Анна Гавальда - Просто вместе
— Ну… Так далеко я бы заходить не стал… Что будете пить? Вот… «Кот-дю-Рон»… И я с вами выпью… А у вас как дела, мамаша? Что, вам все еще не подали десерт?
Грозный рык главнокомандующего — и вот уже Полетта лакомится помадкой…
— Надо же… — шеф прищелкнул языком. — Он здорово изменился, ваш внук… Я его не узнаю…
Он повернулся к Камилле:
— Что вы с ним сделали?
— Ничего!
— Продолжайте в том же духе! Ему это идет на пользу… Нет, правда… Он в порядке, этот малыш… В полном порядке…
Полетта плакала.
— Эй, в чем дело? Что я такого сказал? Пейте, черт возьми! Пейте! Максим…
— Да, шеф?
— Принесите мне бокал шампанского, пожалуйста…
— Получше?
Полетта высморкалась и принялась извиняться:
— Знали бы вы, через что нам пришлось пройти… Его выгнали из одного колледжа, потом из другого, из училища, с практики и…
— Да какая, к черту, разница, откуда его выгнали, а откуда нет?! — воскликнул шеф. — Взгляните на своего внука! Как работает! Все они пытаются его переманить! Ваш котенок закончит с одной или двумя макаронинами в заднице, вот увидите!
— Что-что? — изумилась Полетта.
— Я имею в виду звездочки…
— А-а-а… Но почему не три?[55] — спросила она разочарованным тоном.
— Ужасный характер… И он слишком сентиментальный…
Он взглянул на Камиллу.
— Вкусно?
— Изумительно.
— Естественно… Ладно, пошел… Если вам что-нибудь понадобится, постучите в стекло.
Вернувшись в квартиру, Франк первым делом зашел к Филиберу. Тот точил карандаш при свете ночника.
— Помешал?
— Конечно, нет!
— Мы почти не видимся…
— Ты прав… Кстати… Ты по-прежнему работаешь по воскресеньям?
— Да.
— Так приходи по понедельникам, если заскучаешь…
— Что читаешь?
— Я пишу.
— Кому?
— Пишу текст роли для моего театра… В конце года каждый должен будет выйти на сцену…
— Ты нас пригласишь?
— Не знаю, хватит ли мне решимости…
— Слушай… скажи-ка… Все в порядке?
— Я не понимаю…
— Между Камиллой и моей старушкой?
— Сердечное согласие.
— Тебе не кажется, что ей поднадоело?
— Ты действительно хочешь знать?
— А что такое? — вскинулся Франк.
— Ей не надоело — пока, но это неизбежно случится… Ты не забыл, что… Ты обещал помогать ей… Говорил, что дважды в неделю будешь сменять ее на вахте…
— Да, я знаю, но…
— Стоп, — скомандовал Филибер, — избавь меня от перечисления причин, по которым ты этого не делаешь. Они меня не интересуют. Знаешь, старик, тебе пора повзрослеть… Это как моя роль… — Он кивнул на исчерканные поправками страницы своей тетради… — Хотим мы или нет — все в один прекрасный день через это проходим…
Франк встал.
— Она скажет, когда ей надоест, как думаешь? — озабоченно спросил он.
Филибер снял очки и начал протирать стекла.
— Не знаю… Она загадочное создание… Ее прошлое… Ее семья… Ее друзья… Мы совсем ничего не знаем об этой юной особе… Я не владею никакой информацией — за исключением ее блокнотов, — которая позволила бы мне выдвинуть хоть какую-нибудь версию о ее прошлом… Она не получает писем, ей никто не звонит, у нее не бывает гостей… Вообрази, что случится, если она в один прекрасный — о нет, ужасный! — день исчезнет, мы даже не будем знать, куда кидаться и где ее искать…
— Не говори так.
— Буду. Подумай, Франк, она меня убедила, она ее забрала, она уступила ей свою комнату, сегодня она с невероятной нежностью занимается ею, да нет, не занимается, а ухаживает. Они все делают вместе… Я слышу, как они смеются и болтают, когда сижу дома. После обеда она пытается работать, а ты не хочешь пальцем о палец ударить, чтобы сдержать обещание.
Филибер снял очки и несколько секунд не отрываясь смотрел на Франка.
— Я не горжусь вами, пехотинец.
Франк на ватных ногах потащился к Полетте — подоткнуть ей одеяло и выключить телевизор.
— Подойди ко мне, — прошелестела она.
Черт. Оказывается, она не спит.
— Я горжусь тобой, мой мальчик…
«Ну надо же…» — подумал он, кладя пульт на тумбочку.
— Ладно, ба… Пора спать…
— Очень горжусь. Конечно, как же иначе…
Дверь комнаты Камиллы была приоткрыта. Он толкнул ее и вздрогнул, когда тусклый свет из коридора упал на мольберт.
Мгновение он стоял неподвижно, чувствуя изумление, священный ужас и восторг.
Итак, она снова оказалась права? Значит, можно что-то понять и почувствовать, даже ничего о том не зная?
Выходит, он не так уж и глуп? Раз он инстинктивно протянул руку к этому согбенному телу, чтобы помочь ему распрямиться, значит, далеко не тупица?
Вечерняя депрессия, хандра… Он прогнал тоску, открыл банку пива.
И оставил его выдыхаться на столе.
Ему не следовало ошиваться в коридоре.
Все эти глупости только сбивают его с толку.
Черт…
Ладно, все путем. Жизнь налаживается…
Он отдернул руку ото рта. Ногти он не грызет уже одиннадцать дней.
Мизинец не в счет.
Расти, расти… Он только этим и занимался в своей гребаной жизни…
Что с ними со всеми будет, если она исчезнет?
Он рыгнул. Так, это все прекрасно, но ему еще нужно поставить блины…
Он взбил опару венчиком, чтобы не включать миксер, — верх самоотречения! — прошептал несколько заклинаний, накрыл миску чистой холщовой тряпкой и ушел с кухни, потирая руки.
Завтра он угостит ее такими блинчиками, что она никогда его не покинет.
Ха, ха, ха… Стоя в одиночестве перед зеркалом в ванной, он изображал зловещий смех Сатанаса из «Сумасшедших за рулем»…[56]
У-ху-ху… А вот так смеется Дьяболо.
Ужас до чего смешно…
13Он давно не ночевал дома. Ему снились чудесные сны.
Утром он сходил за круассанами, и они позавтракали все вместе в комнате Полетты. Небо было ярко-голубым. Филибер и Полетта мило беседовали, Камилла и Франк молчали. Он раздумывал, стоит ли ему поменять простыни, а Камилла размышляла, стоит ли ей начать действовать. Он пытался поймать ее взгляд, но она была не здесь, а на улице Сегье, в гостиной Пьера и Матильды, готовая проявить малодушие и сбежать.
«Если я сейчас сменю белье, мне не захочется валяться на нем среди дня, а если сделаю это после того как посплю, это будет полный идиотизм. Уже слышу, как она хихикает…»
«Или все-таки пойти в галерею? Отдам папку Софи и тут же смоюсь…»
