Барбара Гауди - Наваждение
Обзор книги Барбара Гауди - Наваждение
Барбара Гауди
Наваждение
Глава первая
Душным полднем в начале июня Силия Фокс, облокотившись на ограду веранды, стояла и курила предпоследнюю сигарету, которую позволяла себе перед уходом на работу.
Квартирка ее была небольшая и тесноватая (вроде как закуток, оборудованный для жизни на третьем этаже викторианского дома), но их с Рэчел радовала, по крайней мере, эта веранда. Над ней нависала крона каштана, листья которого, чем-то напоминавшие перчатки, были уже достаточно большими, чтобы весь дворик перед домом тонул в тени. С веранды виднелись улица и проулок. Проулок тянулся позади магазинов, выходивших фасадом на улицу Парламент. Обычно там кто-нибудь шебутился, но теперь — должно быть, из-за жары — в нем почти никого не было, только безногий инвалид в кресле-каталке неспешно тащился мимо мусорных контейнеров, выставленных позади большой аптеки, да мосластый мужик выгуливал собаку, держа поводок, как кучер вожжи. Мимо проехал фургончик, хозяин которого занимался ремонтом электробытовых приборов, и Силия подумала о том, нельзя ли у него прикупить подержанный кондиционер. Хотя вряд ли у нее хватит денег даже на старый агрегат. В любом случае, сначала надо заполнить заявку в школу фотомоделей, чтобы успеть подать ее в срок.
Хотелось ли ей и в самом деле подавать эту заявку? Она еще не решила это для себя толком. Девять лет — пожалуй, маловато, чтобы расточать зазывные улыбки. Хотя, если верить тому малому из модельного агентства, девять лет в этом деле — уже чуть ли не старость. Когда она назвала ему возраст Рэчел, он сказал, что дал бы ей семь с половиной, от силы восемь.
— Но это не страшно, — добавил мужчина, глядя на Рэчел, как на подержанную тачку, — она может пройти.
Теперь Силия уже жалела, что позволила ему угостить их с Рэчел в кафе чаем со льдом, но он как банный лист увязался за ними, когда они шли по улице Парламент, и поначалу казался очень милым.
— Девочки сейчас пользуются большим спросом, — сказал он. — За эксклюзивное элитное рекламное объявление им платят до тысячи плюс гонорары за каждую следующую рекламу.
Рэчел резко вскинула глаза, оторвав их от книги, лежавшей на столе:
— Тысячу долларов?
— Вот именно.
— Мне могут заплатить тысячу долларов?
— Как только на рекламной картинке появится твоя мордашка.
Он заверил Силию, что в случае девочек с таким потенциалом, как у Рэчел, школа фотомоделей отказывается от своего гонорара.
— А что значит «потенциал»? — спросила Рэчел.
— Красота, — ответил он. — Ты ведь знаешь, что ты очень красивая, да?
Рэчел пожала плечами.
— Это я тебе точно говорю.
Он все время переводил взгляд с нее на Силию, явно задавая себе тот же вопрос, который задавали себе все, кто видел их в первый раз. Именно в этот момент Силия взяла несколько брошюр и бланк заявки.
— Нам надо будет все это прочитать, — сказала она.
Ей вовсе не хотелось удовлетворять его любопытство, хоть обиженной она себя не ощущала. Разве она сама постоянно не чувствовала удивления от того, что была родной матерью собственной дочери? Она слегка откинулась на стуле и по тому, как Рэчел чуть склонила головку, поняла, что интриговавший мужчину вопрос сейчас будет прояснен. Так оно и случилось.
— Некоторые спрашивают, не удочеренный ли я ребенок. Так вот, никто меня не удочерял.
— Ну что ж… — произнес мужчина.
— Мой папа — чернокожий. Хотя это и так должно быть очевидно.
— Я так и подумал.
Чуть изменив тон — так, что в нем теперь зазвучали гордость или вызов, так, будто до нее только сейчас дошло, что заранее знать об этом было нельзя, — Рэчел сказала:
— Он — архитектор из Нью-Йорка. Его зовут Роберт Смит.
— Это круто! — отреагировал мужчина. — Надо же — архитектор из Нью-Йорка…
Или ветеринар из Хобокена[1]… Силия понятия не имела, чем он занимается. Она даже не была уверена в том, что его фамилия — Смит.
Силия зашла в комнату и прочитала в журнале «Харпер» тоскливый рассказ о муже, который снисходительно отнесся к странному психическому расстройству жены. Потом согнала с пианино кошку и где-то с полчаса наигрывала «Бесаме мучо». После этого заставила себя вернуться к заявке в школу фотомоделей. Она так и не одолела первую страницу («Реагирует ли ваш ребенок слишком чувствительно на критику?», «Боится ли ваш ребенок собак?»), когда Рэчел вернулась домой, сообщив ей, что Леонард тоже хочет стать моделью. В обмен на бесплатные уроки игры на пианино Леонард Вонг отводил Рэчел в школу и приводил ее домой. Ему было двенадцать лет, но вел он себя так, как будто ему уже стукнуло все сорок. Он был до жути великодушным мальчиком и отсылал свое пособие в детский дом в Шанхае.
— Он для модели не подходит, — тактично заметила Силия.
— Знаю, — ответила Рэчел. — Ему скобки нужно поставить на зубы. Но я ему об этом говорить не стала. — Она подошла к Силии и положила ей ладошку на голое потное плечо. — Эй! — Девочка заметила заявку. — А почему это все еще здесь? — Она взяла бланк.
— Знаешь, у меня еще кое-какие мысли появились, — сказала ей Силия. — Хочешь лимонадика?
— Не сейчас, — холодно ответила Рэчел.
Силия взяла сигарету:
— Пойдем на веранду.
— Ты себя так ведешь, как будто тебя вообще не волнует, что мы бедные, — сказала Рэчел, выходя из комнаты следом за Силией. Она плюхнулась на диванчик и стала выдергивать кусочки поролона из дырки в диванной подушке.
Силия подошла к перилам.
— Прекрати это, — сказала она, кивнув в сторону подушки. — Мы не бедные.
— Все равно.
— Мы бережливые и экономные. — Силия прикурила. — Моделью стать хочешь? О деньгах не думай. Тебе хочется все время после школы и по выходным таскаться на прослушивания и собеседования, а потом часами сидеть на жаре под ярким светом, так что ни на какие игры времени не будет оставаться?
— Тот дядя сказал, что мне будут платить тысячу долларов.
— Думать о деньгах — пока не твоя забота.
— Это станет моей заботой, когда ты умрешь от курения.
— Я уже бросаю.
— Обманщица. — Девочка вскочила с диванчика, подошла к Силии и взяла ее за руку. — Врунишка, врунишка! — театрально кричала она. — Ты куришь даже больше, чем Мика.
Мика сдавал им квартиру и был их лучшим другом.
— Он курит только для вида, — сказала Силия, — и потому в счет не идет.
Рэчел отпустила руку матери и стала кружить по веранде.
— Так что, — спросила Силия, — могу я эту заявку разорвать и выкинуть?
— Ты сама принесла ее домой.
Рэчел подскочила к ограде и сползла на пол:
— Отлично. Значит, это дело решенное.
Девочка встала. Что-то привлекло ее внимание на улице.
— В чем дело? — спросила Силия, бросив взгляд туда, куда смотрела дочь. Инвалид уже не катался в коляске по проулку. Только два голубя на другой стороне клевали вафельный стаканчик из-под мороженого. — На что ты там уставилась?
— Ты, мамочка, совсем раздета.
— Оттуда никто не разглядит.
Рэчел приласкала Феликса, который вышел на веранду.
— Я думаю вечером пойти с тобой, — сказала она.
Глава вторая
Силия работала на двух работах. По понедельникам и четвергам, с десяти до шести, она была занята в небольшом магазинчике, торговавшем видеодисками и видеокассетами и сдававшем их напрокат. Магазинчик назывался «Видео Тома». Его хозяином был веселый и беззаботный экс-чемпион по боксу по имени Джерри. (Томом звали его пса, который сдох еще лет десять назад.) Порой там бывало скучновато, но до дома было недалеко, и Джерри никогда ничего ей не говорил, если надо было поменять время работы, когда Рэчел пропускала школу из-за болезни или у нее не было уроков.
До прошлого сентября она работала еще и по пятницам, а потом — по совету одного посетителя — получила работу в мотеле «Каса Эрнандес» на бульваре Лэйкшор, где играла джаз и блюзы. Работала она там вечерами в пятницу и в субботу, с половины шестого до половины десятого, а после нее выступал Берни Силвер, который играл в мотеле аж с начала семидесятых.
Впервые в жизни она играла за деньги, а иногда ей даже давали чаевые. Раньше она всегда только аккомпанировала на рождественских богослужениях и подыгрывала подвыпившим певцам на вечеринках. Люди часто говорили ей, что, вздумай она когда-нибудь записать свой диск, они тут же бросятся его покупать, поэтому, отучившись два года в университете Йорка, она отказалась от заявленного (хотя никогда ее особенно не волновавшего) намерения стать социологом и вместо этого решила сосредоточиться на музыке. Но не успела она заняться этим всерьез, как выяснилось, что она беременна. Тогда ей шел только двадцать первый год. Она работала неполный рабочий день в «Валу-марте»[2] и жила в малюсенькой двухкомнатной квартирке с матерью, у которой стали так болеть колени, что ей пришлось урезать часы работы в «Итоне»[3], где она торговала в отделе женского белья.
