Леонид Енгибаров - Клоун с Осенью в Сердце
Нет, вы не угадали.
Она взволнованно выдохнула:
— Охрана!
Алекс вздрогнул и быстро исчез, как и появился. На этом кончилась блистательная карьера клоуна Алекса. Королева не могла простить, что он, с его тонким музыкальным слухом, не понял ее, она же сказала:
— Ах, рано!..
Да, чуть было не кончилась карьера Алекса, но он был человеком творческим и быстро освоил новую тональность.
Это было давно, но ничего в этой истории не выдумано, да и зачем.
Лестница
Однажды я встретился с лестницей. Это была лестница, ведущая вверх, по которой так часто скатываются вниз. Мы долго беседовали с ней, и я многое понял из ее рассказов.
Ошибаются те, кто думает, что главное в жизни человека — дороги. Нет, главное — лестницы, по ним мы поднимаемся и спускаемся (не всегда и не все самостоятельно), по лестницам мы карабкаемся, а иногда счастливо взбегаем, перепрыгивая через две ступеньки к прекрасным мраморным площадкам успеха, порой таким непрочным. Оттуда мы больше видим, и все видят нас. После чего очень важно бывает определить, стоит ли подниматься выше и по какой лестнице, или лучше вызвать лифт и передвигаться то вверх, то вниз, в зависимости от механизма моды, общественного мнения, да мало ли чего, что управляет капризным лифтом.
Есть еще любители взбежать, отдав все силы сердца и мозга, на самый верх самых коварных и шатких лестниц, а оттуда съехать по перилам, испытывая наслаждение от оваций за безрассудство и храбрость. Здесь есть опасность не удержаться в конце и шлепнуться, но у того, кто спускается по перилам такой лестницы, дух захватывает и кружится голова. А аплодирующие? Они же собираются не ради падения.
Да, главное в нашей жизни — лестницы, потому что ведь в конце любая дорога — это та же лестница, только вначале незаметная. И особенно опасны кривые, когда из-за поворотов не чувствуешь, что опускаешься все ниже и ниже.
Вот что рассказала мне старая лестница, ведущая вверх, которая очень страдала, когда по ней скатывались вниз.
Не обижайте лестницы!
Сердце
(В Ереване)
К художнику пришла старость. Стало болеть сердце. И однажды он вышел из дома, поправил длинные пряди седых волос, и, прищурив на солнце глаза, пошел к своему другу-каменщику.
— Здравствуй, мастер, — сказал художник, — мы дружим с тобой много лет и мы многое знаем, ты — о камне, я — о человеческом сердце. Людские сердца — разные. Бывают чистые, как горный хрусталь, бывают лучистые, как рубин, или твердые, как алмаз, или нежные, как малахит. Я знаю, есть и другие: пустые, как морская галька, или шершавые, как пемза. Скажи мне, мастер, из какого камня — мое?..
Каменщик раскурил трубку и ответил:
— Твое сердце — из туфа. Туф дает людям тепло, но он ранимый, мягкий, и все невзгоды жизни оставляют на нем свои следы. Туф — это камень для тебя, для художника.
Они долго глядели на раскинувшийся перед ними прекрасный туфовый город, хранящий в себе сердца многих поколений его создателей — каменщиков и художников.
Кабачок Старость
В конце длинной дороги Жизни есть маленький кабачок Старость. Там приятно попивать сухое вино, вытянув усталые ноги к каминной решетке.
Сюда часто забегают пропустить свой первый стаканчик и набраться мудрости те, у кого вся дорога впереди. И надо следить за собой и не хватить лишнего, чтобы не наболтать им чего — про ветер и бури, а то они, чего доброго, не выйдут отсюда.
Как смешно они сейчас петушатся, не зная, что дорога до этого кабачка страшна, порой опасна.
А им сейчас все нипочем.
Так думали старики, что сидели в кабачке, согревая кости, ожидая, когда придет дремота, и можно будет снова и снова — хоть в мечтах — отправляться в дорогу.
Интервью
Все необычно в гардеробной знаменитого укротителя, облепленной фотографиями его партнеров — черных, как осенняя ночь, желтых, как песок Сахары, полосатых, пятнистых.
Необычен и он сам, сорокапятилетний, высокий, с темно-серебристой шевелюрой и карими смешливыми глазами.
Я спрашиваю его о том, что может заинтересовать, на мой взгляд, читателей нашего журнала. Он великолепно рассказывает о своей профессии; в каждом маленьком рассказе о его талантливых котятах (так он называет пантер, тигров и львов) — обязательно смешные и забавные происшествия.
Он угощает меня армянским вином, потом начинает переодеваться. Снимает роскошный, весь в сверкающих камнях колет. Под колетом — обыкновенная белая спортивная майка. Он снимает и майку. И я невольно вздрагиваю: все его тело в каких-то неправдоподобных рваных рубцах. Взглянув на меня, он разражается смехом:
— Да нет, это у меня не на работе, это — в сорок третьем, в гестапо.
Звездный дождь
Я подарю тебе звездный дождь. В жизни каждого человека бывают звездные дожди, чистые и удивительные: если не дни, то хоть редкие часы, полные звездного света, или хотя бы минуты, пусть даже мгновения, бывают, обязательно бывают, стоит только вспомнить…
Помнишь, когда ты совершила самый гордый поступок…
День и час, когда ты увидела человека, ставшего самым любимым…
Миг восторга от встречи с искусством…
Счастливые минуты смеха, развеявшие горе и боль… И многие-многие, сверкнувшие прозрением мгновения нашей жизни люди называют звездными.
Я дарю тебе звездный дождь.
Взгляни, его капли я принес тебе в ладонях.
Карманный вор
Я карманный вор. Я король карманных воров. Я богат и счастлив. Я почти что счастлив.
Вот только жаль, что никто не носит сердце в кармане!
Тень
Я попрошу тебя: оставь мне, пожалуйста, свою тень. В платье, украшенном солнечными бликами, пробившимися сквозь кленовую листву.
Оставь мне свою тень, ведь завтра взойдет солнце, и у тебя будет точно такая же прекрасная тень.
Не бойся, я не буду смотреть на землю, чтобы нечаянно не увидеть, как твоя тень положит свои руки на чьи-то плечи.
Нет, я буду беречь твою тонкую стройную тень, а когда пойдет дождь, я верну тебе ее, и ты, гордая, пойдешь по городу. Прохожие будут говорить: «Смотрите, дождь, а у этой девчонки длинноногая солнечная тень! Этого не может быть!» Они просто не знают, что те, кого любят, всегда бывают необыкновенными.
Листья
На гибких ветвях человеческих жизней — узорчатые зеленые листочки. Листья Добра — их больше всего, нежные листья Любви и листья Страха — они обычно растут где-то внизу, их мало.
Листья Верности, может быть, не самые красивые, но наверняка самые необходимые…
Есть листья не похожие на другие, ни в каких гербариях не описанные, они встречаются редко, и их надо особенно беречь.
Качаются под ветром живучие гибкие ветви, но рано или поздно приходит осень, облетают пожелтевшие от времени листья, и очень важно, чтобы узор ковра, который они выстелят на земле, был светлым, звонким и чистым.
Это очень важно для будущей Весны.
Парень, который придумал колесо
В двадцать пятом веке, наконец, разыскали, воскресили и стали чествовать того, кто изобрел колесо.
А он ходил, печальный, с одного молочного банкета на другой, и каждый раз, захмелев от парного, бил себя в грудь:
— Братцы, что вы меня хвалите, я-то что? Колесо, ведь оно, как луна, как солнце, опять же круги по воде идут, если камень бросишь… Не много ума надо, чтоб до колеса допереть… А вот кто ось придумал — это да!
Хороший был этот парень, который придумал колесо.
Под старыми липами
На автобусной остановке под старыми липами сидела на скамейке девчонка в подвенечном платье с красивой белой вуалью, а в руках у нее были розы, тоже очень красивые, снежно-белые.
А вокруг стояли люди. Кто ехал с работы, кто в театр, а кто на стадион; кто ждал семерку, а кто одиннадцатый. И, понятно, на девушку в белом подвенечном платье никто не обращал внимания, потому что в таком платье обычно приходят на конечную остановку, где оканчивается маршрут автобуса, где можно оглядеться, выбрать, с кем поехать дальше, а она стояла на обычной автобусной остановке под старыми липами.
Гордая девчонка. Она верила, что увидев ее, кто-то должен бросить все свои дела, протиснуться к двери и выпрыгнуть на ходу или, придя на остановку и увидев ее, поехать совсем в другую сторону.
Но люди редко бросают начатые дела посредине, и они только улыбались, глядя на нее, потому что подвенечное платье было модное. Я видел ее только однажды. Может быть, потом она с кем-то уехала, а может быть, белые розы, которые она держала в руках, стали ронять свои лепестки, и она ушла.
А я все жду и каждый раз прижимаюсь лбом к стеклу, может быть, она появится снова, и не могу себе простить, что в тот день не смог вырваться из толпы и проехал остановку под старыми липами.
