Кевин Брокмейер - Краткая история смерти
Конечно, он был дурак, и сам это знал. Он променял радости общения и дружбы — удовольствия, доступные любому, кто хотя бы способен выйти за порог, — на миллионы часов сидения в одиночестве за версткой завтрашнего номера. Он принял как данность, что сообщество умерших (а до того — сообщество живых) никуда не денется и всегда будет в пределах досягаемости, и поэтому пренебрегал людьми, предпочитая наблюдать и слушать издалека, с периферии, вместо того чтобы участвовать в происходящем. А нужно было отложить записную книжку, зайти в бар и поискать приятелей-собутыльников. Нужно было влюбиться — или хотя бы попытаться.
Он мог бы сделать, но не сделал слишком много вещей, а теперь уже было слишком поздно.
Лука решил поставить запятую и перешел к следующему предложению. Вскоре он с головой ушел в излагаемую историю.
Должно быть, он работал уже целых полчаса, прежде чем что-то наконец привлекло его внимание. Лука поднял голову. На мгновение ему показалось, что он услышал стук. Лука отложил бумагу и прислушался.
Вот опять — то же самое постукивание, словно ветка, качаясь, задевала дорожный знак. Звук исходил откуда-то с улицы. Подойдя к окну и выглянув, Лука заметил, как за углом исчезают полы чьего-то пальто. «Господи, Господи, Господи», — твердил он сначала про себя, а потом вслух короткий возглас удивления. Лука сам не подозревал, что думает об этом, пока не услышал собственный голос.
Он выскочил из кабинета и галопом спустился по лестнице. Улица перед зданием была пуста, но он видел, в какую сторону направилось пальто. Лука погнался за ним, ощущая бурный прилив энергии, — такое же чувство порой охватывало его в детстве, когда он бросал любое занятие, опрометью бежал на луг позади дома, изо всех сил запускал вдаль теннисный мяч и мчался вдогонку. Сворачивая за угол, он хлопнул ладонью по парковочному счетчику и увидел в конце квартала пальто, исчезающее за сверкающей серебристой витриной, и черный лакированный каблук ботинка, мелькнувший из-под полы. Лука удвоил скорость.
— Подождите! — крикнул он. — Подождите!
Он пробежал полулицы, когда человек в пальто повернулся и остановился в двух шагах от угла дома. Он стоял ровно, как придорожный столб, вытянув руку в сторону кирпичной стены, точь-в-точь ныряльщик, который держится за бечеву, и Лука заподозрил, что перед ним слепой, хотя и без темных очков и трости. Звук, который слышал Лука, сидя в кабинете, наверняка был постукиванием подошв по тротуару.
Он перешел на рысь, сокращая разрыв.
— Привет, — журналист все еще тяжело дышал после пробежки по лестнице. — Привет, меня зовут… — Он хватанул ртом воздух. — …Лука. Ох, Лука Симс.
Слепой склонил голову набок.
— Вы настоящий? — Он сделал ударение на слове «настоящий».
Было так приятно поговорить с кем-нибудь, что у Луки вырвался короткий, но искренний смех.
— А вы? — спросил он.
Лицо слепого напряглось.
— Вряд ли я способен ответить с уверенностью…
— Эй, — сказал Лука. — Возьмите меня за руку.
Слепой осторожно потянулся к ней. Его рука была сухой и мозолистой, особенно кончики пальцев. Она дернулась, когда Лука ее сжал.
— Ну вот, — сказал Лука. — Я настоящий. В общем, больше ничего не могу гарантировать.
Слепой кивнул, как бы говоря «да, сойдет», потом отдернул руку.
— А я и не думал, что здесь кто-то еще остался, — признался Лука, хотя теперь это казалось нелепым, совсем как ночной кошмар, который утратил силу, едва взошло солнце.
Слепой спросил:
— Что случилось? Объясните мне.
— Могу лишь предположить. — Лука тут же заговорил как репортер. — Похоже, что мир — тот, другой, я имею в виду — подходит к концу. Судя по тому, что я слышал, там завелся какой-то вирус, который уничтожил большую часть людей. Может быть, даже всех, не знаю. Когда они умирают, мы уходим. Должно быть, таков порядок. Но учтите, это не более чем теория. По-прежнему непонятно, почему мы оба здесь.
— Я пришел сюда через пустыню, — сказал слепой.
Вечером, невесомо устроившись на кушетке, точь-в-точь воздушный змей, который ловит ветер, он в очередной раз рассказал свою историю. Он допил остатки красного вина и доел фетуччини, приготовленные Лукой. Слепой рвал салфетку на крошечные кусочки и складывал их на ладони.
— Я думал сначала, что это просто свистит ветер. Я не сразу расслышал стук…
Слепой повторял это уже в шестой или седьмой раз, и Лука вновь издал негромкий одобрительный звук. Ему не хотелось отпускать слепого или оставлять его одного даже на насколько секунд, которые потребовались бы, чтобы сполоснуть посуду и убрать остатки еды. Он боялся, что собеседник исчезнет.
— Весь песок… он постоянно двигался, — продолжал слепой. Он сомкнул ладони, и кусочки бумаги словно конфетти посыпались на пол.
Они разговаривали еще долго после захода солнца. Потом Лука предложил гостю заночевать на кушетке; поскольку было поздно, тот согласился.
Лука полночи лежал без сна, прислушиваясь к чужому дыханию.
На следующее утро слепой никуда не делся — он сидел на кушетке и ощупывал кусок дерева в форме крыла, который Лука выудил из реки. Он свернул одеяло, которое дал ему хозяин, и уложил на подушку. Услышав, как Лука зашел в комнату, слепой сказал:
— Думаю, нас должно быть больше.
— Нас?
— Людей, которые остались в городе.
— Почему вы так считаете?
Слепой долго молчал.
— Инстинкт.
Лука был склонен согласиться, хотя и не мог объяснить причину. С той минуты как он услышал постукивание за окном, он искал источник каждого необычного звука, будь то падение желудя с дуба или потрескивание льда в холодильнике. Лука удерживал эти звуки в памяти, пока не убеждался, что все еще способен определить их происхождение. Тогда он подходил к окну или шел на кухню, просто чтобы удостовериться. Как будто всякий звук, не считая ветра, пения птиц или плеска реки, был по определению произведен человеком. Лука представлял себе сотни людей по всему городу, которые любой ценой стараются пробиться сквозь стену одиночества, понятия не имея, есть ли тут кто-нибудь еще. Сотни лиц за сотнями окон. Сотни пальто, исчезающих за сотнями углов. Он решил, что будет продолжать поиски, пока не найдет последнего.
Они провели целый день, ища хоть кого-нибудь. Лука попытался взять слепого под руку, когда они вышли на улицу, но тот отказался, ответив:
— Человек, который так далеко забрался, не нуждается ни в чьей помощи.
Он ориентировался, ведя рукой по стене зданий, мимо которых они проходили, и прислушиваясь к шарканью своих жестких подметок по тротуару.
Они начали с дома, в котором жил Лука, и двинулись вперед кругами.
— Нужно ждать на одном месте, — возразил слепой. — Другие тоже будут искать.
И он был прав — кто-нибудь запросто мог пройти мимо дома в их отсутствие, но Луке слишком не терпелось, чтобы сидеть на месте. Он предпочел попытать счастья.
Они миновали улицу за улицей, слепой кричал: «Эй!», а Лука — «Кто-нибудь!» через каждые десять–двадцать шагов.
— Эй! Кто-нибудь! Эй! Кто-нибудь!
Они миновали автобусные остановки, пустые магазины, сотни покинутых машин — некоторые из них стояли прямо посреди дороги. На тротуаре лежали раскрытые книги, сумки с продуктами и даже чемоданы и рюкзаки. Они нашли скейтборд, который катался туда-сюда в сточной канаве, подгоняемый ветром. Но людей не было. До Луки дошло, что сегодня первое утро за много лет, когда он так и не закончил выпуск «Симсова листка». Хотя единственным вновь обретенным читателем был слепой — он точно не сумел бы прочесть газету, — Лука на мгновение почувствовал себя ребенком, который забыл сделать домашнее задание. С давних пор он был уверен: где-то за спиной всегда стоит учитель.
Время шло, и они со слепым, описывая спирали, все удалялись и удалялись от стартовой точки, пока с одной стороны не показалась река, а с другой — окрестности района оранжерей. Мягкая голубизна неба начала темнеть. Тогда они вернулись и решили, что слепой переночует у Луки и сегодня. И завтра. И послезавтра. Он останется, пока они не обнаружат кого-нибудь — ну или пока их самих не найдут.
Лука понятия не имел, где слепой жил до сих пор. Казалось, он не относился к числу людей, у которых есть домашние животные или ценное имущество, за которым нужно приглядывать. Лука не удивился бы, узнав, что слепой каждую ночь проводил в разных местах: на кушетке, на ковре или на полу в зависимости от того, где посчастливилось обрести ночлег.
Он проснулся рано на следующее утро, почуяв запах еды, и пошел на кухню.
Слепой, найдя в холодильнике банку масла, укладывал тесто в снабженную шарнирами металлическую вафельницу. Масло шипело и темнело, вытекая через край.
— Между прочим, вы разговариваете во сне, — заметил слепой.
