Питер Гитерс - Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
КОТ, КОТОРЫЙ РЕГУЛЯРНО ЕЗДИЛ ЗА ГОРОД
Нортон быстро освоился с жизнью на открытом воздухе. Меня немного пугало, как легко я начал воспринимать его в качестве деревенского сквайра.
Зайдя в маленький пляжный домик, мы распахнули крышку контейнера, в котором сидели котята. Бедняга Марло — надеюсь, никто и никогда не прочтет ему этого, иначе он рискует заработать комплекс неполноценности, — отказался выходить. Если бы я не провел в его компании еще не один месяц и своими глазами не видел его то там, то здесь, то мог бы заподозрить, что он до сих пор сидит в той коробке. А Нортон за несколько минут обследовал свое новое жилище. Он был вторым воплощением Тони Билла из «Приди и протруби в свой рог».
Нортон тщательно обнюхал каждый миллиметр миниатюрного домика — вокруг дивана, встроенной кухоньки, лестницу, ведущую на спальный этаж. Исследовав верхний этаж, он высунул голову через край и посмотрел на нас сверху, и я понял, какая мысль посетила его. Когда наши взгляды встретились, я покачал головой всего лишь раз, но очень решительно — уверен, именно поэтому он спустился вниз по лестнице, делая по маленькому прыжку со ступеньки на ступеньку вместо одного огромного скачка с трехметровой высоты. Я знал (и он тоже), что ему это под силу. Но я был уверен, что у меня случится сердечный приступ.
Спустившись вниз, Нортон обследовал ванную комнату, запрыгнул на край ванны и соскользнул внутрь. Она была виниловой и очень гладкой и слишком скользкой, чтобы котенок его размера смог легко из нее выпрыгнуть, поэтому, когда он начал нетерпеливо мяукать, мне пришлось идти доставать его оттуда. Вскоре это превратилось в настоящий ритуал, пока кот не вырос настолько, чтобы самостоятельно выбираться из данной ловушки. По крайней мере один раз в день по дому эхом разносилось жалобное мяуканье, и мне приходилось идти выручать Нортона. Признаюсь, отчасти, чтобы отплатить ему за то, что он отрывал меня от работы, развлечения или поднимал с постели, и потому, что было невероятно смешно наблюдать за его потугами, я обычно давал ему три или четыре попытки выбраться самому. Увидев меня, Нортон быстро карабкался по стенке ванны, но у него не получалось, и он соскальзывал назад к водостоку. После нескольких неудачных попыток котик резко мяукал, давая понять, что с играми покончено и он хочет, чтобы я ему помог — немедленно. Он не собирается унижаться ради моего удовольствия.
Особенно Нортону понравились стены пляжного домика, покрытые грубым холстом. Да, это выглядело привлекательно и отлично подходило для игры в верхолазов.
Пока мы с Синди изо всех сил пытались выманить Марло из контейнера, до нас донесся звук, будто кто-то быстро распарывает что-то — на самом деле таких звуков было пять или шесть, — и обернулись, заметив Нортона под самым потолком, когтями вцепившегося в полотно, которым были обтянуты стены.
Естественно, я подумал, что ничего более великолепного прежде не видел. Я был готов поставить Нортона в один ряд с Колумбом, Томом Сойером, Джоном Гленном[14] и первым парнем, сделавшим заказ мяса по почте, в моем списке великих авантюристов. Но к счастью для моего банковского счета Синди подсчитала, во сколько мне обойдется новая отделка каждой стены в доме. Поэтому мы тут же спустили Нортона на пол и попытались охладить его пыл.
Далее мы приложили массу усилий, чтобы сориентировать нашего предприимчивого кота. Лоток с кошачьим туалетом установили в ванной комнате и даже отнесли к нему Нортона, чтобы в случае чего тот не мог использовать незнание в качестве оправдания. (Так получилось, что за три года на Файер-Айленде он ни разу не воспользовался лотком. Снаружи в распоряжении Нортона была одна гигантская песочница, и, как мне кажется, он испытывал огромное удовольствие, справляя нужду, как это делали его дикие предки.) Мы наполнили миски едой и водой — естественно, отдельные для каждого из питомцев, — но сразу поняли, что Марло еще не скоро захочет есть. Нортон показал, что заметил еду, откусив пару кусочков, но мыслями он уже находился в другом месте. Нортон рвался в мир, который ждал его снаружи. И он направился прямиком к двери, затянутой сеткой. Он все еще был котенком, не более трех месяцев от роду, поэтому Синди считала, что ради его здоровья нам не следует выпускать его наружу. Он слишком мал, чтобы подвергаться воздействию всех тех незнакомых микробов, клещей и других неизвестных организмов, которыми кишит природа и о которых мне даже подумать страшно. Но Нортону так не терпелось окунуться с головой в неизвестное…
У меня созрело решение. Стоял идеальный летний день, мы быстро переоделись в официальную на Файер-Айленде одежду — разувшись, надев шорты, а Синди еще и маечку на бретельках, — сделали себе чай со льдом и приступили к реализации первого этапа по превращению Нортона в уличного кота. Мы надели на него голубой ошейник — изысканно смотрящийся на его сером мехе, — к нему прицепили длинную бечевку, приобретенную в «Рокеттс». Таким образом у нас получился импровизированный поводок. Потом мы вынесли Нортона на крыльцо и привязали веревку к ручке двери.
Оставив в доме Марло, который до сих пор не покинул своей портативной тюрьмы, мы с Синди взяли чай со льдом, причем безалкогольный. На этом стоило заострить внимание, поскольку в любом баре и ресторане Лонг-Айленда, заказывая просто чай со льдом, вы получаете напиток с таким количеством алкоголя, которое свалит с ног даже слона. Мы развалились в полосатых пляжных креслах и стали ждать, что же произойдет.
Нортону потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться. Это немного отличалось от ситуации, когда он оказывался в незнакомой гостиной. Скорее походило на путешествие к другой планете, как в фильме «Кокон».
Нортон прижался к полу и нервно огляделся по сторонам, словно опасаясь нападения. Затем немного расслабился и шагнул вперед, все еще держась настороже на случай возможной опасности. Его нос подергивался, вбирая сотни абсолютно новых для него запахов, а согнутые ушки шевелились из стороны в сторону, улавливая звуки, издаваемые птицами, сверчками и пчелами, о существовании которых Нортон не подозревал. А вскоре произошло нечто необыкновенное.
Неожиданно Нортон радостно подскочил. Сам Барышников позавидовал бы его хорошей форме. Он приземлился на лапы и опять подпрыгнул, ударив по бечевке, растянутой прямо перед ним. Улицу огласило его мяуканье, которое подозрительно напоминало восторженное «ого-гооооо!!!!».
Ему хватило тридцати секунд, чтобы смерчем промчаться по террасе. У меня же ушло полчаса, чтобы размотать бечевку. Она опутала ножки кресла, квадратный стол, стоящий снаружи и ножки другого кресла, дважды закрутилась вокруг лодыжек Синди, спинки и ножек третьего кресла и снова вокруг стола, прежде чем Нортон замер на середине террасы, поскольку свободной бечевки больше не осталось.
Он не мог сдвинуться ни на миллиметр. К тому времени как я все распутал, ему не терпелось повторить все сначала. Что он и сделал. Через тридцать секунд мне пришлось высвобождать котика из пут. Синди смеялась, Нортон бегал, а я — распутывал. Мы были абсолютно счастливы. Ну или почти абсолютно.
Через пару недель все это превратилось в рутину.
В четверг вечером мы собирали сумки и сажали котят в отдельные контейнеры — пришлось раскошелиться ради удобства; ради их удобства, — в половине шестого ловили фургон «У Томми» и семичасовым паромом прибывали в Фейр-Харбор. Марло, как обычно, всю дорогу прятался в своем контейнере и выбирался из него, лишь оказавшись около нашего дома. Нортон же еще в машине забирался мне на плечи, смотрел в окно, а на пароме устраивался на моих коленях, прислонившись к перилам. Стоило нам причалить к берегу, как он начинал вертеться и ерзать, демонстрируя желание выбраться из контейнера. Я знал, что очень скоро он отправится изучать остров самостоятельно.
Я приобрел новую переносную сумку, которая идеально подходила моему коту и была удобнее для меня. На самом деле она предназначалась для собак, но Нортон чувствовал себя в ней очень уютно, и, похоже, она нравилась ему больше старого контейнера. Мягкая матерчатая сумка на ремне с жестким каркасом снизу. Впереди имелось сетчатое отверстие, чтобы животное могло дышать и смотреть наружу. Правда, Нортон в нем не нуждался, поскольку я никогда не застегивал сумку на молнию. Я просто сажал его внутрь и вешал сумку на левое плечо, а кот высовывал голову наружу и вертел ею во все стороны, не упуская ни единой мелочи, звука или запаха. Вскоре у меня даже отпала необходимость сажать его внутрь. Когда приходило время отправляться в путь, я ставил сумку на пол, Нортон сам залезал в нее и уютно устраивался.
Через месяц, когда значительную часть выходных дней я проводил, пытаясь освободить от бечевки каждый имеющийся на террасе предмет, мы решили, что настало время отпустить кота с привязи. Мой домовладелец, с семьей которого мы делили переднюю террасу, жаловался, что их велосипеды плотно опутаны бечевкой и похожи на мумии, извлеченные из гробницы Тутанхамона.
