Розамунда Пилчер - Сентябрь
Вирджиния сложила наволочки. Им с Генри остались всего только сутки. И субботу, и воскресенье она безжалостно гнала от себя мысли о неизбежной разлуке, притворялась сама перед собой, что вторник вообще никогда не наступит. Она догадывалась, что и Генри точно так же обманывает себя, и ее сердце обливалось кровью. Бедный простодушный детеныш. Вчера вечером, когда она пришла попрощаться с ним, она приготовилась к взрыву горя, потокам жалоб и слез. «Кончились выходные, наши последние выходные. Не хочу, не хочу в школу, не хочу расставаться с тобой». Но все обошлось, Генри сказал ей, что они очень здорово играли с Хэмишем, он качался на его трапеции, зацепившись одной ногой, и почти сразу заснул, потому что сильно устал за день.
Вирджиния постелила хрустящие, наглаженные простыни. «Я продержусь сегодняшний день, — внушала она себе, — и сделаю все, чтобы ему было весело». А потом, завтра, она тоже постарается продержаться. Когда Эдмунд посадит Генри в машину и они уедут, когда она перестанет слышать шум машины, она придумает, как ей развлечься, или займется делами. Пойдет к Дермоту Ханикомбу и полдня будет выбирать подарок для Кэти Стейнтон — фарфоровую вазу или старинную лампу, а может быть, какую-нибудь серебряную вещицу восемнадцатого века. Напишет бабушке и дедушке длиннейшее письмо, наведет порядок в шкафах с бельем, пришьет пуговицы ко всем рубашкам Эдмунда… к тому времени Эдмунд приедет домой, и все худшее будет позади, можно будет начать считать дни до пятницы, когда Генри в первый раз отпустят домой на выходные.
Она собрала в охапку снятое белье и выбросила на лестничную площадку, убрала туфли, несколько брошенных где попало вещей, расправила подушку. Зазвонил телефон. Она сняла трубку и села на край свежезаправленной постели.
— Балнед.
— Вирджиния… — это был Эдмунд. Почему он звонит так рано, сейчас всего четверть десятого.
— Ты в офисе?
— Да, приехал десять минут назад. Послушай, Вирджиния, я вынужден лететь в Нью-Йорк.
Она не слишком встревожилась, он постоянно летал в Нью-Йорк.
— Когда?
— Сегодня. Сейчас. Я вылетаю первым же рейсом в Лондон и после обеда из Хитроу в Нью-Йорк.
— Но…
— Вернусь домой в пятницу, как раз успею к ужину, вероятно, часов в шесть, постараюсь раньше, если удастся.
— То есть как… — Она не могла осмыслить то, что он говорит, это не умещалось в ее сознании. — Значит, тебя не будет целую неделю?
— Да.
— Но тебе нужно взять вещи… сложить чемодан… — Это полный абсурд, она же отлично знает, что в квартире на Морей-плейс у него полный гардероб всего необходимого для поездки в любую столицу мира, какой бы там ни был климат. — Костюмы, рубашки, белье…
— Я все сложу здесь.
— Но как же… — До нее наконец-то дошел истинный смысл, таящийся за его словами. Нет, он не может так поступить с ней. Окно спальни было открыто, в него влетал приятный, вовсе не холодный ветер, но Вирджиния дрожала, сжавшись в комочек. Пальцы, окаменевшие на трубке, побелели. — Завтра вторник, — сказала она. — Ты должен отвезти Генри в Темплхолл.
— Я не смогу.
— Ты обещал.
— Я должен лететь в Нью-Йорк.
— Пусть летит кто-то другой.
— Больше некому. Возникли сложности, мне придется их улаживать.
— Но ты же обещал! Ты сказал, что отвезешь Генри. Сама я ни за что не смогу его отвезти, я говорила тебе. Это было мое единственное условие, и ты его принял.
— Я помню и очень огорчен. Но то, что произошло, сильнее меня.
— Отправь в Нью-Йорк кого-нибудь другого. Ты в фирме главный. Пошли одного из своих помощников.
— Я и должен лететь именно потому, что главный.
— Именно потому, что ты главный! — Она уже не говорила, а кричала, громко и злобно, и сама это слышала. — Эдмунд Эрд, вы думаете только о себе и о вашей проклятой работе, больше никто и ничто для вас не существует. «Сэнфорд Каббен»! Ненавижу «Сэнфорд Каббен»! Я понимаю, как мало значит моя персона в твоей жизни, но я думала, что сына ты хоть немного любишь. Ты обещал не только мне, ты обещал Генри. Значит, обещание для тебя пустой звук, сотрясание воздуха?
— Я ничего не обещал. Просто сказал, что отвезу его, а теперь выяснилось, что такой возможности у меня нет.
— А я считаю, что это твой долг. Если бы речь шла о твоих делах, ты бы в лепешку разбился, но выполнил обещание.
— Вирджиния, веди себя разумно.
— Не буду! Не желаю сидеть здесь и слушать, как ты повелеваешь мне вести себя разумно. И я не повезу своего ребенка в эту идиотскую привилегированную школу, куда я с самого начала не хотела его отдавать. Все равно, что попросить меня отвезти какую-нибудь из наших собак к ветеринару и велеть усыпить. Ни за что, и не надейся!
Она кричала, как торговка. Ну и пусть, ей наплевать. Но голос Эдмунда, как всегда, звучал ровно и спокойно, доводя ее до бешенства.
— В таком случае я советую позвонить Изабел Балмерино. Попроси ее захватить Генри. Она же повезет Хэмиша; у нее в машине сколько угодно места.
— Если ты думаешь, что я способна подкинуть своего ребенка Изабел…
— Значит, тебе придется везти его самой.
— Вы негодяй, Эдмунд Эрд, и сами это знаете. Негодяй и эгоист.
— Где Генри? Я хочу поговорить с ним, пока я здесь.
— Генри нет дома, — сообщила Вирджиния не без злобного торжества. — Покупает у миссис Ишхак сладости.
— Когда вернется, попроси его позвонить мне на работу.
— Можешь и сам позвонить. — Бросив эту финальную ядовитую реплику, она грохнула трубку на аппарат и прервала омерзительно неприятный разговор.
Ее громкий голос был слышен даже в кухне.
— Что случилось? — спросила стоящая у раковины Эди, когда Вирджиния ворвалась в кухню как ураган, лицо несчастное, злое, в руках охапка мятого постельного белья, метнулась к открытой двери в прачечную и швырнула свою ношу в сторону стиральной машины.
— Вы расстроены?
— Ужасно расстроена, просто слов нет. — Вирджиния схватила стул, села и, скрестив руки на груди, обратила к Эди пылающее негодованием лицо. — Звонил Эдмунд, он сегодня улетает в Нью-Йорк, прямо сейчас, и всю неделю пробудет там, а ведь он обещал мне… обещал, представляете, Эди, что завтра отвезет Генри в школу. Я говорила ему, что никогда, ни за что на свете не повезу его сама. Я с самого начала была против того, чтобы Генри учился в этом проклятом Темплхолле, и в конце концов согласилась только потому, что Эдмунд обещал отвезти его туда сам.
Если Эди видела, что человек вне себя от гнева, ее не надо было учить, как себя вести.
— Когда руководишь крупной фирмой, все может случиться, любая неожиданность, — рассудительно сказала она.
