Тонино Бенаквиста - Всё для эго (Сборник рассказов)
— Тебе сколько тостов, Мину?
— Один.
Я поджариваю ей два, потому что сегодня у нас брусничное варенье. С абрикосовым или апельсиновым она действительно съедает только один тост, но с брусникой она решит позволить себе второй, она об этом еще не догадывается, но я-то знаю. Вот они, эти самые пять секунд. Я в состоянии закончить большинство фраз, которые она начинает. В магазине я легко угадываю вещи, которые обязательно привлекут ее внимание. Когда мы занимаемся любовью, я с точностью до секунды могу сказать, когда она захочет сменить позицию. Я знаю, что она употребляет прилагательное «любопытный» каждый раз, когда пробует мороженое с имбирем, и «говорливый» — когда встречает болтуна. Она никогда не вcтречала словоохотливых, многословных или речистых типов — только говорливых. Я всегда знаю, какой лифчик она надела под жемчужно-серое платье.
— Я, пожалуй, съем еще один тост с вареньем!
Когда я советую ей посмотреть фильм, который я уже видел, то записываю на клочке бумаги три-четыре аргумента, которые она найдет, чтобы похвалить или обругать фильм. Никогда я не показывал ей эту бумажку, чтобы доказать, насколько она для меня предсказуема, — я слишком хорошо представляю сцену, которая за этим последует и ее способ отплатить мне. Такова Катрин. Все время. Представьте себе, например, завтрак, который мы поглощаем именно в этот момент, и я — учитывая некоторые обстоятельства (субботнее утро, хорошая погода, звонок ее сестры вчера вечером) — прекрасно знаю, что сейчас она снова заговорит о неделе в Ландах, куда ее сестра зовет нас уже несколько месяцев. И будет соблазнять меня рыбалкой.
— Знаешь, любимый, в нашем возрасте надо уметь расслабляться, пора подумать о себе, заняться собой. Тебе, например, это бы сейчас не помешало.
— Что конкретно ты имеешь в виду, Мину?
— Психотерапию.
— ?.. Повтори, пожалуйста?..
— Ты должен сходить к психотерапевту.
Думаю, она произнесла это слово впервые за двенадцать лет. И улыбнулась со значительным видом — раньше я за ней этого не замечал.
— И ты говоришь мне это так запросто, ни с того ни с сего, после двенадцати лет совместной жизни, между двумя бутербродами?
— Я давно собиралась тебе это сказать, и сегодня пришло время.
…Кто эта женщина в халате, сидящая напротив меня?
— Вот уже несколько месяцев мы практически не разговариваем, ты ходишь все время хмурый, тебе ничего не хочется, даже дети заметили, и их это пугает.
Хмурый? Почему она не сказала угрюмый?
— Это они сами тебе сказали?
— Оба.
— ?..
— Когда в прошлом году ты заболел, мы сделали все возможные обследования, и, слава Богу, оказалось, что это просто небольшое переутомление. Мы не слишком волновались, но, может, ты что-то от меня скрываешь?
Я ничего от нее не скрываю, что и подтвердил с чистой совестью.
— Тогда у тебя что-то на душе, в чем ты даже не отдаешь себе отчета. Тебе нужно кому-то исповедаться. Это может пройти гораздо легче, чем мы думаем.
Неужели все это произнесла Катрин, которую я знаю лучше, чем она сама? Та, которая, засыпая, кладет голову мне на плечо, в тот момент, когда я тушу лампу в изголовье? Та, что изгибается, выходя из машины, боясь, что все увидят ее ляжки? Та, которая постоянно забывает ключи в почтовом ящике, когда получает извещение о посылке? Неужели это та самая женщина? Если она решила пойти мне наперекор и раз и навсегда доказать мне, что она совсем не так предсказуема, как мне казалось, то она не могла придумать ничего лучше, чем эта история с психотерапевтом. Я — и психотерапевт? Как ей только в голову пришла эта нелепая идея?
— Скажи-ка, Мину, ты виделась со своей подругой Франсуазой?
— Конечно, нет.
— Ты листала «Нувель Обсерватер» в гостях у Моро?
— Вместо того чтобы нести всякую чушь, лучше подумай о том, что я сказала. Если постараешься, ты можешь найти хорошего специалиста.
Я не узнаю тебя, Катрин.
— Ты отвратительно вел себя с Моро.
— Не хуже, чем обычно, Мину.
— Да ты еще и издеваешься надо мной!
— Я прекрасно к ним относился до того, как они купили этот домишко в Перше. Когда у них родился ребенок, и то меньше шума было.
— Признайся лучше, что тебе стало не по себе, когда Жак заговорил о своем психоаналитике.
— Что?!
— У него есть смелость, которой тебе не хватает.
— Может, хватит об этом? Уже два часа ночи, мне еще крутиться как сумасшедшему, чтобы найти место для машины, и вообще я хочу спать.
— Ему это помогло. Жюльетта рассказала мне, когда мы были на кухне. Он больше не психует по любому поводу. Он пошел к специалисту, и ему стало гораздо лучше.
— Ты выбрала не самое подходящее время!
— Видишь, как ты со мной разговариваешь? Раньше ты не был таким раздражительным. С каждым днем ты становишься все более дерганым.
— Нет, просто я раздражаюсь каждый раз, когда ты заговариваешь об этом дурацком психотерапевте.
— Потому что я говорю об очевидных вещах, которые ты отказываешься признать!
— Если кому-то в этой машине и нужен психотерапевт, так это тебе! Сходи к этому чертовому специалисту, если для тебя это лучший выход!
В нормальном состоянии после подобного предложения она должна была бы пожать плечами, но она этого не сделала.
— Посмотрим на вещи с другой стороны. Когда у тебя болят зубы, ты идешь к зубному?
— Да.
— Ну а если тебя мучают страхи, ты идешь к психоаналитику, это абсолютно то же самое, для того они и существуют. Они такие же врачи, как любые другие.
— Но, черт возьми, меня не мучают страхи!!!
— Повысить голос на жену впервые за двенадцать лет, это верный знак, дуться с утра до вечера, это тоже признак страха, все время бояться неудачи — это тоже признак, бояться пойти со своими проблемами к психоаналитику — и это признак, и этим мой список не исчерпывается.
— Комплекс неудачника?
— Не иметь желания бороться и особенно считать, что любая борьба изначально обречена на неудачу, как ты это назовешь?
— …
— …
— Иди домой, Мину, я сам отгоню машину.
Сегодня на работе меня заела тоска по Мину. Той самой вчерашней Мину, которую я ждал на всех перекрестках нашей жизни, которая ткала наш повседневный быт с терпением и талантом кружевницы. Эта Катрин, которая теперь жила со мной под одной крышей, была существом удивительным, диким, она приводила меня в смятение, ускользала от меня, я больше не мог предугадать ее реакцию. Была только одна тема, приближение которой я мог предвидеть. И то не всегда.
— Дорогой, ты не забыл, что в субботу у ребенка праздник в школе?
— Конечно, нет.
— Там надо быть не позднее десяти часов, когда Жюльен играет сценку с малышом Клементом.
— Сценку с малышом Клементом? Это тот, который заикается?
— Он больше не заикается, с тех пор как мать сводила его к психотерапевту. Трех сеансов оказалось вполне достаточно.
— Только не сегодня, Мину…
— Это длится уже несколько месяцев, это не может больше так продолжаться! Ты все время раздражаешься, постоянно витаешь где-то в облаках, ничто тебя не интересует, ты больше не обращаешь на меня внимания, мне кажется, что я стала прозрачной, ты никогда раньше не был таким. Хочешь, скажу? У тебя депрессия. И хуже всего то, что ты сам об этом знаешь.
У меня подкосились ноги, я сел. Не надо было этого делать, я словно признал, что она права.
— Да, ДЕПРЕССИЯ, я знаю, что именно это слово тебя пугает, но надо, чтобы ты это признал, иначе ничего не выйдет. Эта такая же болезнь, как любая другая, это лечится. Что-то угнетает тебя, и специалист определит, что именно. Если ты не хочешь сделать это для себя, сделай это для нас.
Она положила мне руку на плечо. Мне хотелось завыть, но в соседней комнате спали дети.
— Все, что я хочу, это видеть тебя счастливым.
Выходя из здания, я последний раз взглянул на табличку «Франсуа РЕЖЕН. Психиатр. Психоаналитик». Я уже не помню, как у меня оказался его адрес. Наверное, мне дал его врач-терапевт. Или мой коллега Жан-Люк. Не все ли равно. Катрин ждала меня, опершись о капот. Увидев меня, она бросила сигарету в сточную канаву и улыбнулась.
— Как все прошло?
— Заводи машину.
Я согласился на этот визит только потому, что он наводил на меня ужас. Причина вполне достаточная, чтобы понять, что за всем этим кроется. Было ли мне что скрывать? Никогда в жизни я ничего не боялся — до сегодняшнего дня.
— Ну, рассказывай!
Доктор Режен усадил меня в кресло напротив себя — так начались самые тяжкие пятнадцать минут моей жизни.
— Мину, ты знаешь, что в минуте шестьдесят секунд?
— ?.. Мы проходили в школе…
— Ты проходила в школе, но у тебя никогда не было ощутимого доказательства. Ты никогда не ощущала этих шестидесяти секунд, ты никогда их не проживала. А сорок пять раз по шестьдесят секунд — это чуть больше, чем вечность.