Джин Литтл - Слышишь пение?
— Марк Айр.
— Здесь, сэр.
Анна прислушивалась к именам — ни одного знакомого.
— Саймон Дангерфильд.
— Здесь, сэр.
— Маргарет Дейз.
— Здесь, сэр. Но обычно меня зовут Мэгги.
Мистер Ллойд положил журнал и уставился поверх головы Анны на девочку, посмевшую заговорить без разрешения учителя.
— Тут записано — Маргарет, так, мисс Дейз?
— Да, но…
— В моем классе уменьшительными не пользуются, — отрезал учитель и продолжал читать имена по списку.
Анне ужасно хотелось обернуться и посмотреть на ту, что решилась перечить мистеру Ллойду. Девочка вдруг вспомнила, где уже слышала голос Мэгги — она регистрировалась у заведующей сразу за ней, Анной. Значит, одно имя она все-таки знает.
"Хорошо хоть, меня никто не зовет Анни".
Учитель подбирался к букве «з», но Анна, выслушав достаточно чужих ответов, не беспокоилась за свой. Даже если он и вспомнит ее братьев и сестер, вряд ли сразу начнет к ней придираться.
— Карл Зандерс.
— Здесь, сэр.
— Анна Зольтен.
— Здесь, сэр.
Анна расслабилась и стала ждать следующего имени, но не тут-то было.
— Зандерс и Зольтен, — медленно произнес учитель. — Где родился твой отец, Зандерс?
— В провинции Онтарио,[6] сэр, в городе Китченер, — ответил Карл.
Анна гостила там прошлой весной, они навещали друзей Франца Шумахера. Многие эмигранты из Германии осели в тех местах. Девочка вспомнила рассказ доктора Шумахера — до войны 1914–1918 годов городок назывался не Китченер, а Берлин, в честь столицы Германии.
— А твоя мать?
После крошечной паузы, будто не сразу расслышал вопрос, Карл, опустив «сэр», ответил:
— В Мюнхене.
Анна ждала, что учитель начнет кричать на мальчика, но его мысли шли в ином направлении, и он даже не заметил отсутствия положенного обращения.
— Ага, в Германии, так я и думал, — голос звучал угрожающе, хотя в самих словах ничего особенного не было. — А твои родители, Анна Зольтен, откуда они родом?
Девочка еще не понимала, куда он клонит, но со страху, сама того не замечая, заговорила с немецким акцентом, словно только что начала учить английский:
— Папа из Гамбурга, а мама из Франкфурта, и до переезда в Канаду мы жили во Франкфурте.
Тут она сообразила, что сказала куда больше, чем нужно, и угодила прямо в волку в пасть.
— Так ты сама из Германии, мисс Зольтен, — начал мистер Ллойд. — Гордишься, полагаю, своим отечеством?
Анна уставилась на учителя — маленькая пташка, попавшая в силок. Что ему надо?
Как отвечать? Это в сто раз хуже невинного вопроса — сестра ли она Руди?
— Мисс Зольтен, ты ведь немка, не так ли?
— Я — немка, — короткий, резкий ответ на мгновение разрядил обстановку, но тут же стало еще страшней. — Я — настоящая немка. Вернее, ну… половинка.
— О чем ты говоришь? Кто…
— Меня зовут Паула Кирш. Моя мама из Шотландии, а папины родители из Германии, и верьте или не верьте, но я на самом деле появилась на свет в Австрии, в Браунау-на-Инне, в том самом месте, где родился господин Шикльгрубер, теперь он называет себя Адольфом Гитлером. У нас, наверно, начался урок истории?
Анна ушам своим не верила. Казалось, мистер Ллойд сейчас взорвется в самом прямом смысле слова. На лбу у него набухали синие жилы. Откуда у девочки берется смелость разговаривать с учителем таким тоном? Сама Анна просто дрожала от страха.
— Разве мы уже закончили перекличку? — раздался еще один голос, на этот раз мальчишеский. Похоже, тот самый мальчик, который предупреждал — не садись на первую парту. — Меня, к примеру, зовут Мюллер, сэр, и вы до меня еще не добрались.
Мистер Ллойд схватил со стола журнал. Руки его тряслись.
Не может быть, он же нас боится! Анна глазам своим не верила.
— Сюзен Картерс.
— Здесь, сэр.
— Мартин Собербай.
— Здесь, сэр.
Напряжение потихоньку спадало.
На все другие важные дела осталось всего несколько минут. Мистер Ллойд велел переписать с доски расписание уроков и название учебника. Сколько Анна ни старайся, букв ей не разглядеть. Почерк у учителя неразборчивый и такой же мелкий, как он сам. Она взглянула на соседнюю парту. Помнится, эту девочку зовут Нэнси Френч. Наверно, если попросить, Нэнси разрешит списать с ее тетрадки. Но тут Анна представила, что произойдет, если она начнет шепотом излагать даже такую невинную просьбу, и сочла за благо оставить все как есть.
"Никогда не бойся помогать и просить о помощи", — много раз говорил папа.
Ему хорошо, он-то с мистером Ллойдом не знаком!
Значит, классный руководитель ведет географию — первый урок по понедельниками и средам. Хорошо, они отмучаются с утра пораньше!
Наконец-то! Звонок! Ученики вскочили с мест. Но мистер Ллойд приказал снова сесть, потом медленно встать из-за парт и, как полагается, ряд за рядом, гуськом, чинно идти к дверям.
Анна выходила одной из первых и оказалась сразу же за Нэнси Френч. Отлично, на Нэнси яркая вишневая кофточка — за ней не трудно уследить. Хотя все послушно шагают друг за другом, но кажется, только отведи взгляд от вишневой блузки, тут же потеряешься в густой толпе и окажешься в другой цепочке.
Несмотря на беспокойство, Анна старательно прислушивалась к разговорам вокруг.
— Он, похоже, себя Господом Богом считает!
— Я прямо окаменела от страха!
— У меня чуть сердце не разорвалось, когда Паула с ним заговорила!
— А я-то радовался — буду в старших классах учиться!
Тут Нэнси Френч обернулась к Анне:
— Надо бы на него пожаловаться… Что в таких случаях делают? Так орать на Дэйва!
— Я страшно перетрусила, — в глубине души Анну все еще не отпускал страх.
— Меня ему не запугать, — ответила Нэнси. — Никого не боюсь, даже немцев.
И она внимательно посмотрела на Анну. "Как кошка на мышку, — подумалось девочке. — Только я вам не мышка".
— Хорошо тебе — такая храбрая, — Анна была довольна, вроде голос звучит спокойно.
Их цепочка остановилась перед цепочкой другого класса. Нэнси от неожиданности ткнулась прямо в спину девочке, идущей впереди.
— Глаз нет, что ли? — фыркнула та.
— Ах, простите-извините, — насмешливо бросила Нэнси.
На Анну она больше внимания не обращала.
"Если ты думаешь, я буду улыбаться ей, ты глубоко заблуждаешься, дорогая подружка", — мысленно обратилась Анна к Изабелле.
Учительница латыни, немолодая дама с твердым спокойным голосом, о войне не говорила, вернее, о войне с Гитлером, но упомянула войны Юлия Цезаря, сказав, что ими они займутся еще до Рождества.
— Без сомнения, вам будет весьма интересно их изучать! — воскликнула мисс Олигви.
"Латынь — дело неплохое", — решила Анна.
Мисс Раймонд, учительница французского, держалась ужасно неуверенно, но честно призналась — сегодня ее первый день в школе. Класс пошептался немножко, но не слишком — учительница прехорошенькая, такую можно и пожалеть для начала.
Следующий урок, английская литература. Мисс Сурклиф просто замечательная. Ей не важно, кто где сидит — вместо переклички лучше почитать стихи. Когда учительница принялась декламировать, Анна сообразила, что уже слышала раньше это стихотворение от папы и даже выучила наизусть.
Я не видела вересковых полян —
Я на море не была —
Но знаю — как вереск цветет —
Как волна прибоя бела.
Я не гостила на небе —
С Богом я не вела бесед —
Но знаю — есть такая Страна —
Словно выдан в кассе билет.[7]
— Слова Эмили Дикинсон[8] объясняют, зачем мы вообще занимаемся литературой, — сказала учительница. — Подумайте об этом, а подробнее поговорим завтра.
Потом она громко прочла список необходимых книг. Анне очень понравилось, как учительница облегчила ей жизнь, даже не зная, что одна из учениц не способна прочесть написанного на доске.
"Большие надежды! Вот это про меня", — думала Анна, вставая из-за парты. Лучше и не скажешь об уроке английской литературы! И по расписанию он каждый день!
В коридоре, по-прежнему следуя за Нэнси Френч, Анна попыталась найти ответ на заданный учительницей вопрос. Где же в стихотворении скрыта причина, по которой надо изучать литературу? Может, дело в том, что, читая книги, попадаешь в такие места, до каких в жизни не добраться? Например, сама она узнала про вереск, когда читала "Таинственный сад".[11] Если перечитать достаточно книг, весь мир будет твой. Наверно, в этом секрет.
Внезапно прямо перед ней какой-то старшеклассник врезался в их цепочку. Анна загляделась на него, и вдруг оказалось — вишневой блузки Нэнси нигде не видно. Анну окружают незнакомые лица. Все остальные уверенно шагали в разных направлениях и, без сомненья, понимали, куда им идти. Постепенно толпа редела, мальчишки и девчонки исчезали в классах. Направо и налево по коридору коричневые двери закрывались, отрезая дорогу, оставляя ее снаружи.
