Йоханнес Зиммель - Господь хранит любящих
Может быть, это звучит неправдоподобно, но уже в тот момент, когда я вышел в Берлине из самолета, у меня было такое чувство, что что-то произошло.
Я шел через летное поле под проливным дождем, смывавшим последний снег, к зданию аэропорта. Над входом нависали в виде балкона длинные галереи для ожидающих. Тут всегда ждали прибытия друзей или родственников. И Сибилла всегда ждала здесь, когда я прилетал в Берлин. Ни разу не было, чтобы она не ждала. Сейчас я не мог ее отыскать. Стояла пара мужчин, три женщины, маленький мальчик, но Сибиллы не было. Что могло помешать ей прийти?
Во время прохождения таможенного и паспортного контроля я успокаивал себя: может быть, Сибилла просто опаздывает, может быть, она застряла в пробке? Но по-настоящему я в это не верил. Мое беспокойство росло. Я взял себя в руки и ждал. Сибиллы не было. Я получил багаж. Носильщик отнес его к такси. Я сказал шоферу, чтобы он подождал, и обошел все здание аэропорта: вестибюль, ресторан, почту. Сибиллы не было видно.
Я вошел в телефонную будку и набрал ее номер. Никто не подходил. Размеренно гудел гудок. Снова. Снова. И снова. Никто не снимал трубку. Этот звук был непереносим. Я повесил трубку и пошел к такси.
— Лассенштрассе, сто девятнадцать.
Машина поехала. Внезапно мне стало так холодно, что зубы застучали, как в приступе малярии.
— В чем дело? — удивленно обернулся шофер.
— Все в порядке.
Может быть, она не получила мою телеграмму, подумал я, или заночевала у подруги и сегодня ее не было дома.
— Пожалуйста, побыстрее!
Шофер был из тех, кто разговаривает руками:
— Все всегда спешат. А что случится — кто виноват? Если шупы[13] нам впаяют, кто будет платить штраф? Снова я. Все время быстрее, быстрее!
— Ну ладно, — сказал я, — ладно.
У меня был ключ от квартиры Сибиллы.
— Подождите, пожалуйста, — попросил я, когда машина остановилась у входа в парк. Он ничего не ответил. Я, под дождем, заспешил по гравию к дому. Никого не было видно.
Я открыл входную дверь и позвал Сибиллу.
Никакого ответа.
По винтовой лестнице я поднялся наверх:
— Сибилла!
Полная тишина. Я открыл вторую дверь, нет, я собрался ее открыть. Ключ не поворачивался. Мое сердце бешено заколотилось, когда я понял почему. Дверь была не заперта!
Я распахнул дверь и влетел в полутемный холл. Первое, что я увидел, были шесть ваз, полные роз. Это были розы, которые по моему поручению ей посылали из цветочного магазина. Их удушливый аромат наполнял помещение. Несмотря на то что я замерз, меня пробил пот.
— Сибилла! — крикнул я снова.
Ни малейшего движения.
Только дождь монотонно барабанил по стеклам.
Я бросился в комнату. Пусто. В кухню. Никого. Я побежал в спальню. Для этого пришлось вернуться в холл. Входная дверь по-прежнему оставалась открытой, но в ее проеме стоял, прислонившись, мужчина. Он был маленький, коренастый, с короткими темно-русыми волосами. На нем были галифе и спортивная куртка. Я подумал: «Давно уже не видел никого в галифе».
— Вы господин Голланд? — спросил мужчина.
— Да, — запинаясь, ответил я.
— Я ждал вас. Уже три дня я жду вас, господин Голланд.
— Кто вы?
— Моя фамилия Альберс, — ответил он и вынул удостоверение. — Вальтер Альберс, криминальная полиция.
— Криминальная полиция, — пробормотал я и услышал, как из шума дождя далеко, пока далеко, но с устрашающей скоростью приближается и становится все невыносимее вой двигателей идущего на посадку самолета.
— Позвольте ваш паспорт, — сказал он и протянул руку.
Паспорт! В Германии всегда на первом месте паспорт. Дробь дождя уже заглушалась грохотом четырех моторов. Самолет был почти над нашим домом.
— Где госпожа Лоредо? — закричал я следователю.
— Она исчезла.
Зазвенели стекла. Самолет пролетал над вершинами парковых деревьев.
Шум затихал. Снова были слышны капли дождя, монотонные и безнадежные.
Альберс из криминальной полиции добавил:
— Мы предполагаем, что она похищена.
10
Он говорил с каким-то странным раздражающим спотыканием. После каждой шипящей он прерывался, как будто должен был что-то проглотить, чтобы говорить дальше. И каждый раз передергивал челюсть.
— Ваш паспорт, — повторил Альберс и сглотнул после резкого окончания слова.
Я достал из кармана пиджака документ, и он долго, внимательно изучал его.
— Вы прибыли из Рио-де-Жанейро?
— Ради Бога, будьте человеком, господин Альберс! Что значит «похищена»?
— То и значит, что значит! Борьбы в квартире не было, но здесь стреляли. — Последнее слово было для него катастрофическим.
— Кто стрелял?
— Этого мы не знаем.
— Когда это случилось?
— Три дня назад. К вечеру. Около половины седьмого.
— Откуда вы это знаете?
— От малышки, — он махнул рукой. — Дочери портье.
— Марии?
— Да, немой. Она слышала выстрелы. Потом крики госпожи Лоредо о помощи. Девушка прибежала сюда, в квартиру, увидела погром в спальне и привела отца. Отец вызвал нас.
— И?
— Ничего. А госпожа Лоредо исчезла.
— Но выстрелы! Вы думаете, что ее застрелили?
— Может быть, — сказал он. — На ковре была кровь.
— На ковре?
Вокруг меня все закружилось с невероятной силой, застучало в висках. Я почувствовал, что мне плохо.
— На ковре в спальне, господин Голланд. Но это ни о чем не говорит. Может быть, ее только ранили и увезли.
Он утешающе добавил:
— Вы же знаете, как это бывает в Берлине.
У меня зашумело в ушах. Розы издавали назойливый гнилостно-сладкий аромат. Мне не хватало воздуха. Я круто повернулся, влетел в ванную комнату, и меня вывернуло наизнанку. От рвоты на глаза навернулись слезы. Я умылся холодной водой.
Перед зеркалом лежали моя расческа, бритва и зубная щетка. Все было на месте. Только Сибиллы не было. Ее похитили. Она исчезла. На ковре в спальне обнаружили кровь. Ковер я подарил ей на Рождество. Это был дорогой ковер с затейливым орнаментом. Сибилла исчезла. Я почистил зубы, сполоснул рот и протер одеколоном лоб. Когда я возвращался к Альберсу, то все время боялся споткнуться, ноги меня не держали.
Следователь по уголовным делам прошел в спальню. Здесь все выглядело как после землетрясения. Кровать была разворошена, столики и кресла опрокинуты. Разбитый ночник валялся на полу. Альберс стоял перед ним и таращился на осколки.
Из-за дурноты я хотел присесть на кровать, но в последний момент спохватился:
— Можно?
— Все уже сфотографировано, — кивнул он. — Садитесь. Эксперты тоже уже были.
— И?
— И ничего. Никаких следов. Масса отпечатков. Все — госпожи Лоредо. И, наверное, ваши.
— Наверное.
— А уборщица приходила?
— Раз в неделю.
— Я же говорю, куча отпечатков.
Я смотрел на постель. Она пахла духами Сибиллы, ее телом. Она пахла Сибиллой. Я поспешно отошел на другую сторону комнаты.
Альберс посмотрел на меня:
— Мы вызвали портье, пока вы… — Он замялся, подыскивая слова потактичнее: — Пока вы были в ванной. Он поднимется. С дочкой.
— Зачем?
— Чтобы рассказать вам, что случилось. Вам будет интересно. Портье сказал, вы были дружны с госпожой Лоредо.
— Мы хотели пожениться.
— Гадкая история, — сказал он, и эти слова почти сразили его.
— Вы простужены?
— Почему?
— Вы говорите с таким трудом.
— Новые протезы. Вставил неделю назад. Вы не представляете себе, какую они причиняют боль. Я не могу есть, только жидкое, — горько пожаловался он. — И в таком состоянии я должен являться на службу. У них нет сердца. Люди вообще бессердечны.
Он пососал во рту и демонстративно сплюнул:
— Они вообще не имеют представления о боли!
Сибилла исчезла.
Я думал: кто-то отнял у меня Сибиллу, хотя я оставил макубу. Хоть я молился всем возможным богам, в которых я не верю. Меня они защитили, Сибиллу — нет. Может быть, боги не помогли, потому что я в них не верю?
Я думал: но я верил в Сибиллу! Она была для меня тем, что для других религия или политика. Я был репортером. От меня никто не мог требовать, чтобы я верил в Бога или в политику. Ассистентка фокусника, скорее всего, тоже не верит в чудеса, хотя в своего патрона она, возможно, еще верит. Каждый должен во что-то верить — это я давно понял. Я выбрал Сибиллу. Все было так хорошо, я верил, что и дальше будет так же.
Мой взгляд упал на темное пятно на полу:
— Это кровь?
Альберс кивнул:
— Эксперты проверили. Это ее кровь. С этими похищениями всегда так. Револьвер. Или хлороформ. Или по черепу.
Я пристально посмотрел на него.
— Простите, — сказал он. — К таким вещам привыкаешь.
