Ян Пужицкий - Великий Шу
Микун удовлетворенно кивнул и дал ему вторую карту. Петр сложил ее с тузом пик, затем раскрыл. Микун и Кожень напряженно вглядывались в него. Петр Грынич состроил мину «полнейшее удивление наивного человека» и, чуть заикаясь, выдохнул:
— Не знаю, как это случилось, но сейчас вы мне дали две карты...
— Как это две?! — не стесняясь заорал Микун.
— Я не знаю как,— тоже волнуясь, прошептал Петр и выложил на стол три карты.
Микун врос в кресло. Затем посмотрел на Коженя, как бы ища у него поддержки, но тот только покачал головой.
— Ты виноват,— вынес он приговор.— Ошибка при сдаче всегда наказывается. Так что или ты проиграл, или ты доставишь банк и вы играете снова.
Микун со злостью швырнул карты на стол.
— Не проиграл! Не проиграл! У меня просто карты слиплись! Хорошо, я доставлю банк, но играть будем новой колодой.
Теперь банковал Грынич, остальное было игрой кошки с мышкой. Петр давал Микуну выигрывать незначительные суммы, стараясь всячески разнообразить игру. Помимо всего прочего, эта забава имела целью выяснить финансовые возможности кондитера. Кожень в расчет не принимается. Петр держал его в игре, поскольку тот своим присутствием и дурацким поведением распылял внимание Микуна.
К одиннадцати часам Микун проигрывал двести сорок тысяч. Тут он «зациклился», боясь проиграть еще больше, и стал идти на тысячу, максимум две. Наступил самый трудный момент игры. Нужно было дать возможность созреть в его голове мысли, что лежащую на столе кучу денег можно в любой момент отыграть. Грынич спокойно ждал, пока соперник на это взойдет.
Внезапно Кожень рискнул сыграть на десять тысяч и выиграл. Тут Микун сломался. Это было заметно по его лицу, то бледному, то багровому. И вот он не выдержал.
— Почему вы не объявляете «стук»? — злобно спросил он.
Петр как бы опешил. Задумался.
— Такая гора денег... Как-то нехорошо было бы обыграть хозяина...
До Микуна дошли и ирония, и намек, он закусил губу и ничего не ответил. Кожень выиграл еще раз. Микун закипал. Грынич пригладил свои коротко остриженные волосы.
— Ну что ж. Уже двенадцать часов. Поздно. И раз вы настаиваете, я объявляю «стук».
— Секундочку,— вскочил Микун. Он выдвинул ящик стола и достал еще одну колоду карт.— Такой «стук» надо разыграть новыми!
— Совершенно справедливо,— согласился Грынич, тасуя карты.
Первым на линию огня вышел Кожень. Перед ним лежало двадцать пять тысяч, а поскольку это была последняя партия и последняя возможность отыграться, он рискнул поставить пятнадцать тысяч и проиграл.
Грынич повернулся к Микуну. Дал ему одну карту и одну отложил себе.
На лице Микуна была вся гамма оттенков внутренней борьбы с самим собой — перед ним лежал банк, в котором было более двухсот пятидесяти тысяч. Их можно было отыграть только сейчас. И шансы были неплохие, потому что Грынич сдал ему туза..
— Сколько на кону? — нервно уточнил процветающий бизнесмен.
Петр склонил голову и мысленно подсчитал:
— Двести семьдесят тысяч.
— Свою карту,— все еще не решившись, потребовал Микун.
Грынич открыл. У него был бубновый король.
Микун еще раз повертел в руках своего туза, взглянул на короля бубей и сплюнул через левое плечо. Он решился. Метнув Коженю быстрый взгляд, чтобы тот проследил за картами, Микун вышел из гостиной в другую комнату и тут же вернулся с целлофановым пакетом в руках, набитым пачками банкнот. Он стал выкладывать их на стол, громко считая:
— Сто... двести... двести пятьдесят... Иду на все. Карту.
— Минуточку,— остановил его Грынич,— Если вы выиграете, в банке останется двадцать тысяч.
Микун скрипнул зубами и схватил деньги, лежащие перед председателем кооператива.
— Здесь только десять тысяч,— пискнул Кожень.
Микун бросил эти деньги на кон и объявил:
— Десять тысяч останется вам, дорогой гость.
— Если вы выиграете,— простодушно подтвердил Грынич и дал ему карту.
Толстые руки кондитера схватили ее и поднесли к самым глазам. Обвислые щеки дернулись в непроизвольной улыбке.
— Себе.
Грынич взял карту и положил рядом со своим королем. Второй картой была десятка. Всего четырнадцать. Он изобразил на своем лице мину «долгое раздумье» и отложил колоду в сторону.
— Четырнадцать,— сказал он громко и махнул рукой.— Все, хватит, а то некрасиво было бы обыграть хозяина.
Микун молчал. Грынич смотрел на него в упор широко раскрытыми глазами.
— Я проиграл? — спросил он наконец.
На лбу кондитера выступили капельки пота.
— Проиграл? — спросил он еще раз.
Микун швырнул карты на стол и заорал, почему-то обращаясь к Коженю:
— А у меня тринадцать! — после чего подскочил к бару и налил себе полный стакан коньяка. На мгновение его взгляд задержался на поблескивавших стволами ружьях, как будто в этом было спасение.
Грынич взял пакет и стал неторопливо складывать в него деньги. Взгляд, брошенный в угол, где стояли ружья, он заметил.
— Совершенно не понимаю, как это случилось... Уверяю вас, что я не хотел... Нелепость какая-то...— растерянно бормотал он.
И в этот момент он услышал за своей спиной голос таксиста. Грынич еле сдержал вздох облегчения. Безумный замысел Микуна стал нереальным, хотя с проигрышем он, разумеется, не согласился и потребовал реванша. Грынич обещал.
***Все это было прошлой ночью. Сегодня они условились встретиться в пять вечера. Он понимал, что какой-то сюрприз к этой встрече кондитер подготовит, а если его заготовки окажутся неудачными, может схватиться за оружие. Самым разумным выходом из создавшейся ситуации было бы расстаться «по-английски», не прощаясь, то есть потихоньку уехать. Но это означало бы, что он струсил, убежал. Петр Грынич — Великий Шу так поступить не мог. Кто виноват, что обстоятельства вынудили его вновь стать Великим Шу?
Часы на костеле пробили час дня, и туг раздался стук в дверь.
— Одну минуточку! — крикнул он и убрал все со стола, а клочки нарезанной бумаги выбросил в корзину. Целлофановый пакет с деньгами он небрежно швырнул на кровать, выложил на стол две колоды карт, купленные в гостиничном киоске, и рядом с ними отдельное издание работы Иммануила Канта «Критика чистого разума».
После чего распахнул дверь.
— Пожалуйста, Юрек, заходите.
Юрек Гамблерский неуверенно вошел и осмотрелся.
— Вы держите это вот так?! — он вытаращил глаза на лежащий на кровати пакет.
Грынич пожал плечами.
— А где мне их держать? Да вы садитесь.
Юрек присел. Перед ним лежали карты.
Только вот те ли? Он старался это как-нибудь незаметно определить.
— Что вас там так заинтересовало? — спросил Грынич, доставая из шкафа свой пиджак.
Юрек покраснел, как школьник, пойманный учителем во время прогула уроков, но туг же нашелся.
— Кант! — сказал он с глуповатой улыбкой.
— Кант! — подтвердил Грынич.— Иммануил Кант, великий отшельник. Знаете, у меня однажды оказалось очень много свободного времени и я часто его читал и перечитывал. Это был настоящий мудрец. Вы о нем такого же мнения?
— Да-да,— неопределенно буркнул Юрек и кивнул на карты: — Вот этими будем играть?
Грынич подошел к кровати, достал из пакета пачку денег и положил перед собой.
— Как бы все не проиграть,— пояснил он с опаской.
— Хо-хо-хо! — грохнул Юрек, ловко тасуя карты.
На этот раз Петр Грынич никого из себя не изображал. Парень ему был нужен, поэтому обыграть его следовало быстро и безжалостно.
На столе лежала «пулька» в несколько десятков тысяч. У Юрека же остались лишь жалкие бумажки. Сдавал Грынич. Молодой любитель покера купил две карты и получил комбинацию «фул макс» — три туза и два короля. Петр прикупил три карты.
Юрек пододвинул к «пульке» остатки своих денег и с надеждой посмотрел на партнера. Тот хмыкнул:
— Вы же понимаете, Юрек, что я мог бы дать под вас еще столько же не вскрывая и вам бы нечем было продолжить игру.
Юрек похолодел.
— Но я этого, разумеется, не сделаю. Я только вас проверю.
Юрек с облегчением разложил свою «картинную галерею»:
— Фул макс!
Однако Грынич взглянул на эту красоту как-то уж совсем равнодушно и наставительно произнес:
— Не везет вам сегодня, Юрек. Не ваш день.
Юрек тупо уставился в четыре раскрытые семерки.
Не прошло и четверти часа, а он уже проиграл все. Приезжий складывал выигранные пачки, ему же оставалось только поблагодарить и уйти. Больше делать было нечего. Но он продолжал сидеть как в столбняке, не понимая, что же произошло. Если бы пятнадцать минут назад ему кто-то сказал, что, войдя сюда, он тут же все проиграет, Юрек поднял бы его на смех. И тем не менее он проиграл. Проиграл, хотя они играли им же самим помеченными картами.
Грынич разложил в руке веером пять бумажек по тысяче злотых, как пять карт.
