Филип Сингтон - Зоино золото
Это она любила больше всего: видеть, как родители улыбаются, знать, что они гордятся ею, несмотря на то, что их так подолгу не бывает дома.
На неделе она почти не видела их. Казалось, они живут в другом мире. Но на этих балах, наслаждаясь аплодисментами блестящего круга, она ощущала, что брешь заполняется. Одобрительные улыбки говорили ей, что однажды она удачно выйдет замуж, а это очень важно, и даст жизнь сыновьям.
В Петербурге ей приходилось наряжаться, просто чтобы выйти на улицу. Она наденет пелерину и шляпку и высокие ботинки и отправится за своей гувернанткой мадемуазель Элен по гранитным набережным, мимо посольств и особняков аристократии с их строгими европейскими фасадами. Иногда мать отправлялась на прогулку вместе с ними, но даже тогда Зоя должна была идти позади, рядом с гувернанткой.
Она помнила, как старалась подойти поближе, чтобы рукав матери коснулся ее щеки.
В доме Вовы она могла не беспокоиться о том, что подумают родители. Она могла делать все что угодно. И здесь всегда было чем заняться. Повсюду гуляли животные: пони, овцы и ягнята, свора терьеров, ходившая по пятам за Матильдой, и даже домашние поросята, привезенные с севера Англии. Несколько раз в неделю устраивались музыкальные вечера и театральные представления. Дом всегда был полон танцоров, музыкантов и придворных, наезжавших из летней резиденции императора в Петергофе. Они были очень милы с Вовой и его юными друзьями и считали свои долгом участвовать в любых затеянных ими играх и конкурсах и вовлекать детей в разговор. Год больших маневров. Великий князь Сергей, который был не только дядей царя, но и генерал-инспектором артиллерии, на целый день отложил разработку военных планов, чтобы устроить для детей игру в саду. Он помогал им строить деревянную крепость посреди декоративного озера — подобно польским крепостям, она остановит немцев, сказал он — и две батареи катапульт, которые стреляли теннисными мячиками.
А однажды объявили, что в гости ожидается Григорий Распутин в сопровождении Анны Вырубовой, фрейлины императрицы, и членов ее кружка. Вова уже видел Распутина и отзывался о нем исключительно как о «вонючем попе». Он никогда не моется, утверждал мальчик, а борода и волосы у него спутались от грязи и стали жесткими, как кокосовый орех. День выдался странный. Никто не играл в саду. Многие завсегдатаи дворца Кшесинской остались сегодня дома, а те, что все же приехали, вели себя крайне тихо, словно опасаясь привлекать внимание. Большую часть вечера Распутин провел в гостиной в окружении своей свиты и почти ничего не говорил. Когда Зоя наконец собралась с духом, чтобы представиться, он уставился на нее и осмотрел с головы до ног прозрачными насмешливыми глазами. Он спросил, как ее зовут и кто ее отец, но Матильда, которой он адресовал эти вопросы, замялась и сменила тему. И тогда Зоя задумалась: если истории о мистической силе Распутина правдивы, то, похоже, опасно уже даже то, что он просто знает твое имя.
Сам царь никогда не приезжал, и все знали, почему. В юности Николай был влюблен в Матильду, но ему пришлось разорвать эту связь после помолвки с будущей императрицей. Он не появлялся в доме Кшесинской из уважения к супруге. В школе болтали, что это царь построил особняк Кшесинской в Петербурге и существует тайный подземный ход, соединяющий его с Зимним дворцом, — однако Вова слухи яростно отрицал. Никакого хода нет, сказал он, и в любом случае, мать купила дом на деньги, заработанные в Мариинском театре.
Если царь больше и не любил Кшесинскую, то о великих князьях этого сказать было нельзя. Дня не проходило без визита одного из них. Великий князь Сергей, как говорили, построил ей дачу в Стрельне, но Зое казалось, что Матильда больше любит великого князя Андрея. Она всегда высматривала его в полных гостей залах. А когда находилась с ним рядом, улыбки ее словно становились теплее.
Взрослые, бывавшие в доме, никогда не говорили об этом, по крайней мере в присутствии Зои, но девочка знала, что всем ужасно интересно. Когда бы балерина ни вставала, чтобы потанцевать или пособирать грибы-ягоды в приусадебном парке, все головы поворачивались, чтобы взглянуть, на чью руку она обопрется. Когда Зоя возвращалась домой, мать всегда спрашивала ее об этом, хотя и не напрямик. Какой великий князь был? Как они провели время? И так далее. Лишь много лет спустя мать открыла Зое тайну: оказывается, великий князь Андрей был отцом Вовы.
О некоторых вещах, происходивших в Стрельне, Зоя никому не рассказывала. Некоторые чувства она просто не могла облечь в слова. Как в тот раз, когда юный партнер Матильды по танцам Пьер играл с ними в войну. Теннисный мячик попал ему в грудь, и он устроил потрясающее представление, сделал вид, что ранен, рухнул на траву и вдруг запел, подобно герою трагической оперы. Зоя в тот день была сестрой милосердия. Битва кипела, Вова шел в атаку по дамбе, а она опустилась на колени рядом с раненым и промокнула его чело носовым платком. Он издал тихий стон, глаза его все еще были закрыты, потом жалостно закашлялся. Зоя рассмеялась и расстегнула ему воротничок. Отвороты рубашки разошлись, обнажив треугольник гладкой белой кожи.
— Вы умерли? — спросила она. Но Пьер не отвечал.
Она секунду смотрела на него, потом, не раздумывая, сунула руку ему под рубашку и приложила ладонь к сердцу.
Увидев, что он открыл глаза, Зоя отпрянула.
Он схватил ее за руку.
— Разве ты не знаешь, прекрасная принцесса, — прошептал он, — что лишь поцелуй может меня спасти?
Он снова откинулся на траву, руки его безвольно упали вдоль тела.
На комоде в спальне Матильды Кшесинской стояла маленькая мраморная копия «Поцелуя» Родена. Зоя увидела ее однажды утром, когда горничные прибирались в комнате. Одна из девушек хихикнула, обмахнув статуэтку метелкой. Той же ночью, когда ужин был в самом разгаре, Зоя прокралась наверх с лампой. Двое обнаженных влюбленных. Она провела пальцами по их совершенным формам.
Сейчас она сидела неподвижно, затаив дыхание, и не знала, что делать, не знала даже, что она хотела бы сделать.
Рот Пьера был приоткрыт. За губами мелькнули белые зубы. Внутри Зои закипало что-то хмельное и опасное.
А потом она наклонилась к нему, и сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди. Лоб юноши был влажным. Кожа вдоль линии волос блестела. От Пьера исходил едва уловимый сладкий аромат миндаля. Его дыхание опалило щеку Зои, она закрыла глаза.
Только поцелуй может меня спасти.
Она почувствовала его губы прежде, чем коснулась их.
— Попалась!
Он засмеялся и схватил ее за талию, потом опрокинул на спину, Зоя завизжала, юноша вскочил на ноги.
— Спасен! Спасен! — крикнул он и побежал к сражающимся, оставив ее распростертой лежать на земле.
Она помнила, как смотрела ему вслед, поднося пальцы к губам. Она знала, что ей должно быть стыдно, но, как ни странно, ничего подобного она не ощущала.
У самого берега Пьер обернулся и улыбнулся ей.
Пьер был двадцатитрехлетним красавчиком. Женщины разглядывали его, когда он танцевал, и веера их трепетали, как крылья бабочек, в душном вечернем воздухе. Но он был не единственным интересным юношей, посещавшим усадьбу. Стеснительный скрипач по имени Антон, мальчик не старше семнадцати, раз в неделю играл в струнном оркестре. Со старшими родственниками приезжали кадеты в щегольской темно-синей форме. И еще тот мальчик, что присматривал за танцующими обезьянками Владимира Дурова. Он был небольшого росточка, с щелью между передними зубами, в которую вполне можно было просунуть палец. Но обезьяны, похоже, считали его самой настоящей ходячей кладовой, и ничего смешнее Зоя в жизни не видела. Они карабкались на него и обыскивали многочисленные карманы в поисках орехов без всякого уважения к этикету. Пуговицы не были помехой для их ловких пальцев, а как-то раз им даже удалось расстегнуть ему подтяжки, в результате чего, к вящей радости присутствующих, паренек остался без штанов.
Вскоре Зоя начала замечать, как мужчины смотрят на нее, как молодые краснеют, а те, что постарше, улыбаются, когда она поднимает глаза. Иногда она гадала, почему же они ничего не говорят, раз находят ее привлекательной. А если все-таки говорят, то почему на такие нейтральные темы, как погода, школьные дела или здоровье ее родственников.
Как-то раз, стоя перед большим зеркалом, она неожиданно поняла, что им достаточно просто смотреть, чтобы узнать все, что нужно. Они видят, что у нее внутри, все ее думы и чувства, которые она изо всех сил старается скрыть. Мысль о том, что созерцание открывает путь к столь обширному знанию, и возбуждала, и пугала ее.
Она протянула руку и коснулась своего отражения, закрыв ему лицо.
5
Стокгольм, февраль 2000 г.
