Яшар Кемаль - Разбойник
— Пора снова браться за дело, не так ли?
— Пора, мой эфе.
— Как ты думаешь, не настал ли черед Хасана-чавуша?
— Настал, мой эфе.
— Или, может, пусть он еще поизмывается над людьми?
— Эфе лучше знать.
— Да нет, хватит уже, поизмывался. Досыта наплакались люди.
— Его просто грех оставлять в живых, мой эфе. Один день лишний — и то грех.
6Чакырджалы устроил засаду на кладбище между Одемишем и Каймакчи.
Накануне он ночевал под одной крышей с Хасаном-чавушем. Вот как это произошло. Уже много дней Чакырджалы шел по следам Хасана-чавуша. А тот, само собой, думал, что идет по следам разбойника. Как-то вечером, когда Чакырджалы расположился на ночлег в одном селении, в доме старосты, он узнал о приходе Хасана-чавуша с его отрядом.
— Пригласи чавуша к себе, — сказал Чакырджалы хозяину. — Пусть ночует здесь.
Староста глаза выпучил. Два лютых врага в его доме! Это добром не кончится. Он кинулся в ноги Чакырджалы:
— Умоляю тебя, эфе, не затевай кровопролития в моем доме!
— Поди пригласи его, ага, — спокойно повторил Чакырджалы. — Ничего дурного не случится. Я буду на нижнем этаже, он на верхнем. Тебе только придется прислать ко мне своих домочадцев. Заложниками. Если что…
Хотя он и остановился на полуслове, ага хорошо его понял.
— Рано утром я уйду по каймакчийской дороге, — продолжал эфе. — И ты скажешь Хасану-чавушу, что я пошел в сторону Каймакчи. Ясно?
Старосте ничего не оставалось, кроме как выполнить его волю. Он провел Хасана-чавуша с его отрядом на второй этаж. Всю ночь продрожал староста, ожидая самого страшного. Но все сошло благополучно. А на самой заре Чакырджалы ушел и устроил засаду на кладбище.
Все получилось, как было задумано.
Появляется отряд жандармов. Впереди на лошадях — Хасан-чавуш и лейтенант Хюсню-эфенди. Этот Хюсню-эфенди, хотя и был молодым человеком, уже много раз успешно сражался с разбойниками. Поговаривали, что он учился вместе с Чакырджалы в начальной школе.
Жандармы подъезжают прямо под дула ружей.
— Эй, Хасан-чавуш, — кричит Чакырджалы, — уж не меня ли ты ищешь? Вот он я. Сегодня ты мне заплатишь за смерть отца. И за надругательство над моей матерью! За все сполна, сукин сын, черноверец!
Грохочет выстрел. Хасан-чавуш падает под копыта собственной лошади. Хюсню-эфенди похлестывает своего скакуна, мчится вперед, стреляя на всем скаку.
— Не подъезжай, — предостерегает его Чакырджалы, — не вводи меня в грех. Между нами — хлеб и соль.
Хюсню-эфенди только подстегивает коня.
— А ну-ка, Чобан, рань его в ногу!
Пуля попадает Хюсню-эфенди в ногу. Лейтенант тоже валится наземь. Жандармы разбегаются.
У чавуша было с собой отделанное перламутром ружье отца Мехмеда — Ахмеда-эфе. Чакырджалы хотел забрать его и отнести матери. Но почему-то — возможно, что-нибудь помешало — так и не взял. Сожаление об этом будет преследовать его до самой смерти.
Вот когда имя Чакырджалы прогремело в полную силу. Правительство назначило большую награду за его голову и отрядило на его поимку самых опытных и отважных солдат и жандармов.
* * *Однажды жандармские отряды получили донесение, что Чакырджалы находится на Боздаге. Все они, объединившись под командой Хафыза Ильхама, спешно двинулись туда. И потерпели сокрушительное поражение. Слава Чакырджалы возросла еще более. Жители равнинных деревень и горных селений испытывали к нему любовь вперемешку со страхом. Жандармы — только страх.
— Хаджи, — сказал как-то эфе.
— Слушаю.
— У нас что ни день, то стычка. Так больше не может продолжаться. Достаточно одной шальной пули…
— Что же делать, мой эфе?
— Пораскинь умом. Но так продолжаться не может.
В ту ночь Хаджи и эфе — они ночевали в юрюкском шатре — не сомкнули глаз.
Рано поутру Хаджи встал и подошел к Чакырджалы.
— Ну, что скажешь?
Хаджи лукаво улыбнулся:
— А что скажет мой эфе?
Круглое лицо Чакырджалы было спокойно, чуточку бледно.
— Надо сколотить несколько отрядов — и все под моим началом.
— И я так думаю.
К этому времени в отряд влились несколько надежных людей. Все смелые, удальцы. Харманлыоглу Ахмед, Длинный Мехмед, Араб Мерджан, Кара Али, бежавший из йеменской армии; под его-то командой Чакырджалы и сколотил второй отряд. Третьим командовал Чолак-эфе. В его отряде появился новый нукер — Маленький Осман. Это сразу облегчило положение Чакырджалы. Две шайки, действовавшие под его именем, отвлекали внимание преследователей, и он мог направить своего коня в любую — какую только пожелает — сторону.
Трудности, однако, не кончились. В те времена, пользуясь бессилием правительства, в горах хозяйничали и другие шайки. Две из них, самые большие, возглавляли Камалы Мехмед и Чамлыджалы Хосейин. Все они враждовали с Чакырджалы. Некоторые — из-за какой-нибудь пустячной обиды, другие — потому что недолюбливали поддерживавших его беев и ага, третьи просто его ненавидели, без всякого повода.
7Чакырджалы оказался во главе разветвленной организации. Его поддерживали множество людей, бедных и богатых. Отовсюду неиссякаемым потоком шли деньги. Нередко корыстные интересы сталкивались, начиналась борьба. Ведь в городе наибольшим влиянием пользовался тот, за чьей спиной стояла самая сильная шайка в горах.
Чакырджалы жил в юрюкском становье. Он чувствовал себя спокойнее и увереннее, чем когда бы то ни было, хорошо знал себе цену. Большой жернов мелет муку большими мешками, так и он занимался теперь только важными делами. Говорил мало, не всякого удостаивал своего внимания.
— Хаджи, — сказал он однажды.
— Слушаю, мой эфе.
— По-моему, дела обстоят неплохо. Не пора ли нам залечь в какое-нибудь убежище?
— Самое время, мой эфе.
— Стало быть, прекращаем стычки с жандармами.
— Прекращаем.
Этот разговор был прерван появлением усталого, насквозь пропотевшего пастуха, которого сопровождал караульный.
— Мой эфе! Отряд Чолака попал в окружение возле Бохча. Еле держатся. Многих уже убили и ранили.
— Хаджи, вели его быстренько накормить. Мы все отправляемся на выручку. А то ведь пропадут, бедняги. Как ты считаешь, Хаджи?
— Эфе лучше знать.
— Тогда — в путь.
Шайка Чакырджалы всегда отличалась необыкновенной быстротой передвижения. Там, где другим необходим был бы час, они укладывались в четверть часа. Еще по дороге Чакырджалы узнал, что из всей шайки Чолака в живых остался только Маленький Осман. Он продолжал отстреливаться. Один против целого жандармского отряда.
— Осман, я здесь, — громко закричал Чакырджалы. — Не сдавайся!
И обрушился на незащищенный тыл жандармов. В несколько минут все они, кроме лейтенанта Мустафы-эфенди и двоих рядовых, были перебиты. Трое уцелевших бросились бежать. Но их остановил окрик Маленького Османа:
— Сдавайтесь!
Жандармам пришлось сложить оружие. Маленький Осман подвел их к эфе, который ненавидел жандармов.
— Расстрелять! — коротко бросил он. И, обращаясь к лейтенанту, гневно проговорил: — Как только, собачий сын, у тебя поднялась рука уничтожить моих йигитов? И каких йигитов! У вас таких отродясь не бывало! Отвечай, поганец! Отвечай, чертово отродье!
— Сам ты поганец! Сам ты чертово отродье! — выкрикнул Мустафа-эфенди.
Чакырджалы никак не ожидал такого отпора. Даже остолбенел поначалу.
— Что ты сказал?
— А то и сказал, что ты сам поганец! Наслышался я о твоих делах, о славе твоей: думал, ты настоящий разбойник, не какой-нибудь мелкий грабитель. Но настоящий разбойник не позволит себе оскорблять пленного. Или убьет его — или отпустит на свободу. Понял? А ты — выродок…
Чакырджалы схватился было за ружье, но тут же опустил его.
— А ведь Мустафа-эфенди прав, Хаджи, — сказал он. — Он смелый человек, йигит. Таких я еще не видел среди жандармов. Ну что ж, придется его пощадить. Надо только ободрать ему кожу на пятках, чтобы не мог больше нас преследовать.
Мустафу-эфенди уложили наземь. Достали острые кинжалы, принялись спарывать кожу с пяток. Лейтенант молчал. Ни стона, ни крика, только лицо побледнело. В маленькую впадинку у его ног стеклась лужица крови.
Сокрушенно покачав головой, Чакырджалы произнес:
— А теперь отпустите его! Какие крепкие, отважные люди есть у нас в стране! Такие и нам нужны! Им бы не у османцев — у нас служить. Очень жаль, что они не с нами.
Надо было создавать новую шайку вместо Чолаковой. Пока у османцев есть смельчаки, подобные Мустафе-эфенди, приходится быть начеку.
Разожгли костер. Его алые отблески падали на верхушки сосен. На шампуре поджаривался барашек.
Чакырджалы сидел с усталым, задумчивым видом.
— Хаджи, нет ли у тебя кого на примете?
