжай скорее, на месте быстрее вдвоем разберемся…
Она помолчала. Я отчетливо услышал всхлипы. Так и есть, последний бастион пал, но надо отдать должное – сражалась девочка достойно. Кто бы ни была ее мачеха и чем бы она ни провинилась, ее следовало гнать из квартиры поганой метлой. Я прямо сейчас готов этим заняться, юная леди, пока ваш отец в командировке.
– Ладно, пап, я на вокзале, здесь много народу… провожала девчонок на соревнования… у нас в группе отобрали трех человек… Ну, я не попала, но это не страшно, поеду весной, наверстаю… Ты главное не забывай пить таблетки, хорошо? Я тебе положила во внутренний кармашек чемодана, обязательно пей. И обедай хорошо, не перекусывай на ходу, ладно? За меня не волнуйся, да… все будет хорошо, я потерплю… да, приезжай только поскорее. Ты же не останешься там на Новый год?.. Ну, хорошо, все, папочка, пока. Целую тебя… ага, пока!
Рука с телефоном опустилась. Девушка вновь повернулась ко мне. Я едва успел скосить глаза в сторону, но маневр не удался. Боковым зрением я заметил, что она смотрит на меня, ожидая визуального контакта.
Я посмотрел ей в глаза. В них стояли слезы.
– Извините, – сказала девушка. – Я, наверно, очень громко разговаривала.
– Ничего, – выдавил я. Других слов не нашлось. Кто я, собственно, такой, чтобы говорить какие-то слова? Случайный свидетель, не более. Однако странное чувство овладело мной. Не скажу, что незнакомое, но – неожиданное. Мне стало стыдно перед этой девочкой, будто я – тот самый непонятливый папа, оставивший ребенка один на один с проблемой, решить которую она не в состоянии в силу возраста и недостаточности опыта. Хоть и хватка у девочки – дай Бог иному взрослому.
Я покраснел. Отвел глаза, стал смотреть на гигантское табло с расписанием поездов, висевшее над широкой лестницей, ведущей к нам на второй этаж. Пробежался сверху вниз по списку. Ни одного поезда ни из Адлера, ни в Адлер. Как все запущено…
Где-то мой сынуля сейчас? Думает ли обо мне? Нуждается ли в совете? Не припомню ни одного нашего с ним разговора, где бы он от всего своего маленького сердца пожелал мне хорошо выспаться или вовремя покушать. Все как-то дежурно, для галочки и под неизменный аккомпанемент маминых инструкций, звучащих на заднем плане. Не припомню, чтобы хоть раз довелось услышать сольное выступление мальчишки. Чем он занимается? О чем думает ночами (кроме одного известного дела, очень популярного у подростков его возраста)? Ходит ли в какую-нибудь секцию? Ничего о нем не знаю, к стыду своему.
«Второй папа», правда, у него пока не завелся, хотя я не могу этого знать наверняка. Может, кандидаты какие-то и появляются на горизонте, но сейчас мне вот что интересно: пойдет ли мой сынуля за советом ко мне, когда рядом, на расстоянии вытянутой руки, есть адекватный мужик (я очень надеюсь, что адекватный, потому что всей душой желаю Верке счастья, она его вполне заслужила; уверен, что и она желает мне того же, несмотря на все плохое, что между нами было и что разрушило наш внешне благополучный брак)?
Нет ответа. Мой мальчик не подпускает меня так близко, чтобы попытаться его понять.
Девушка, между тем, присела в кресло, открыла, наконец, свою неподдающуюся сумочку, вытащила косметичку, стала приводить в порядок личико. Я наблюдал за ней украдкой, отмечая, что и она старается не выпускать меня из виду. Мне бы, по-хорошему, встать и уйти, чтобы не смущать ее, но я сижу. Не могу сдвинуться с места.
Девушка все время вздыхала. Опускала и поднимала зеркальце, посылая в мою сторону солнечных зайчиков. Глядела по сторонам. Кажется, хотела что-то спросить или ждала моей реплики. У меня от волнения похолодели пальцы.
Я повернулся. Выдавил вопрос раньше, чем успел задуматься о его уместности:
– С вами все в порядке?
Девушка выглядела уставшей. Пожала плечиками. Я подумал, что лет через пять-десять она будет невероятно красива и сведет с ума не одного мужчину, причем не только внешностью, но и «внутренностью».
– Не знаю, – сказала она. – Но неважно.
Я двинул бровями: дескать, спорить не буду.
Она убрала косметичку в сумочку. Застегнула куртку. Поднялась. Мне отчего-то стало жаль с ней расставаться, хотя «знакомство» наше едва ли продолжалось десять минут.
Прежде чем уйти, она задержалась. Взглянула на меня. В этот короткий миг мы оба почувствовали сопричастность. Во всяком случае, я – почувствовал.
И она подтвердила мои домыслы.
– До свидания, – сказала девушка. Дождавшись моего ответного кивка, направилась к лестнице.
«Удачи, юная леди», – подумал я.
Безотцовщина. Безматерщина. Бич нашего времени. Впрочем, только ли нашего? Можно подумать, у отцов и дедов дела на семейных фронтах складывались лучше. Где ни копни – разводы, вторые-третьи браки, вечный неразрешаемый конфликт. Настоящая жизнь, а не рекламный ролик куриного бульонного кубика, избавляющего большую дружную семью от голода. Что значат эти телевизионные семейные ценности? Белозубые улыбки, кислотные цвета, макияж и эффектно падающее в кипящую кастрюлю семейное счастье размером три на четыре сантиметра… картонные декорации.
