Джон Фаулз - Куколка
В: Кто ты?
О: Милочка девятнадцати лет.
В: Весьма невразумительно. Нельзя ль пояснить?
О: Скоропортящийся Товар, уж поверьте. Давнишняя Поговорка «Зачерствелая Девица, что протухшая Рыба» ничуть не устарела.
В: Сие твое Кредо?
О: Именно так. В шестнадцать мы задумываемся, в семнадцать — влюбляемся, в восемнадцать — нюнимся, а в девятнадцать, коль сумели распалить Кавалера (что, кстати, весьма непросто), всхлипываем «Прощайте, Батюшка» и отбываем с нашим Избранником. Ибо, миновав свой Расцвет, мы шибко рискуем достаться какому-нибудь никчемному старому Хрычу несообразной Наружности.
В: Изволь по Пунктам изложить твой Символ Веры.
О: Первое: я признаю, что явилась на Свет посредством Матушки, но сие вовсе ни к чему не обязывает. Второе: из-за того я связана Необходимостью (но не Долгом) прислушиваться к ее Пожеланьям, а равно подчиняться старому Скряге, якобы моему Отцу, что меня содержит. Единственная Причина моего Послушанья в том, что иначе меня подвергнут неимоверным Страданьям, заставив еще Полгода щеголять в Наряде, уж два Месяца как вышедшем из Моды. И последнее, касаемо Мужа, кого я соблаговолю одурачить. Верую: он лишен малейшего Права мною помыкать и даже пикнуть не смеет об том, что я поклоняюсь одним лишь Танцам и якшаюсь с теми, кто Благоверным наставляет Рога, что Траты мои на Театры, Маскарады, Наряды, Устройство нашего Гнездышка и прочее его разорят, а наш Дворецкий замещает его в нашей Постели. Вот главные Пункты моей любезной Веры, от коих не отступлю до своего смертного Часа.
В: Есть ли иные принципы?
О: По Праву неотразимой Красавицы поступать как вздумается, хорошо иль дурно; следовать всякой новой Моде, пусть даже самой нелепой; целиком посвятить себя Гордыне, Наслажденью и Сумасбродству; молиться не чаще, нежели Лорд возвращает Долги; в Церкви бывать реже, чем в Театрах и прочих Увеселеньях; глумиться над Набожностью, считая ее Лицемерьем. Все перечисленное мне органично, как Павлину его распущенный Хвост.
В: Прелестно, однако не стоит ли хоть иногда задуматься об том Свете?
О: Вот еще! От подобных Размышлений одни Огорченья, а Дамам не след утомляться всякой Серьезностью, им надлежит крепить свою Веру, что покоится на забавных Фантазиях.
В: Выходит, Дамы безбожны?
О: Ничуть. В сем Вопросе мы старомоднее всех сущих Творений. Разнообразие столь приятно, что на Полчаса мы примем Христианство, а затем станем Язычницами, Иудейками иль Магометанками, смотря что больше способствует нашему Комфорту.
В: Какие ж Принципы делают жизнь Дамы приятной?
О: Баловать себя, свою Обезьянку иль Болонку; браниться с Соседями-Недотепами; ни с кем не считаться; надувать Бедняков и множить Долги Богачам, подрывая Репутацию Мужа. До Полудня валяться в Постели и Ночь напролет танцевать.
В: Минутку! Загляни в Супружеский Кодекс, где сказано: Уваженье и Послушанье суть женский Долг! По крайне мере, собственного Мужа Дама обязана почитать и ублажать.
О: Супружеский Кодекс и Долг! Хорошенькое Дело! Сей Кодекс — поповская Выдумка, не стоящая Вниманья. Даму интересуют лишь Статьи, прописанные Адвокатом: Карманные Деньги, Содержанье Жены и как Благоволеньем добиться Прибавки. Нынче совсем немодно угождать Мужу-Простаку; вернее и современнее не воздавать ему за Доброту, но как можно больнее шпынять.
В: Но есть ли Резон в этакой Моде?
О: Есть, и очень веский. Желай сейчас, ибо по Смерти шиш всем хотеньям.
Памфлет ошеломил мистера Аскью. В сочиненье был верно подмечен дух, царивший среди титулованных дам знатных фамилий и уже распространившийся вниз по сословной лестнице. Однако больше потрясло то, что о сем говорилось открыто, публично. Первоначальная неприязнь к Лейси была продиктована именно публичностью его ремесла (Аскью еще не знает о грядущей радости в облике лорд-канцлера, чья цензура закабалит театр на двести тридцать лет{138}). Катехизис глумился над религией и супружеством, а равно над главенством мужчины в отношениях с женщиной, что, по мнению стряпчего, находило свое отраженье в прямом взгляде и дерзких ответах Ребекки, — вот он результат мягкотелости высшего класса, допускающего подобные публикации. Рано или поздно сие приведет к отвратительнейшему из общественных устройств — демократии, то бишь анархии. Человек страшится смерти, но Аскью был рад, что стар и до той поры не доживет.
Стряпчий обернулся: секретарь занял свое место, утолившая жажду Ребекка выглядела памятником терпению и покорности. Не отходя от окна, Аскью продолжил допрос и лишь после первых ответов вернулся к столу, где вновь встретил взгляд, невероятный в своей прямоте.
В: Ну, голуба, что дальше?
О: На цыпочках сошли вниз, Дик подал двух лошадей, и мы выехали со двора. Не проронив ни слова, рысью одолели около мили; в сотне шагов от каменных столбов спешились и привязали лошадей. Небо, затянутое тучами, было беззвездно, но каменные валуны маячили, словно огромные надгробья. Я уж совсем ополоумела от страха, не понимая, что в этакое время нам здесь понадобилось. Ноги не слушались, но, подчиняясь приказу, кое-как я шла. Вдали мелькал огонек, похожий на пастуший костер, и я чуть было не позвала на помощь, но смекнула, что не услышат — уж больно далёко. Ну вот, прошли мы в середку каменного круга.
В: Втроем?
О: Да.
В: Джонсу ты сказала, что Дик остался возле лошадей.
О: Сейчас говорю, как было взаправду. Остановившись перед большим плоским камнем, его сиятельство сказал: «Заберись и стань на колени». Тут уж силы меня оставили вовсе, ибо я решила, что затевается какое-то большое зло, черное чародейство. Такой мороз прошиб, что я вся заледенела и приготовилась к смерти. До того перепугалась, что ни шевельнуться, ни слова молвить. А его сиятельство опять: «На колени, Фанни». Тут я маленько оклемалась и говорю, мол, чего-то грешное вы удумали, милорд, на такое я не нанималась. А он снова — мол, давай на колени, не тебе рассуждать об грехе. Я все артачилась, и тогда с двух сторон меня подхватили под руки, взгромоздили на камень и принудили встать на колени. На шершавом камне стоять было колко и больно.
В: Джонсу ты говорила, что тебя уложили.
О: Нет, лишь поставили на колени. Рядом с камнем его сиятельство и Дик тоже преклонили колена.
