Мартин Сутер - Идеальный друг
– Значит, я курил, – констатировал Фабио.
– Дымил, как паровоз.
Огонек вспыхнул и погас. Она выпустила изо рта тонкую струйку дыма, и пламя свечи затрепыхалось.
Фабио протянул руку за сигаретой и сделал осторожную затяжку. Ничего подобного тому противному вкусу никотина и смолы, который он ощущал в тех редких случаях, когда хотел понять, что хорошего находят люди в курении. И ему вовсе не показалось, что он задыхается, хотя обычно вдыхание дыма приводило его именно к такому результату.
Вернув Марлен сигарету, он наблюдал, как выдохнутый им дым желтеет в свете свечи.
– Образы, сказал доктор Фогель, лучшие стимуляторы для мозга. А как насчет чувств? Если вместе с воспоминаниями возвращаются чувства, то, может быть, вместе с чувствами возвратятся воспоминания?
Фабио поднял руку. Марлен протянула ему пачку. Но он проигнорировал сигарету и коснулся кончиком пальца ее декольте над правой грудью. Преодолев легкое сопротивление, он мягко отодвинул тонкую ткань и обнажил сосок.
5
Фабио проснулся от боли. Болела шея. Ему понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться в пространстве. Он лежал на кровати, голый, потный, ногами к изголовью. Двери и окна спальни были распахнуты, с открытого балкона тянуло холодным ночным воздухом.
Рядом со своей головой в холодном свете уличного фонаря он увидел пятки Марлен. Она лежала на боку, отвернувшись от него и обнимая подушку. Он прикоснулся к ней. Ее ягодица почти вмещалась в его ладонь. Марлен вздохнула во сне и прижалась попкой к его руке. Ее кожа казалась влажной.
Фабио тихо встал и разыскал среди валявшихся на полу вещей белое хлопковое покрывало крупной вязки, служившее Марлен одеялом, а в такие ночи, как эта, – простыней, и заботливо укрыл девушку.
Прокравшись в ванную, он осторожно закрыл дверь, включил свет и принялся рассматривать себя в зеркале. Влажные, растрепанные волосы, на подбородке щетина, на шее след губной помады. В больнице он похудел. Его безволосый торс казался чуть ли не тощим. От него пахло духами Марлен и ею самой. Он снял с вешалки мохнатое полотенце, вытер пот и обмотал полотенце вокруг бедер.
Улыбнувшись своему отражению, он погасил свет.
Стол на балконе был заставлен грязной посудой. Свеча оставила красное восковое пятно на белой скатерти. В форме сердца. Забавно, подумал Фабио. Рядом лежали сигареты Марлен. Он вынул одну из пачки, закурил и подошел к перилам.
В доме напротив зажегся свет. На темном фасаде осветилось и погасло маленькое окно.
Где-то поблизости раздался сдавленный кашель. Фабио перегнулся через перила. На одном из нижних балконов тоже мерцала красная точка.
Почти полная луна бросала тусклый свет на тихие дворы. Где-то далеко, как злое насекомое, прожужжал мопед, потом снова все стихло.
Фабио глядел в ночь и пытался описать переполнявшее его чувство.
Ему было хорошо. Комфортно. Приятно. Все прекрасно. Он доволен. Может, даже счастлив. Но было ли это настоящим большим чувством? Тем, ради которого бросаешь все и начинаешь все сначала, ради которого становишься другим человеком?
Легкий порыв ветра шевельнул матовые листья на березе. Фабио замерз. Он развязал узел махрового полотенца и набросил его на плечи.
Это не было настоящим большим чувством. И Фабио сомневался, что оно когда-нибудь возникнет. Ибо настоящее большое чувство не вырастает потихоньку. Оно обрушивается на человека, разражается, как природная катастрофа. Судя по опыту, отнюдь не личному. Сам-то он как раз был специалистом по части медленно созревающих чувств. Но даже и в этой области его опыт ограничивался временем, когда он был с Нориной.
Они познакомились в гостях у общего знакомого, который отмечал свое тридцатилетие. Она выпила лишнего, он проводил ее домой, она спросила, воспользуется ли он ситуацией, если пригласить его на чашку кофе, он ответил утвердительно. «Выход из берегов на одну ночь – так он однажды описал Лукасу возникшие между ними отношения.
Он не был влюблен до беспамятства, никаких прогулок под дождем, никаких поцелуев взасос в темном кинозале, никаких ночных разговоров по телефону. Но что-то необычное все же было. И они этим дорожили. Через полгода он переехал к Норине. Если он уезжал в командировку или она – на съемки, он тосковал по ней. Радовался ее возвращению и говорил, что любит. И он не изменял ей, кроме одного-единственного раза.
Конечно, он спрашивал себя (в последнее время все чаще), может, это и есть то самое. Может, он нашел женщину, с которой готов стариться, хотя нельзя сказать, что он в одну ночь потерял из-за нее голову и сердце. А теперь, похоже, именно это с ним и произошло, и он лишился не только сердца и головы, но еще и воспоминания о том, как это случилось.
Фабио придавил сигарету и вернулся в комнату. Под его письменным столом стояла черная тумба на колесиках, в верхнем ящике которой он хранил свое сокровище, «палм», маленький карманный компьютер, служивший ему записной книжкой, ежедневником. Но в ящике его не было. Он обыскал тумбочку сверху донизу. Другие вещи лежали на привычных местах, а сокровище пропало.
Он врубил ноутбук. Гонг, извещавший о старте, прозвучал слишком громко. Фабио встал и заглянул в спальню. Марлен снова сбросила с себя одеяло. Она лежала на спине, раскинув руки и ноги, и дышала ровно. Несколько минут он глядел на нее, потом снова прикрыл одеялом.
Экран уже светился. Фабио уселся за стол и запустил программу ежедневника. Он привык дважды в неделю, каждое воскресенье и среду, переносить адреса, сроки и заметки из своего карманного компьютера на жесткий диск ноутбука. Поэтому он удивился, что последняя запись, обнаруженная им, датировалась шестым июня. Значит, за две недели до получения травмы он четыре раза пропустил процедуру. Как же он изменился.
Может, новые записи сохранились в редакционном компьютере. Он решил, что перенесет их утром.
Выключив ноутбук, он вынул из ящика блокнот для стенограмм. У него всегда был большой запас этих блокнотов. Стенографировать он не умел, а блокноты использовал во время интервью.
Он наметил себе план на завтра.
Встретиться с Лукасом (что там такого произошло, с 8 мая?).
Забрать из редакции данные и личные вещи.
Спросить у Марлен, где «паям ».
Он вернулся в спальню. Марлен еще не успела раскрыться. Он тихо и осторожно скользнул к ней под одеяло, закрыл глаза и попытался уснуть. Но теперь он заметил, что ее дыхание не было таким уж глубоким и ровным. И вскоре почувствовал, как ее рука крадется к его паху.
Его разбудил запах кофе. Он открыл глаза и увидел Марлен. Она была одета и держала в руке поднос.
– Завтрак в постель, – объявила она.
Фабио сел в кровати и сунул под спину подушку. На подносе красовалась чашка кофе с молоком, две подогретые булочки, масло, мед, яйцо всмятку, соль и перец.
– А ты? – спросил он.
– Я уже позавтракала. – Она присела на край кровати. У ее поцелуя был вкус зубной пасты. – Что ты хотел спросить насчет «палма»? – Значит, она прочла его заметки на письменном столе.
– Ты не знаешь, где он? В ящике нет.
– Может, потерялся, когда это произошло.
Фабио отхлебнул кофе. На запах кофе был лучше, чем на вкус.
– Не думаю, что он был у меня с собой. Я ведь и мобильник здесь оставил.
– Нет, мобильник был при тебе. Среди твоих вещей в больнице. Это я принесла его сюда, у него села батарейка.
– Ты и позывные изменила?
– Болеро? Нет, это ты. – Марлен усмехнулась. – Ты сказал, что оно сексуально.
Фабио недоверчиво покачал головой.
– Болеро звучит, только если звоню я. Это ты так запрограммировал. Сказал, что тебя это заводит.
– Господи!
Она рассмеялась, поцеловала его и встала.
– Я опаздываю. Счастливо оставаться. Не забудь про физиотерапию. В десять часов.
Она вышла из комнаты, потом вернулась:
– Я тебе позвоню.
– Нет, лучше я тебе.
Он позавтракал и позвонил Норине. После третьего звонка отозвался ее голос.
– Норина Кесслер. Оставьте ваше сообщение или позвоните мне на мобильный. – Голос продиктовал номер мобильника.
– Норина! – сказал Фабио. – Ты дома? Если ты дома, пожалуйста, возьми трубку. Норина! Прошу тебя. Мне нужно с тобой поговорить. – Он ждал, но она не ответила.
Он набрал номер мобильного.
– Норина Кесслер, – сказал ее голос. – Оставьте ваше сообщение, я перезвоню.
– Неправда, – сказал Фабио. – Ты не перезвонишь. Чао.
Он положил трубку и вымыл посуду. Потом снова набрал номер ее мобильного.
– Прости, – сказал он после сигнала, – я не хотел тебя обидеть. Прошу тебя, просто перезвони. Это важно. Пожалуйста.
Выйдя из ванной, он снова позвонил ей домой. И снова отозвался автоответчик. На этот раз он не оставил никакого сообщения.
Он натянул свои самые легкие летние брюки и светло-голубую полотняную рубашку, которую видел впервые. Потом заглянул в стенографический блокнот.
