Метин Ардити - История одного предательства, одной страсти и трех смертей
«Можно подумать, он нарочно лошадь придерживает», — подумала Павлина.
Она посмотрела на Танассиса, и сердце ее сжалось. Юноша выглядел великолепно: светлые, кудрявые, очень густые волосы создавали чудесный контраст со смуглой кожей лица. Голубая майка без рукавов открывала потрясающе развитые плечи, крепкие и широкие, с шелковистой золотистой кожей. Борьба с лошадью требовала усилий, благодаря чему ясно обозначились мощные, выпуклые мускулы. На предплечьях от напряжения выступили вены, подчеркивающие всю силу рук молодого человека.
«Да пошел ты к черту», — подумала Павлина.
Это случилось августовским вечером, шесть лет тому назад. Яркое солнце палило весь день без перерыва. В десять часов было по-прежнему нечем дышать. Их четверо, они играют в футбол на площади Посейдона. Извозчик Яннис, сын Гикаса Теодорис, который зимой работает в той же столярной мастерской, что и Арис, и, конечно, Танассис с Арисом. Торсы мальчиков обнажены. Четыре майки брошены на землю, обозначая ворота. Но как отметить высоту ворот, когда играешь в футбол на улице? Мяч, посланный Танассисом, летит очень высоко.
— Выше ворот, да? — спрашивает Теодорис.
— Да, вот насколько! — показывает Арис. — Настоящая свечка.
— Это гол! — вопит Танассис.
Он устал, весь красный, запыхавшийся. Он ищет глазами взгляд Янниса и Теодориса. Поддержки нет. Тогда он бросает:
— Для тех, кто играет честно, конечно!
Арис бросается на него.
— Ну-ка, повтори!
Через долю секунды мальчики сходятся в рукопашной. Арис мал ростом, тонок и очень мускулист, но ловок и стремителен! Настоящий уж. Танассис высок, могуч, слегка неповоротлив, наделен недюжинной силой. Каждый не на шутку обижен на соперника. Они хватают, давят, стискивают друг друга, вкладывая в удары всю свою силу и ярость. Яннис и Теодорис растеряны. Они не понимают, что происходит.
Сначала берет верх Танассис. Он прижимает Ариса животом к земле, садится ему на спину и наваливается всем телом. Арис резко изгибается, ему удается вывернуться, и он одним прыжком встает на ноги. Схватив обидчика за руки, проводит подсечку. Тот падает наземь. Теперь Арис имеет преимущество, а Танассис лежит на спине. Арис изо всех сил старается удержать поверженного на лопатках, а тот, взяв соперника в клещи, прижимает его к себе до хруста в костях. Мальчики покрылись потом, задыхаются, они слились в одно целое… Как вдруг обмениваются удивленными, пристальными взглядами, и вся ярость их куда-то исчезает. Арис отводит глаза. Танассис разжимает руки, мальчики молча поднимаются, полуодетые, взволнованные.
Спустя несколько дней, направляясь по дороге вдоль берега моря к Старому Порту, Танассис говорит Арису:
— Если хочешь, мы могли бы иногда заниматься борьбой. Это очень красивый вид спорта. — Он произносит это, глядя на море.
— Если хочешь, — отвечает Арис, дрожа всем телом.
— В стороне Кунупитцы есть довольно плоская площадка, покрытая травой. Там будет удобнее.
— Хорошо.
— И там никогда никого нет, — добавляет Танассис.
Арис ничего не отвечает.
Они приходят туда через два дня.
— Начнем, — говорит Танассис.
И обнажает торс. Арис дрожит, глядя, как тот раздевается. Танассис бросает майку на землю. Арис в свою очередь снимает майку и бросает ее на майку Танассиса.
Они начинают бороться, но в глазах у обоих уже нет того дикого бешенства, которое охватило их на площади Посейдона. В их движениях больше силы, больше осмотрительности. Они внимательны, осторожны, стараются брать на захват и бросать противника, не нанося друг другу повреждений.
Через несколько минут Арис чувствует, что у него началась эрекция. Он находит возможность зажать в клещи ногу Танассиса. Обхватив ее изо всех сил коленями, он прижимается к бедру противника членом. Танассис понимает, что происходит, начинает двигать бедром взад-вперед, сначала медленно, потом все быстрее, до тех пор, пока на его кожу не начинают извергаться струи семени.
Они не произносят ни слова и держат друг друга в объятиях, пока дыхание Ариса не успокаивается. Потом встают и молча возвращаются в Даппию.
С тех пор они ходят в Кунупитцу каждый день, становятся все смелее, открывают новые позы, делают вещи все более и более рискованные. Они познают наслаждение прикосновений к лицу, телу, члену друга, сначала руками, потом губами.
Они накапливают опыт. Мальчики открывают нежность поцелуя или даже укуса в губы, начинают понимать сладость объятий мускулистого тела, сладость его ласки, сладость борьбы с ним, сладость его сильного запаха. До такой степени, что не могут больше обходиться без этого дурмана.
«Хватит, надоело!» — подумала Павлина и в очередной раз воскликнула:
— Арис! Нас уже шестнадцать!
— Ласка-а-а, — раздраженно крикнул ее двоюродный брат.
Он отвел глаза и резко нажал на стартер «Двух братьев». Ему пришло в голову, что он правильно сделал, бросив Танассиса. Да он просто мужлан. И дурак. Такис — другое дело… Утонченный, образованный, нежный. И многому может его, Ариса, научить…
Павлина никак не могла смириться с тем, что ее избраннику нравятся мужчины. К ее ревности примешивалось и недоумение. Что мальчики находят друг в друге? Дружить и обсуждать футбол — да, это понятно, но любить как мужчина и женщина? И дальше что? Такое поведение казалось ей бессмысленным. А еще этот Такис вертится вокруг Ариса с важным видом столичной штучки… А теперь и Танассис снова что-то затевает…
«Кретин!» — подумала Павлина.
Каждый день около полудня, когда желающих поехать на Пелопоннес становится меньше, Арис и Павлина устраивают вылазку в широкую и спокойную бухту Анаргири. Она расположена с другой стороны острова и защищена от ветра холмами.
Баркас «Два брата» с туристами на борту направлялся на север. После башни маяка и Дома швейцарцев переставали попадаться малейшие признаки цивилизации. Лодка миновала череду маленьких уютных бухточек. На фоне необъятной сини моря они выглядели более чем привлекательно, и туристы часто умолкали, потрясенные окружавшей их красотой: безоблачное, раскаленное добела небо, гладкое, сверкающее полуденное море и господствующие по обеим сторонам лодки округлые, покрытые соснами и диким кустарником холмы Спетсеса и Спетсопулы. Спускавшиеся к самому морю заросли отличались такой густотой, что оба острова казались из-за них кудрявыми. Их нежные очертания смягчали резкость солнца и притягивали взгляд.
Прибыв в бухту Анаргири, Арис и Павлина следовали раз и навсегда установленному правилу. Отправив туристов на берег, они растягивались в тени натянутого между мачтой и вантами паруса на скамьях лодки, подложив под головы свернутую одежду, и быстро засыпали. Примерно через час Павлина шла плавать, Арис сторожил судно. Павлина три-четыре раза переплывала бухту, потом забиралась в лодку, где обедала с двоюродным братом. Еду им заранее готовила Фотини. Это были неизменные бутерброды с сыром фета, оливки и остатки вчерашнего ужина. В четыре часа дня Арис три раза трубил в рог, туристы возвращались на лодку, и «Два брата» поднимали якорь.
В тот день среди пассажиров преобладали в основном скандинавы и англичане. Греков было всего лишь четверо: молодожены с Патраса, совершавшие свадебное путешествие, и семейная пара из Лариссы.
Супруги с Патраса были оба маленького роста, светлокожие и пухленькие, почти толстые. Но и муж, и жена казались отмеченными печатью той неуловимой красоты, которую оставляет на людях осенившее их счастье. Оба просто сияли и удивительным образом походили друг на друга.
— Вы брат и сестра? — смеясь, спросила Павлина, забирая у них плату за проезд.
— Мы — двоюродные брат и сестра, — ответила, улыбаясь, молодая женщина.
— Даже германские двоюродные брат и сестра! — добавил ее муж.
На острове многие двоюродные братья и сестры женились между собой. Павлина могла бы выйти замуж за Ариса. Так ведь нет, ей придется довольствоваться одним из тех фатов, которые, неприлично громко разговаривая, гордо прохаживаются по Даппии.
А вдруг какой-нибудь приезжий иностранец потеряет голову от любви к ней? Павлина улыбнулась. Мистер Коль? Красивый, богатый, имевший много женщин? Сильный и нежный мужчина? Ей нужен был только Арис, она хотела только его.
Когда «Два брата» подошли к молу Анаргири на расстояние метра, Павлина спрыгнула на мол, пришвартовалась и помогла туристам сойти на берег. Большинство из них расположилось под открытым небом на солнце. Они расстелили свои полотенца прямо на гальке. Только две пары греков удалились метров на тридцать от моря в тень сосен. После того как последний пассажир покинул судно, Павлина напряглась, подтянула лодку к молу, намотала канат на кнехт причала и прыгнула в лодку.
