Барбара Гауди - Наваждение
— Это ж надо, чтоб моя собственная собака нанесла мне такой удар в спину! — попыталась пошутить она.
Сунув руку в карман передника, Нэнси нащупала свой талисман — пластиковый пакетик с волосами Рона, которые положила туда, когда в последний раз его стригла. Чтобы талисман проявил свою магическую силу, надо сжать пакетик в руке, произнести заклинание: «Кровь твоя красна, любовь наша сильна, бьются в такт сердца, чтоб быть вместе до конца» — и представить себе друга или мужа, который смотрит на тебя с улыбкой, полной любви. Чем чаще это делать, тем меньше шансов, что он тебя бросит. Нэнси даже и думать не хотела о том, что с ней будет, если он от нее уйдет.
— С ним ты слишком занизила планку, — не раз говорила ей Энджи. — Ты бы запросто могла найти себе кого получше, чем этот противный толстяк.
— Рон вовсе не противный, — отвечала она в таких случаях, хотя слегка кривила душой. И конечно, Рону не помешало бы сбросить несколько килограммов, хоть на самом деле он не столько толстый, сколько мускулистый. Как-то она видела, как он поднял холодильник и перенес его через всю комнату. Правда, она вовсе не рассчитывала поразить этим воображение Энджи.
— Когда мы с ним вдвоем, — говорила Нэнси, — он очень милый. — При этом она имела в виду постель, в которой он проявлял застенчивость, но был к ней внимателен и целовал ее в то место, где остался шрам после операции аппендицита. До того как она с ним познакомилась, ей казалось, что мужчина получает удовольствие только тогда, когда делает тебе больно. Она еще сказала Энджи, что до сих пор сидела бы на «винте», если б он не заставил ее прекратить колоться.
Энджи представила, сколько они друг другу из-за этого нервов попортили, и сказала:
— Ну, подруга, ты меня достала.
Только нервы друг другу они с Роном вовсе и не мотали. Рон как-то застал ее у себя в ванной, когда она покуривала травку, но даже не отнял у нее косяк. Он отнесся к ее проблеме, скорее, с сочувствием, рассказал ей, что сам слишком много пьет, но хочет с этим покончить, пройдя курс лечения от алкоголизма.
— Я тоже уже завязываю, — соврала она. Ей тогда казалось, что по сравнению с тем, что она себе колола и что нюхала, травка — просто детская забава.
— Самой бросить трудно, — ответил Рон и написал на бумажке имя и номер телефона человека из той клиники, куда сам ходил на консультации.
Нэнси пообещала туда позвонить, но так этого и не сделала. Потом, когда они сидели у него на заднем крыльце как-то вечером и она дрожала мелкой дрожью и возбужденно о чем-то говорила, глотая слова и покусывая ногти, он сказал ей:
— Знаешь, мне бы не хотелось связываться с наркоманкой.
Угрозы в его словах не прозвучало — это была просто констатация факта, ясное и спокойное сообщение, как будто кто-то сказал ей: «Знаешь, мне не хочется сейчас есть макароны». Неделю спустя она пошла к наркологу. Ничто не могло заставить ее сделать такой шаг, кроме ужаса при мысли о том, что она может его потерять. Теперь, кроме травки, она ничем не баловалась, причем Рон думал, что она курит план только тогда, когда у нее обостряются проблемы с ногой. Плохо, конечно, что ее любимое лекарство не доктор выписывает. Это-то он понимает. Он вообще самый законопослушный человек из всех, кого она знает. Он честный, благородный человек. Так она, по крайней мере, считала.
Вместе с тем для нее не составляло секрета, что все его разговоры о том, что он очень занят работой, всего лишь отговорки. После всех мучений, которые ей довелось перенести, когда она лечилась, у нее сложилось впечатление, что он вроде как начал крутить обратку. Это, скорее всего, как-то связано с другой женщиной, причем его чувства к ней, должно быть, достаточно сильные. Интересно, какая она из себя? Наверное, маленькая смазливая брюнетка. Все его бывшие подружки — по крайней мере те, о которых Нэнси что-то знала, — были смугленькими. Только ни одна из них долго не продержалась. Но если такая сексуально озабоченная телочка заглянет к нему в мастерскую и сама сделает первый шаг… Нэнси представила себе такую скучающую домохозяйку. Или какая-нибудь разбитная торговка недвижимостью, которая станет его доставать предложениями о продаже дома.
А может быть, он просто в баре с кем-то встретился? С симпатичной веселой бабенкой, которая уже нарожала себе детишек, но ей смерть как хочется родить кого-нибудь еще. Такую Нэнси почти готова была простить.
Рон особенно не задумывался над тем, во что это может вылиться и почему он выбрал именно подвал вместо одной из свободных спален. Все внимание его было поглощено текущей работой. Прежде всего он освободил небольшой склад, расположенный за мастерской. Большую часть барахла он перетащил оттуда на чердак, остальное — в котельную. Потом перенес пылесосы. Склад занимал где-то с половину всей квартиры, и ему хотелось составить туда все пылесосы, чтобы они были в одном месте. Если один пылесос касался другого, он прокладывал между ними тряпочку.
Рон говорил с ними как с живыми.
— С вами все будет в порядке, — успокаивал он свои сокровища. — Это у нас только временно.
Но им было виднее — они ведь всего лишь железяки.
Глава пятая
Он продал «вестингауз» на следующий день. То обстоятельство, что договоренность о сделке была достигнута лишь в устной форме, его ничуть не беспокоило — покупатель был известный коллекционер, который не менял принятых решений. Совершенно уверенный в том, что получит свои пять тысяч долларов, он измерил все, что ему было нужно, и отправился в «Хоум-Депо»[16], где купил шпатели, краску, облицовку, плинтусы, четвертные валики, отделочные гвозди, клей для дерева, уплотнители, новые водопроводные краны, белую занавеску для душа и мягкое, как подушка, сиденье на унитаз. Ковровое покрытие — белое, от стенки до стенки, из стопроцентной чистой шерсти — надо было заказывать, но продавец пообещал ему, что в конце недели оно будет доставлено.
Рон уже ехал домой, когда до него дошло, что со вчерашнего вечера он ничего не пил. Открыв бардачок, он вытащил оттуда фляжку, но внезапно от своего намерения отказался. Ему это было без надобности. Он был целеустремлен и действовал соответственно, как иногда бывает во сне, когда не вполне понятна побудительная причина самого действия. У него было такое чувство, что минуты тянутся достаточно медленно, давая ему возможность сообразить, что надо делать дальше.
В мастерской его уже ждала клиентка. Он, кажется, сказал ей, что ее газонокосилка будет готова сегодня утром, и ему самому стало странно от того, что агрегат был уже отремонтирован. Задержавшись при выходе у двери, женщина бросила ему на прощание:
— Вы созданы для вашей работы.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, аж вздрогнув от дурного предчувствия — ему почему-то пришло в голову, что она имела в виду ту его работу, которую он задумал сделать в подвале.
Но клиентка махнула рукой, указав на выстроенные в ряд газонокосилки, ожидающие починки:
— Все это.
— А, понятно. — У него отлегло от сердца. — Вы правы. Сейчас самый сезон.
Рон запер дверь мастерской, загнал фургончик во двор и разгрузил его там, не опасаясь взглядов случайных клиентов, которые могли бы нанести ему визит. Ему хотелось иметь несколько часов в запасе.
Начал он с того, что стал срывать плинтусы. В процессе работы он поймал себя на мысли, что пытается представить, какой будет комната после ремонта. Осушитель вытянет отсюда всю затхлость подвального воздуха, а кондиционер, пожалуй, надо будет отключить, иначе будет холодновато…
Он немного передохнул и бросил взгляд на окна с тройными стеклами. Для таких никакая погода не страшна, причем все они покрыты полиэфирной пленкой и их практически нельзя разбить. Да, конечно, решетки на окнах придают комнате мрачноватый вид, но если покрасить их в белый цвет, а стекла сделать матовыми, то решеток почти не видно… Потом он посмотрел на потолок и подумал, что надо бы покрыть его звукоизолирующими плитками, чтобы сюда не так доносился шум с первого этажа.
Рон положил ломик на пол и поднялся наверх.
Пару дней назад ему принесли CD-проигрыватель и попросили отремонтировать, чтобы убрать помехи. Он его разобрал, зачистил корродированные провода и собрал снова. Там уже был какой-то диск.
Рон нажал на кнопку. Музыка звучала чисто, никаких помех не было. Значит, дело только в проводах. Поняв, что мелодия ему знакома, он прибавил звук. «О mio babbino caro…» Пуччини. Эту вещь постоянно слушала его мама. Он вспомнил, что это было единственное произведение, которое она слушала сидя, ничем не занимаясь.
Сам он стоял склонившись, уперев руки в бедра. Назвать чувство, которое он испытывал, печалью было бы неправильно. Печаль — совсем не то. Ему казалось, что все его кости зависли в черном пространстве, ограниченном стеной его собственной влажной плоти. Он стал распрямляться, и в этот момент его охватила такая жуть, что к горлу подкатил комок и его чуть не стошнило. Чтобы устоять на ногах, ему пришлось опереться о динамик. Он нажал на кнопку, чтобы перейти к следующему произведению. Зазвучала другая ария, но она была ему незнакома. Он вывернул регулятор громкости до отказа и слушал пение до тех пор, пока жуть внутри его существа не стала проходить.
