Тарьей Весос - Птицы
Но тут уж ничего не поделаешь: он не мог оторвать взгляд от этих цветущих молодых людей. От их бьющей через край радости. Их удивительных глаз.
Вот они снова поравнялись с ним. Их воркование заглушило все остальные звуки.
Маттис выпрямился.
— Пусть вы влюбленные, но я хочу… — с отчаянной храбростью начал он и поглядел в упор на сияющую девушку. И замолчал.
Они с удивлением остановились, и девушка и парень. Больше они не смеялись — Маттис ненароком, сам не подозревая об этом, помешал их смеху, помешал обожанием, которое было написано у него на лице и звучало в голосе.
Даже хозяин остановился и затих на своих грядах.
Но ждали они напрасно. Наконец вмешался хозяин.
— Да говори же, Маттис! — негромко сказал он.
Девушка молчала, парень тоже, они с интересом ждали.
Только ждали они напрасно. У того, что Маттис хотел сказать, не было продолжения — но он словно зацепился за что-то и был уже не один. Конечно, ему хотелось бы сказать гораздо больше и совсем не так, но это, как обычно, исчезло, смешалось с посторонними мыслями.
— Да, потому что вы влюблены друг в друга, — сказал он наконец, возвращаясь к своим словам.
— Верно, влюблены, — сказала девушка.
— Вот бы и мне так, — вырвалось у него прежде, чем он успел опомниться.
— И у тебя все еще будет, — сказала девушка и кивнула ему как ни в чем не бывало.
Он подумал: ей бы я мог рассказать свой сон до самого конца.
— Вот и все, — пробормотал он, досадуя на себя. — Все, что я хотел сказать.
— Жаль, — сказала девушка.
— Марш! — скомандовал парень, напомнив этим двоим о своем присутствии и о том, что они работают наперегонки.
Неподалеку смеялся везучий хозяин усадьбы, которому посчастливилось нанять таких проворных работников. Маттис Дурачок был не в счет, его никто не принимал всерьез.
— Да, да, слышу, — ответила девушка на эту команду.
— Марш! — еле слышно мысленно повторил Маттис, это относилось к парню, получившему шутливый шлепок.
Все снова принялись за работу.
Солнце палило все жарче и жарче. В бороздах между полосами валялись обреченные на увядание сорняки. Лебеда пахла теплом.
Маттис глянул назад, на хозяина: неужели он еще не устал? Нет, конечно, вон он какой сильный и умный. Сам Маттис выдохся окончательно, ему хотелось пить, пальцы его не слушались. Девушка здорово подбодрила его, но все это уже испарилось, потому что его донимала работа, с которой он не мог справиться. Те трое снова скрылись от него за бугром, на поле стало пустынно и уныло. На время Маттису пришлось бросить работу, мысли его смешались настолько, что он опять стал выдергивать из земли будущий турнепс, оставляя сорняк.
Перевалив наконец за бугор, он почувствовал себя еще более одиноким. Как будто те трое совсем покинули поле.
Гряды Маттиса зеленели буйно и дерзко. Он полол и думал: нужно зарабатывать себе на хлеб. Ненадолго он присел. Его никто не видел, а сумятица в мыслях мешала рукам работать. Да и приятно посидеть, когда ты так устал.
Он пришел в ужас, увидев, что те трое опять показались из-за бугра. Они уже здесь! Он неловко принялся за работу и вырвал сразу несколько кустиков турнепса. Как бы там ни было, хорошо, что на этот унылый конец поля пришли люди. Влюбленные ворковали уже не так весело, но все-таки ворковали. А вот хозяин вовсе не устал. Когда у человека такое большое поле, он не устает, а работает и работает. Хозяин ни разу не поднял головы.
Они вздрогнули, услыхав странный голос. Голос Маттиса.
— Постойте хоть минутку! — взмолился он. Этот вопль вырвался у него невольно.
Хозяин тут же выпрямился и вытер лоб грязной рукой. Он сильно вспотел.
— Что случилось, Маттис?
Вид у Маттиса был жалкий. Он выбился из сил, хотя до конца поля так и не дошел. Над верхней губой у него чернели усы — осела пыль. Наверно, такие усы появились у всех, но у других они были не в счет. Маттис робко подошел к хозяину.
— Видишь, как я отстал?
— Ну и что? — неохотно отозвался хозяин.
— Ты знал, что так будет?
Хозяин отмахнулся — пустяки…
— А мне это не нравится, получается путаница, — серьезно сказал Маттис.
— Понимаю. — Хозяин склонился к самой земле.
Маттиса так и подмывало спросить: ты, наверно, хочешь, чтобы я бросил работу? Но он сдержался. Помрачнев, хозяин что-то буркнул себе под нос. Влюбленные, воспользовавшись перерывом, принялись щипать друг друга.
Наконец хозяин спросил Маттиса напрямик:
— Хочешь, мы возьмем твои гряды?
Серая пелена заволокла глаза. Знакомая ему по прежней жизни — той, что была до тяги.
— Нет, пока не хочу, — твердо ответил он.
— Ладно.
Хозяин заработал тяпкой.
Маттис вернулся к своим грядам. Проходя мимо девушки, он с мольбой взглянул на нее, может, она сделает что-нибудь, чтобы все стало легко и приятно, ведь она такая веселая и молодая и у нее есть парень.
Он кашлянул — это был знак, что он нуждается в немедленной помощи.
И она все поняла. Она улыбнулась ему, словно напоминая: мы тут вместе, и ты и я, мы машем друг другу, работая на поле.
Большего и не требовалось. Маттис услыхал это так отчетливо, что повторил вслух:
— Да, мы вместе работаем на поле, и ты и я. — Он произнес это так же нежно, но менее скрытно, чем она.
— Ты прав, — согласилась девушка.
Она внимательно вглядывалась в него — несмотря на свой непривлекательный вид, Маттис растрогал ее.
— Марш! — крикнул парень и ущипнул ее за ногу — по-видимому, он находил это веселой шуткой, — и девушка снова стала влюбленной и чужой.
— Да, — сказал и хозяин.
Тот, у которого было такое большое поле. Они взглянули на него и сразу поняли, что он имел в виду: надо работать.
И снова вся троица обогнала Маттиса. Маттис смотрел на них, и ему казалось, что у них-то и было то, о чем он мечтал, те три сокровища. Эти люди обладали ими всю свою жизнь. Они привыкли быть такими и не замечали этого, словно по-другому и быть не могло. Разве иначе могли бы они как ни в чем не бывало полоть турнепс?
Маттис полол, лежа на животе, его донимали мятущиеся мысли. Помоги мне, думал он.
Мысли, как всегда, мешали ему работать, он собирался выдернуть сорняк, но выдергивал турнепс.
Нет, никто не хочет помочь мне, думал он, и перед глазами у него мелькали черные и красные круги.
Драгоценные кустики турнепса вызывали у него досаду, они казались такими чахлыми и жалкими, когда вокруг них не оставалось сорняков, на которые они как бы опирались. Маттису хотелось выбранить их за убожество, этих ничтожных несчастных горбунов, не стоящих того, чтобы человек рылся из-за них в земле и так мучился.
Мысли разбегались в разных направлениях. Так бывало всегда, стоило Маттису начать работать, — значит, ничего не изменилось. Вот, оказывается, что таил в себе этот день: ничего не изменилось, все осталось по-старому.
Слава богу, скрывшиеся за бугром наконец позвали его:
— Маттис!
Звал сам хозяин, тот, что был так умен. Те двое, с их красотой и силой, молчали, но это было неважно. Они владели всеми тремя сокровищами.
— Уже обедать? — мгновенно отозвался Маттис.
— Да, идем! — крикнул невидимый хозяин. Этот дивный зов взвился в небо и, перелетев через бугор, снова опустился на землю. Маттис уже спешил к ним.
Его гряды так и остались недополотыми. Но он все-таки уже видел конец поля. Могло быть и хуже, думал Маттис, заметно оживившись, потому что теперь путь лежал к обеденному столу.
Никто не попрекнул его плохой работой, когда он присоединился к ним и они все вместе направились к дому. Ни единым словом, но Маттис был уверен, что они только об этом и думают; сперва он крепился, но потом не выдержал.
— Почему вы не говорите того, что думаете? — вырвалось у него, когда они в ручье мыли руки.
— А что мы думаем? — удивился парень. Это были его первые слова, обращенные к Маттису.
— Я знаю, что у вас на уме, — сказал Маттис, он сгорал от стыда и должен был еще немного помучить себя.
— Будет тебе, — сказал хозяин. — Идем-ка домой, поедим, отдохнем немного…
Они мыли руки в мелком прозрачном ручье, бегущем недалеко от поля. Маттис и девушка мыли руки в одном и том же бочажке. Там, в воде, замутненной грязью с их рук, Маттис нечаянно коснулся девушки. По нему пробежал огонь. Но вот вода в ямке очистилась сама собой, снова стала прозрачной, и в ней были хорошо видны их чистые руки. Больше Маттис не смел прикасаться к девушке.
Она поглядела на него, у него уже не было времени думать, его подхватило и понесло.
— Все равно что прикоснуться к электрической изгороди, — сказал он.
Потом ему казалось, что это было сказано не так уж глупо, но девушка равнодушно отвернулась. А может, ей стало смешно? Ее возлюбленный мылся рядом, умывшись, он как ни в чем не бывало обнял девушку за талию, и так, в обнимку, они шли до самого дома, до обеденного стола. Может, они вообще не устали? Маттис представлял себе, как парень сгибает руку и у него играют мускулы — и этой сильной рукой он обвил талию своей девушки. Так и должно быть, когда все правильно.
