Энн Брашерс - Имя мое — память
— Что мы тут делаем? — вздохнула Люси, сидя на металлическом складном стуле.
— Алисия Клинер говорила, что она просто изумительна, — прошептала Суми.
Люси не понимала, где тут может скрываться предмет для изумления. Ее мать каждые два года ходила к ясновидящим и удивлялась, когда ей говорили: «Около воды вы чувствуете себя спокойно. Вас подпитывают книги. Вы не можете удержаться и не воспитывать всех подряд». Ее мать изумляли также вещи вроде полярности, чакр, массажа стоп и многое другое, о чем можно было узнать из сети домашнего шопинга. Люси догадывалась, что у матери высокий порог изумления.
Ей ничего не стоило до последнего дожидаться великой мадам Эсме, но трудно было не заснуть. В особенности после того, как появилась Марни с видом плохо скрываемого самодовольства, заявив, что не станет рассказывать, пока все не пройдут сеанс.
— Ну, давай же!
— Не могу. Серьезно.
— Кто тебе ближе — я или мадам Эсме?
— Не заставляй меня выбирать.
Покачав головой, Люси снова опустила ее на стол.
Наконец мадам Эсме появилась в третий раз и выпустила за дверь Джеки.
— Я готова принять тебя, — обратилась она к Люси.
Зевая, Люси вошла. Комнатушка освещалась лишь мерцающим пламенем трех свечей, стоящих на карточном столике. К столу были пододвинуты еще два складных стула. Когда глаза Люси привыкли к полумраку, она различила открытые полки с одеждой. Кофты, груды брюк и залежи носков. Явно больше, чем хотела узнать Люси. У стены стояла двуспальная кровать с одной подушкой. На стене висел постер, но Люси не могла различить, что на нем, поскольку его скрывала полка.
Мадам Эсме закрыла дверь и села. Люси опустилась на соседний стул. Эсме прикрыла глаза и вытянула руки ладонями вверх. Люси не понимала, что от нее ожидают.
— Дай мне свои руки, — сказала Эсме.
Люси, смущаясь, так и сделала. Руки у Эсме были теплыми и схватили ее ладони с неожиданной силой. Люси догадалась, что та ненамного старше ее самой. Почему она занимается этим? Для подобного нужна определенная смелость.
Эсме закрыла глаза и принялась раскачиваться. С точки зрения актерской игры так себе, решила Люси. Вот за это получаешь двадцать долларов. Она с трудом подавила зевок. Эсме открыла рот, словно собираясь что-то сказать, потом снова закрыла. Надолго воцарилось неловкое молчание. Люси прислушивалась к голосам подруг за дверью.
— Вижу пламя, красные огни, слышу громкий шум, — произнесла наконец Эсме. — Это школа?
— Не знаю, — сказала Люси.
Она знала только, что устала и все ее раздражает. Включаться в игру настроения не было.
— Похоже, школа, — продолжила Эсме. — Вокруг носятся люди, но ты одна.
Люси была к этому готова. «В толпе чувствуешь себя одинокой. Ты более робкая, чем кажется людям».
Взгляд мадам Эсме застыл. Изменилось выражение лица.
— Ты не одна. Он здесь, с тобой.
— Ладно.
Люси подумала, что они подходят к романтическому моменту воображаемого исполнения желаний.
— Он ждет тебя. И не только сейчас, он давно ждал тебя.
Эсме надолго замолчала, и Люси решила, что, возможно, на этом все закончится. Но вскоре Эсме заговорила снова, и на сей раз голос ее звучал более низко и энергично.
— Ты не захотела его выслушать.
— Прошу прощения? — вежливо произнесла Люси.
— Он пытался что-то рассказать тебе. Тогда он в тебе нуждался. Почему ты не стала его слушать?
— Кого слушать? — Люси откашлялась. — Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— На танцах. Вечеринка. Я чувствую, что ты была испугана. Но все же…
Эсме с силой сжала ее руки.
Люси не особенно хотелось знать, о чем говорит Эсме. Та сама не понимает, о чем говорит. Она просто болтает. Мелет стандартную чепуху, стремясь подловить Люси на чем-нибудь.
— Тебе надо было послушать.
— Что именно?
Разве ясновидящая должна высказывать свое мнение?
— То, что он тебе говорил. — Голос Эсме зазвучал глубоко. Ее транс становился убедительным. Вероятно, она разогрелась. У Люси появилось садистское желание лягнуть ее под столом. — Потому что он тебя любил.
— Кто меня любил?
Ясновидящие никогда не называют имен. Они ждут, когда клиент сам их назовет.
— Дэниел, — молвила она.
Люси откинулась на стуле. У нее перехватило дыхание.
— Кто?
— Дэниел.
— Хорошо.
Люси выпрямилась, и стул под ней заскрипел. Что известно о ней этой женщине? Может, она каким-то образом знает их со школы? Или ее проинформировала Марни?
— Дэниел хотел, чтобы ты вспомнила. Он поцеловал тебя, и ты на миг вспомнила, так ведь? Но потом убежала.
Марни не могла бы ей этого рассказать. И никто не мог бы. Люси почувствовала, как на нее накатывает страх, а вслед за ним дурнота, пока рассудок судорожно искал разумного объяснения. Она не хотела ничего больше говорить, однако Эсме еще не завершила свой сеанс.
— Ты сказала, что постараешься. Когда ты была Констанцией, то обещала, что вспомнишь, но потом отказалась от своих слов. Не захотела даже попытаться.
Люси почувствовала, как у нее на глазах закипают слезы. Два года назад она постаралась выбросить тот вечер из головы. Накрепко его запечатала и спрятала. Кто мог об этом узнать?
— Он был одинок, ты знаешь. А ты — София, его большая любовь, говорила, что попытаешься.
— Что я должна попытаться вспомнить?
Люси с трудом узнала собственный голос: он был прозрачным, тонким и шипящим.
— Ты должна была попытаться вспомнить… его. — Эсме произнесла это громко и негодующе. — Должна была вспомнить, как любишь его. Он сказал, что вернется, и ты обещала, что вспомнишь его.
Голова Эсме дрожала, и, хотя она держала Люси за руки, у той возникло четкое ощущение, что тело женщины устремляется куда-то вовне.
— На войне. Ты ухаживала за ним. Он с трудом дышал. Ты понимала, что он умирает. Он не хотел покидать тебя, но ты сказала, что никогда не забудешь. Ты забыла, а он помнит. Он рассказал тебе, кто он такой. Он тебе доверял. Ты ведь знаешь, верно?
Люси невольно отпрянула. Она чувствовала, что попалась и ее порицают.
— Нет.
Эта женщина заманила Люси в ловушку.
— Ты знаешь, кто он такой. Ты ведь понимаешь.
— Не понимаю. Кто он?
— Ты ведь София, и ты была ему нужна.
— Кто такая София? Зачем вы постоянно говорите о ней?
То же самое делал и Дэниел. Ее это напугало тогда и пугает теперь.
— Я говорю о тебе.
— Нет, неправда. Я — Люси.
Однажды она видела фильм про девушку с расщеплением личности. Эсме говорила так, словно внутри Люси есть кто-то другой, кто слушает и даже отвечает, и мысль об этом привела ее в ужас.
— Сейчас ты Люси. Но прежде…
— Прежде чего?
— Если можешь, постарайся найти его.
— Как же мне его найти? Я только раз с ним разговаривала. Я его даже не знаю.
— Нет, знаешь. Не надо мне лгать.
Люси отдернула руки.
— Прекратите, пожалуйста.
Она начала смущенно всхлипывать, выдавая себя этим. С каких пор медиум отчитывает клиента? Надо успокоиться.
Эсме открыла глаза и посмотрела на Люси так, словно удивилась, увидев ее здесь. Потом заморгала. Они с Люси глядели друг на друга, как незнакомые люди.
— Тебе нужно разыскать его, потому что он тебя любит, — вновь возвращаясь на сцену, слабым голосом произнесла Эсме.
— Я о нем даже не думаю больше, — заявила Люси, питая слабую надежду, что Эсме захочет прийти к соглашению и забыть все, что сейчас произошло. Она понимала, что обе они оказались в странной ситуации. Люси еще предстояло с ней расплатиться.
Эсме смотрела на нее с явным упреком. Она не была похожа на женщину двадцати лет, с густо нанесенными зелеными тенями для век, жаждущую получить свой гонорар. Она напоминала старейшего на свете судью.
— Как ты можешь такое говорить?
Люси покачала головой. Как бы ей хотелось перестать плакать! И продолжать притворяться, будто ей не страшно и она не верит во всю эту чепуху.
— Не знаю, — откликнулась Люси.
Никея, Малая Азия, 552 годЯ рассказывал вам про девушку из деревни близ Лептиса в Северной Африке, встреченную в моей первой жизни. Моя вторая жизнь началась через тридцать один год в одной из частей Анатолии, как и первая. Знаете, жизни имеют тенденцию группироваться почти в одном и том же месте. Вторая жизнь внешне была ничем не примечательна, но для моего сознания оказалась необычайной. Она начиналась обыкновенно. Я еще не знал, кто я такой.
Но как только я достаточно вырос для того, чтобы думать, или для того, чтобы вспоминать мысли, я стал размышлять о девушке из хижины, крытой соломой. Я видел ее лицо в проеме двери. Позже я стал видеть пламя и тогда понял, что с ней случилось и что я наделал.
Каждый раз, закрывая глаза, я думал о ней. По ночам кричал, плакал во сне. Мне было, наверное, всего лишь два или три года, и я не мог еще осознать свою вину, свой стыд или то, насколько важно для меня ее лицо. Но каждый день я испытывал настоящий ужас, словно это происходило со мной.
