Дженни Нордберг - Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье
«ТРЕВОГА: ВЗРЫВ РЯДОМ С МИН. ОБ. ИЗБЕГАЙТЕ ЭТОГО РАЙОНА».
Как только где-нибудь в Кабуле случается сильный взрыв, по сотовым сетям проходит волна сообщений, поскольку каждый, у кого есть телефон, пытается обеспечить безопасность своих друзей, родственников и коллег. Взяв в каждую руку по телефону, мы с Азитой отыгрываем привычный ритуал, отвечая каждому пославшему SMS, что мы не находимся рядом с министерством обороны, которое в данный момент подвергается атаке. Просачиваются более подробные сообщения, и мы по очереди просвещаем друг друга: подрывник-смертник вошел в здание министерства под видом офицера афганской армии, одетого в форму. Оказавшись внутри, он с помощью огнестрельного оружия проложил путь на третий этаж к намеченной мишени – кабинету министра. А потом подорвал себя с тем расчетом, чтобы покалечить и убить как можно больше окружающих людей. Сам министр, кажется, выжил, но общее число жертв пока неизвестно.
После нескольких минут переписки мы откладываем телефоны. Вторая сегодняшняя встреча Азиты отменилась. Она даже не упоминает о том, что разминулась со смертью. Это лишь один из череды подобных эпизодов. Мы обе знаем, что никто из нас никуда не пойдет, пока не уберут дорожные заграждения. Зато у нас останется больше времени на чай.
Азита опускает взгляд, отщипывая по крошке от кусочка торта. Это самый кровавый год за всю последнюю войну{125}: потери американских войск достигнут новых высот, и война заберет самое большое число гражданских лиц с тех пор, как начался подсчет жертв среди них. В столице регулярно случаются подрывы смертников, похищения ради выкупа и целевые убийства.
– Вот таков теперь Кабул, – говорит она.
Примерно в это время военные и дипломаты в Кабуле все еще официально поддерживали довольно оптимистический взгляд на развитие Афганистана. Но неофициально к 2011 г. многие уже подрастеряли значительную долю первоначального энтузиазма в вопросах возможности «выиграть» эту войну или достижения в Афганистане хоть какого-то подобия мира.
Двухлетняя «волна» пополнения в 30 тысяч войск{126} с целью раздавить инсургентов, за которой вскоре последовало объявление о выводе войск к 2014 г., в конечном счете не препятствовала разнообразным исламским боевикам, полевым командирам, криминальным сетям и связанным с Талибаном группировкам распространяться по нескольким провинциям. Дорогостоящие старания американцев обучить и экипировать афганские правительственные войска, чтобы они защищали собственную страну, все равно не помешали Талибану успешно расширять свою территорию, вступая в союзы с местными жителями и криминальными сетями, подогреваемыми постоянно расширяющейся опиумной торговлей.
А внутри вооруженного и защищаемого танками анклава столицы бомбисты-смертники нашли новые способы внедряться и сеять ужас, временами подрываясь парами. За ними следуют боевики, которые способны держаться часами, занимая здания и перекрывая целые районы города. В правительственные здания то и дело запускают ракеты, боевики дотянулись даже до хорошо защищенного посольства США.
Те, кто мог позволить себе защиту, отреагировали возведением вокруг себя еще более высоких стен. Скорость, с какой уцелевшие неброские, элегантные кабульские виллы 1950-х годов превращались в неразличимо одинаковые цементно-серые крепости, казалось, возрастала по экспоненте от месяца к месяцу вместе с ослаблением интереса западного мира. Вместо одного ряда мешков с песком для защиты от взрывов появлялись два; тот, кто прежде нанимал двух охранников, брал теперь четверых; а толстая стальная входная дверь устанавливалась по новому стандарту. Все больше маленьких сторожек с охранниками для личного досмотра появлялось возле домов и отелей, и почти каждое дерево щетинилось колючей проволокой, мешая залезать на верхние ветви не только людям, но и бродячим котам.
Наконец официальное завершение самой долгой для Америки войны с ценником в более чем 700 млрд долларов{127}, оплаченным американскими налогоплательщиками, и со всеми ее изменчивыми легендами – от «искоренения» терроризма до просто борьбы с Талибаном вообще – стало политической необходимостью в США.
Страх перед тем, что будет дальше, охватил весь Кабул. Те, кто говорил от лица иностранных военных, отказались от слова «победа» в пользу более обтекаемого «окончание» – по умолчанию понимая, что битвы, вероятнее всего, продолжат бушевать в какой-то форме, начиная от скатывания в гражданскую войну или к беззаконному наркогосударству и заканчивая тем, что воинственные князьки станут делить провинции методом региональных сражений. Однако Соединенные Штаты и их союзники больше не могли позволить себе активного участия во всем этом.
То, что Шерард Каупер-Коулз, британский посол в Афганистане с 2007 по 2009 г., пишет в своих мемуарах, перекликается с рассказами русских об их пути в суровую и гористую страну, которая отказывалась быть завоеванной или управляемой{128}:
«На сей раз Соединенные Штаты ведут войну в Афганистане, не имея ясного представления ни о том, во что ввязываются, ни как будут выпутываться. Сами не сознавая того, мы втянулись в гражданский конфликт с множеством игроков, множеством измерений, тянущийся не одно десятилетие, корни которого уходят в прошлое на долгие годы. Это неизбывная борьба за природу афганской политики между исламом и светскостью, традицией и современностью, городом и деревней, суннитами и шиитами, крестьянином и кочевником, пуштуном и таджиком, узбеком и хазаром».
Поскольку каждого в Кабуле тревожила перспектива сорвавшейся в штопор войны, поиск рабочей «стратегии выхода» занимал умы не только военных и ученых специалистов по внешней политике. Афганцы уже проходили через это, когда шесть миллионов бежали от афгано-советской войны в 1980-х. После падения Талибана многие вернулись из Пакистана и Ирана. И вот десятилетие спустя они снова начали планировать отъезд, а люди обеспеченные нанимали нелегальных перевозчиков, чтобы те доставили их в Европу или Канаду.
Однако для того чтобы иностранцы «отбыли с ощущением сохраненного достоинства» и подобием хоть «грязного мира», выражаясь словами одного европейского дипломата, в идеале нужно было договориться о некоем соглашении с воинственной оппозицией. И это была совсем другая песня после того, как десять лет назад с Талибаном отказывались разговаривать наотрез. Мощение пути к «мирным переговорам» с Талибаном стало любимым новым дипломатическим термином в Кабуле, поэтому уже в 2011 г. «мягкие» вопросы, такие, как права женщин, по словам нескольких дипломатов, были сняты со всех высокоуровневых программ. На то, что любая политическая сделка с экстремистами принесет в жертву каждую крупицу женских прав, которой удалось добиться в прошлое десятилетие, в основном закрыли глаза все, кроме правозащитных организаций{129}.
