Кевин Брокмейер - Краткая история смерти
Она помолчала, после чего заговорила обычным голосом, лишенным налета воспоминаний:
— Кажется, всё. Извини. Просто захотелось кому-нибудь рассказать.
— Можно кое о чем спросить?
— Давай.
— Ты быстро умерла?
— Не знаю, — ответила Минни. — Такое ощущение, что я не дожила до ночи.
Она лежала на боку, свернувшись, лицом к нему. Все это время ее ноги описывали медленные полукружия под одеялом, одна поверх другой, словно волны, набегающие друг на друга. Перед тем как заснуть, он услышал бормотание Минни: «Посуда…» — и проснулся утром.
Как всегда, слепой уже встал. Он помогал Минни на кухне и наполнял кофеварку, пока хозяйка включала тостер. Они позавтракали английскими булочками с клубничным джемом, а потом отправились в город.
Улицы казались еще безлюднее, чем прежде. Большую часть мусора — обертки от гамбургеров, обрывки автобусных билетов, пустые картонные стаканчики — сдуло в реку или разнесло по тупикам. Оставшееся было слишком тяжело или обтекаемо, чтобы ветер мог его подхватить. Сломанный будильник. Резиновый упор для двери. Компакт-диск. Они казались элементами какой-то гигантской, размером с город, художественной композиции под названием «Вещи, которые мы оставляем».
Между двух шестов возле дома трепыхался рекламный плакат, он натягивался и повисал словно парус на легком ветру, но на тротуаре все оставалось абсолютно неподвижным. Лука внимательно искал хоть какой-нибудь признак человеческой активности. Он приноравливал свой шаг к походке Минни. Слепой держался в нескольких шагах впереди, ведя рукой по стенам и окнам и ни разу не споткнувшись, когда приходилось перешагивать через бордюр на пустых перекрестках.
Лука собирался вернуться, прежде чем наступит вечер. Он боялся, что позабыл закрыть окно. Вне зависимости от того, найдут они кого-нибудь или нет, он не хотел оставлять оборудование под дождем. Мимеограф, в частности, едва тянул даже в лучшие времена — коленчатый вал часто застревал, барабан разболтался, бумага выходила сплошь запачканная чернилами. Лука не решался даже подумать, как будет работать эта штука, если в механизм попадут несколько галлонов дождевой воды.
Они остановились на несколько минут в маленьком уединенном парке на углу Семнадцатой и Маргарет-стрит и уселись на кованую железную скамью, чтобы дать отдохнуть ногам. Минни сняла туфли и начала растирать ступни, массируя их сначала большими пальцами, а потом костяшками.
— Я в жизни даже до почтового ящика не ходила пешком, — пожаловалась она. — У меня ноги как у младенца.
У сетчатого забора валялись два баскетбольных мяча. То и дело между ними пролетал порыв ветра, и они откатывались друг от друга и вновь сталкивались с необычайно звонким стуком. Минни натянула туфли. Лука похлопал слепого по плечу, и они втроем направились к оранжерее.
До вечера было еще далеко, когда слепой вдруг резко остановился и вытянул перед собой левую руку.
— Вы слышали? — спросил он.
Лука ничего не слышал. Минни тоже.
— Похоже на выстрел, — сказал слепой. — В нескольких милях отсюда.
Он склонил голову набок и указал пальцем.
— Вот! Вот опять!
Внезапно, без единого слова, он быстро зашагал вперед. У Луки и Минни не оставалось иного выбора, кроме как последовать за ним. Казалось, слепой прекрасно знал, куда шел. Он свернул направо, на Третью авеню, обогнул автомобиль, стоящий у тротуара, потом повернул влево, у торгового центра на Гиндза-стрит. Он ни разу не забрел в тупик или в чужой двор, даже не замедлил шаг. Лука понять не мог, каким чудом слепому это удается. Может быть, все дело было в потоках воздуха и в том, как разнообразные звуки сливались или сталкивались в его ушах. А может быть, в чувстве равновесия, которое работало не хуже идеально выверенного компаса. Лука решил выяснить, как только они доберутся до места.
Слепой провел их мимо библиотеки и гимназии — четыре квартала, восемь, десять, — быстро двигаясь к реке и монументу. Следующий выстрел прозвучал гораздо отчетливее.
— Черт возьми, я слышу, — сказал Лука.
— Это сигнал. — Слепой разминулся с деревянным бочонком и перевел дух. — Кто-то пытается привлечь наше внимание.
— И почему мы сами до этого не додумались?
— Мы подумали, — возразил слепой. — Но если не ошибаюсь, ни у кого из вас нет пистолета.
Еще два квартала, и они вышли из городского массива, обогнули бетонную стену парковки, поднялись на несколько ступенек вдоль пандуса для инвалидных колясок и увидели впереди просторную, поросшую травой лужайку, в центре которой возвышался памятник. Дорожки, словно спицы колеса, лучами расходились от монумента — блестящего мраморного обелиска на узком пьедестале. Рядом стоял мужчина с пистолетом и стрелял в воздух. А вокруг, оживленно разговаривая, толпились человек двести. Еще с полдесятка показались с другой стороны лужайки, привлеченные звуками выстрелов.
Минни ахнула и попятилась, столкнувшись с Лукой.
— Прости, — сказала она. — Но… это…
Она сглотнула и медленно покачала головой.
— Я даже не думала, что снова увижу столько людей.
— Это большой город, — отозвался Лука. Он имел в виду: «И я тоже не надеялся». Бессознательно он взял руку Минни и прижал к своей груди. А потом, вслед за слепым, они вышли из тени и влились в толпу.
4
МИЛИ
Первые два дня путешествия на снегоходе прошли без проблем. Лори неуклонно держала направление на северо-запад, при помощи навигатора и прочего оборудования планируя маршрут до станции. Раньше она никогда не управляла снегоходом, но это оказалось на удивление просто. Погода стояла ясная, воздух был прозрачен как стекло, так что если и приходилось останавливаться, то всего на несколько минут. Полозья снегохода, снабженные обогревом, чтобы уменьшить трение об лед, могли преодолеть почти любое препятствие, кроме самых крупных трещин и разломов, и Лори единственный раз пришлось отклониться с прямого пути, когда из-под земли высунулся не то валун, не то ледяная глыба, вынудив ее свернуть. Она ехала, пока наступал долгий осенний рассвет, и остановилась на отдых, лишь когда солнце поднялось достаточно высоко и отразилось ото льда — сверкание сбивало с толку. Потом Лори продолжала путь до самого вечера, пока с небес не спустились сумерки.
На закате, когда она сделала привал, пришлось распаковать вещи. Палатку было несложно установить, у нее имелся вытяжной шнур, который заставлял ее выскальзывать из чехла и разворачиваться, как спасательный плот. Потом Лори ходила вокруг, вбивая колышки в землю, закрепляла тросы, втаскивала внутрь спальник и приспособления для готовки и устраивалась на ночлег. Вот и все, процедура занимала меньше пятнадцати минут. Утром, собираясь в путь, нужно было лишь потянуть за шнур опять, чтобы палатка свернулась сама собой и превратилась в идеальный маленький цилиндр, который с шипением съеживался на глазах. Ярлычок над входом гласил: «Осторожно! Всегда оставляйте вход открытым, когда собираете палатку»; каждый раз, замечая эту надпись, Лори представляла, как палатка обтягивает запертый внутри пузырь воздуха и взрывается, словно надувной шарик, и розовая ткань усеивает лед тысячами клочков. Именно такие палатки покупают богатые директора компаний, которые мечтают однажды отправиться «дикарями» в Скалистые горы или Аппалачи, но так ни разу в жизни и не выезжают из города. В конце концов дети разбивают палатку посреди гостиной, между кушеткой и камином, и играют в покорителей Запада.
В общем, так и есть.
С самого детства Лори чувствовала себя пионером Дикого Запада и пробиралась через глушь, которую представляла собой ее жизнь. Помнится, в тот день, когда Лори исполнилось двенадцать, она лежала под кроватью, рассматривала пружины, похожие на садовые шпалеры, и думала: как странно, что она понятия не имеет, где окажется ровно через год, когда ей стукнет тринадцать, и что год назад, когда ей исполнилось одиннадцать, она не знала, где окажется сегодня. Разумеется, она бы в жизни не додумалась, что будет лежать под кроватью, рассматривать пружины и размышлять о времени. Почему то, что случилось в прошлом, казалось таким ясным, но, стоило взглянуть в будущее, все тускнело и превращалось в ничто? Может быть, это и значит жить — шаг за шагом перемещаться из ярко освещенного коридора в темную комнату? Иногда Лори именно так и казалось.
В палатке по ночам было тепло — по крайней мере не менее, чем она ожидала. Гудение спирали в обогревателе казалось странно успокаивающим, точь-в-точь шуршание автомобильных колес по асфальту — звук, который Лори всегда ассоциировала с миллионом дождливых осенних ночей, которые она провела, прислушиваясь к шуму машин за окном спальни. Но несомненно, система обогрева не была предназначена для использования в полярных условиях. Жар от спирали просачивался через низ, растапливая лед, вода подтекала к краям и вновь замерзала, припечатывая палатку к земле. Когда Лори просыпалась, под полом всегда собиралась небольшая лужа, которая плескалась туда-сюда от каждого движения, как будто она спала на водяном матрасе.
