Вера Афанасьева - Конец света. Русский вариант
Говорили, что попавшие в тележку исчезали навсегда, и число их так сильно росло, что просто диву можно было даться прыткости и трудолюбию ночных медиков. Обнаружить же непонятные их действия помогли бдительные граждане, выгуливающие по ночам родных собак, и другие не менее бдительные граждане, просто околачивающиеся на своих балконах, покуривающие, поплевывающие и посматривающие на луну. Все эти достойные граждане и описали в подробностях внешность негодяев.
Собаки любых пород, размеров и мастей парочку боялись, тихо рычали, прижимали уши, прятали хвост и норовили увести любопытствующих хозяев с места происшествия в безопасные квартиры. Парочка же никакого внимания не обращала ни на трусливых собак, ни на их смелых хозяев, ни на тех, кто прохлаждался на балконах-лоджиях, действовала слаженно и целенаправленно и ни разу не встретила ни малейшего сопротивления.
Противоправные действия парочки не могли не заинтересовать власти и компетентные органы, и они заинтересовались, но так и не смогли удовлетворить свой вполне естественный интерес. Попытки же определить, кого именно и почему забрала поганая двоица, позволили утверждать, что исчезали люди разные, но только те, кто давно уже ничего не ждал от жизни, считал ее наискучнейшей штукой и основную радость существования находил в питии крепких, очень крепких и запредельно крепких напитков.
Это дало вполне разумную версию, что медсестра с санитаром служат в вытрезвителе, туда же и увозят гуляк. Однако немедленная ревизия всех этих совсем недавно возрожденных, но от этого ничуть не менее полезных заведений, а заодно – больниц и моргов, хотя и позволила обнаружить многих, исчезнувших по совершенно иным причинам, не помогла отыскать ни одного из тех, кого, судя по показаниям очевидцев, увезли в ставшей знаменитой тележке. Выявить основных фигурантов этого неприятного дела среди сотрудников вытрезвителей и больниц тоже не удалось, хотя на удивление многие своим видом сильно напоминали косую медсестру и горбатого санитара.
После того, как в специальных лечебных учреждениях похищенных обнаружено не было, в некоторых городах были созданы особые ночные дозоры, имеющие целью изловить и обезвредить похитителей. Но дозоры эти так никого и не изловили и в силу этого совершенно не обезвредили, парочка же бесследно исчезла. Возбудить или открыть что-либо, способствующее выведению мерзавцев на чистую воду тоже не получилось, потому что нет трупа – нет и дела, тел же погибших, равно как и хоть каких-либо следов похищенных, обнаружить не удалось.
И по поводу старушки, и по поводу медицинской парочки были опубликованы десятки газетных репортажей и журнальных статей, организованы циклы радиопередач, сняты телевизионные шоу, в результате чего почти все пишущие и говорящие во мнениях сошлись.
Про старушку решили, что все происшедшее – череда совпадений, связанных исключительно с тем, что наша пищевая промышленность выпускает совершенно не открываемые, а стало быть – и негодные к употреблению кисели. Так что одинокие старушки просто вынуждены гурьбой выходить на улицы и просить первых встречных открыть неподдающееся лакомство. В связи с этим обязали соответствующие организации проследить, чтобы впредь такое безобразие не повторялось, а кисели открывались ничуть не хуже кефиров, кумысов, айранов и танов. А уж за то, что потом происходило с теми, кто эти кисели открывал или не открывал, пенсионерки решительно никакой ответственности не несут. Им бы за себя её нести, в их возрасте и этого более чем достаточно.
Версию же некоторых умников, согласно которой, старушка с киселем – это смерть, духовная и физическая, что кисель этот для человека – куда хуже любой косы и метафора полнейшей деградации, символ утекшего времени, ушедших сил и неустранимой немощи, дружно и категорически отвергли как банальную и завиральную одновременно.
Завиральную – потому что многие совершенно здоровые, абсолютно полноценные люди любят время от времени побаловать себя киселем. И это хорошо, просто прекрасно, ведь кисель – блюдо не просто полезное, а полезное во всех отношениях и превосходное на вкус. Так что ни к немощи, ни к смерти кисель решительно никакого отношения не имеет, а только к жизни, здоровью и благополучию, если не сказать – к счастью. Отрицать же это осмеливаются только те несчастные, которым настолько не повезло, что отродясь не попробовали они настоящего вкусного и живительного киселя.
А банальную – потому что, ей богу, надоело. Как только ни появится где-нибудь хоть какая-нибудь старуха, хихикающая, рыдающая или молчащая, один черт, сразу же находятся примитивы, которые усматривают в этом приближение смерти (Пушкин, разумеется, исключение). Если же кто-то видит смертельную опасность для себя именно в старухах, то пусть сходит на рынок или в поликлинику, где старушек этих пруд пруди, и убедится, что остался живым и здоровым, а если даже и не остался, то вовсе не по вине безобидных бабусь.
С парочкой тоже все было абсолютно ясно: конечно же, снова напортачил Минздрав. Поторопился проявить очередную идиотскую инициативу: организовал ночные патрули из медработников среднего и низшего звена и раздал им доступный транспорт, с тем, чтобы работники эти, поддерживая государственные стратегии на здоровый образ жизни, собирали всех, этот образ не практикующих, и отвозили их в специализированные клиники на курс ускоренной реабилитации.
А в подтверждение этой версии непременно вспоминали, как прошлой осенью, во Всемирный день отказа от курения, те же работники Минздрава придумали красного урода – Коня Долбака. И эти красные долбанные кони, которых в столице оказалось как собак нерезаных, нагло приставали на улицах ко всем курящим, выхватывали у несчастных изо рта сигареты, вырывали из рук пачки, отнимали зажигалки, ругались и под конец совсем распоясались. Вот и теперь, начали за здравие, а получилось как всегда – медпатруль стал превышать и безобразить.
По поводу же неприятной внешности патрулирующих вполне резонно спрашивали: это кто же это с нормальным-то видом согласится на такую препаршивую работенку? На вопрос же, куда делись те, кто попал в лапы борцов с вредными привычками, отвечали: никуда не делись. Дома они давно, просто перекрываются. Ну кому охота рассказывать про себя, что кто-то затолкал тебя, пьяненького, в тележку и, словно овощ, отвез туда, куда ты вовсе не собирался?
На все же протесты видных работников здравоохранения, категорически отрицающих всю эту белиберду, снисходительно улыбались: людям и в принципе-то несвойственно признаваться в собственных проступках, а уж в нашей стране, да в последние четверть века, вообще никто никогда и ни в чем не признается. И снова вспоминали Коня Долбака, от которого в свое время его создатели открещивались не менее рьяно.
Третьей весенней напастью стали мухоловки. Раньше о них никто и слыхом не слыхал, и в глаза их не видел, а теперь только о них и говорили. Мухоловки были насекомыми, не очень крупными, но и не мелкими, сантиметров этак пяти-шести, слегка напоминающими сороконожек из детских песенок, но с разным числом тоненьких ножек, однозначно указывающих на возраст существа. Как-то так нынешней весной получилось, что мухоловки в невероятных количествах развелись в квартирах, оказались очень прыткими и, как им и полагается, ловко охотились на мух.
Несомненная польза мухоловок, заключающаяся в их способности уберечь любую квартиру от непременной летней мушиной напасти, существенно уменьшалась их числом, расторопностью и практической неустранимостью, подтверждающих известную истину: от волка убежишь, на медведя напорешься. Мухоловки сигали по помещениям, все время размножались и поначалу ничего, кроме мух, не ели, что сразу сузило число способов борьбы с ними. Они были яркими, продольно полосатыми, и от их фиолетовых и красных полосок, мелькающих то тут, то там, у многих просто рябило в глазах.
Посовещавшись, решили извести мухоловок, избавившись от мух, и с огромным пылом этим занялись. Но когда мух не стало, с ужасом обнаружили, что ногочелюсти голодных мухоловок (а у них были именно ногочелюсти, как объяснили все желающим умные биологи) способны пережевывать все, что им, голодным, под ногу попадется. Особая неприятность была связана ещё и с тем обстоятельством, что по виду даже взрослой мухоловки не было совершенно никакой возможности определить, где у нее перёд, а где – зад. Так что всякий раз непонятно было, собирается ли мухоловка что-нибудь съесть или, напротив, уже наелась и отвернулась. Одинаковые спереди и сзади мухоловки беспрепятственно лопали любые продукты, грызли мебель, жевали ковры и постели, точили стены и полы, и были настолько всеядными, что породили у многих вполне резонные опасения: а не начнут ли эти прожорливые твари охотиться на людей?
