Джозеф Хеллер - Уловка-22
— Моя единственная ошибка, — заметил он с наигранным добродушием и одновременно наблюдая, какой эффект производят его слова, — в том, что я никогда не ошибаюсь.
Полковник Шейскопф не засмеялся, чем весьма озадачил генерала Пеккема. Энтузиазм генерала несколько поостыл: обычно этот парадокс действовал без промаха. Генерала прямо-таки встревожило, что на непроницаемом лице полковника Шейскопфа не отразилось ни малейшего проблеска понимания. Лицо полковника внезапно напомнило генералу цветом и фактурой непочатую мыльную палочку для бритья. Возможно, полковник Шейскопф устал с дороги, великодушно предположил генерал Пеккем, полковник проделал длинный путь и попал в совершенно незнакомую среду. Отношение генерала Пеккема к подчиненным, будь то офицерский или сержантско-рядовой состав, отличалось духом терпимости и либерализма. Он часто указывал, что если работающие с ним люди идут ему навстречу, то он со своей стороны готов бежать им навстречу, но, добавлял он с хитрой улыбкой, это частенько приводит к тому, что мнения обеих сторон сталкиваются, и одно из мнений разлетается вдребезги. Генерал Пеккем считал себя эстетом и интеллигентом. Когда люди с ним не соглашались, он убеждал их быть объективными. Вот и теперь генерал Пеккем решил отнестись к полковнику Шейскопфу со всей возможной объективностью. В генеральском взгляде можно было прочесть поощрение и великодушную снисходительность.
— Вы приехали к нам как раз вовремя, Шейскопф. Летнее наступление выдохлось благодаря некомпетентному руководству, не обеспечившему должного снабжения наших войск, и я отчаянно нуждаюсь в твердом, опытном, компетентном офицере, как вы, который помог бы мне выпускать меморандумы. Меморандумы — один из важнейших видов нашей работы. Читая их, люди узнают, что мы не покладая рук делаем большое, полезное дело. Я надеюсь, что вы хорошо владеете пером.
— Я в писанине не разбираюсь, — возразил полковник Шейскопф и надулся.
— Хорошо, пусть вас это не беспокоит, — продолжал генерал Пеккем, небрежно махнув рукой. — Вы будете попросту передавать порученную вам мною работу кому-нибудь другому и полагаться на удачу. Мы называем это «передоверять ответственность». Где-то на самом низком уровне высокоцентрализованной организации, которой я руковожу, сидят люди, которые делают всю работу, и дело идет вполне гладко без особых усилий с моей стороны. Я полагаю, это происходит оттого, что я — хороший работник. Фактически в своем огромном учреждении мы не делаем никакой особо важной работы, спешить нам некуда. С другой стороны, необходимо поддерживать у людей впечатление, что мы заняты по горло, и вот это — очень важная работа. Если вам потребуются дополнительные сотрудники, дайте мне знать. Я уже послал заявку на двух майоров, четырех капитанов и шестнадцать лейтенантов, чтобы у вас был свой аппарат. Поскольку мы не занимаемся никакой важной работой, очень важно, чтобы мы делали как можно больше этой не важной работы. Вы согласны со мной?
— А как насчет парадов? — перебил полковник Шейскопф.
— Каких парадов? — спросил генерал Пеккем, чувствуя, что его изысканные манеры не приносят желанных плодов.
— Я смогу проводить парады по воскресеньям? — раздраженно спросил полковник Шейскопф.
— Нет. Разумеется, нет. Как вам вообще пришла в голову эта мысль?
— А мне сказали, что я буду руководить парадами.
— Кто это вам сказал?
— Офицеры, которые посылали меня за океан. Они сказали, что я смогу гонять людей на парады, когда только захочу.
— Вам солгали.
— Но ведь это нечестно с их стороны, сэр!
— Очень сожалею, Шейскопф. Я готов сделать все, чтобы вам здесь было хорошо, но о парадах не может быть и речи. В нашем учреждении слишком мало сотрудников, чтобы выводить их на парады, а строевики поднимут открытый мятеж, если мы попытаемся заставить их маршировать. Боюсь, что вам придется несколько обождать, покуда мы не возьмем все под свой контроль. Вот тогда уж вы сможете делать с летчиками все, что вам заблагорассудится.
— А как насчет моей жены? — раздраженно спросил полковник Шейскопф, подозрительно глядя на генерала. — Я смогу послать ей вызов, это хоть можно?
— Жене? На каком основании, скажите на милость?
— Муж и жена должны быть вместе.
— Об этом тоже не может быть и речи.
— Но мне сказали, что я смогу ее вызвать.
— Вам и на этот раз солгали.
— Но они не имели права врать мне! — запротестовал полковник Шейскопф, и от негодования на глаза его навернулись слезы.
— Разумеется, они имели право, — отрезал генерал Пеккем с холодной и рассчитанной жесткостью. Он решил, не откладывая, испытать характер своего нового полковника. — Не будьте таким ослом, Шейскопф. Люди имеют право делать все, что не возбраняется законом, а закона против лжи не существует. Так что впредь не отнимайте у меня времени вашими сентиментальными пошлостями. Слышите?
— Так точно, сэр, — пробормотал полковник Шейскопф.
Полковник Шейскопф поник головой, вид у него был самый жалкий, и генерал Пеккем благословил судьбу, пославшую ему в подчиненные такого размазню. Генерал не мыслил себе вспыльчивых подчиненных. Одержав победу, генерал Пеккем смягчился. Он не тешился унижением своих подчиненных.
— Если бы ваша жена состояла в женском вспомогательном корпусе, тогда бы я, возможно, перевел ее к нам. Но это — максимум того, что я могу сделать.
— У нее есть подруга в женском вспомогательном корпусе, — сообщил полковник Шейскопф с надеждой в голосе.
— Боюсь, что этого мало. Пусть миссис Шейскопф, если желает, вступит в женский вспомогательный корпус, и я возьму ее сюда. Ну, а пока что, мой дорогой полковник, вернемся к нашей маленькой войне. Сейчас я вас вкратце ознакомлю с боевой обстановкой на нашем театре военных действий.
Генерал Пеккем встал и направился к вращающимся полкам, на которых лежали гигантские, ярко раскрашенные карты.
Полковник Шейскопф побелел.
— Но мы ведь не собираемся воевать! — в ужасе выпалил он.
— Ну конечно, нет, — дружелюбно рассмеявшись, снисходительно заверил его генерал Пеккем. — Уж мне-то вы можете поверить. Именно потому, что мы не лезем в бой, мы все еще сидим здесь, в Риме. Конечно, я тоже был бы рад перебраться во Флоренцию, чтобы поддерживать более тесный контакт с экс-рядовым первого класса Уинтергрином. Но Флоренция меня пока что не устраивает — близковато к линии фронта. — Генерал Пеккем поднял деревянную указку и провел резиновым наконечником линию от одного побережья до другого. — Вот здесь, Шейскопф, стоят немцы. Они прочно вкопались в горы и создали «Готическую линию». Вышибить их не удастся до будущей весны, хотя это не значит, что наши высокопоставленные олухи не попытаются сделать этого раньше. Таким образом, наша специальная служба располагает почти девятью месяцами для достижения цели. А цель наша состоит, в том, чтобы подчинить себе все бомбардировочные полки американских военно-воздушных сил. В конце концов, — сказал генерал Пеккем с бархатистым, хорошо отработанным смешком, — если уж бомбардировка вражеских позиций — это не специальная служба, то я вообще не знаю, для чего на свете существует наш Корпус специальной службы. Вы согласны?
Полковник Шейскопф ничем не выказал своего согласия, но генерал Пеккем слишком упивался собственной болтовней, чтобы еще следить за реакцией Шейскопфа.
— В данный момент наше положение великолепно. Прибывают подкрепления — такие, как вы, например. Кроме того, в нашем распоряжении более чем достаточно времени для тщательной разработки стратегических планов. Вот объект нашей ближайшей атаки, — генерал Пеккем ткнул указкой в остров Пьяноса и со значением постучал по буквам, выведенным жирным черным карандашом. Надпись гласила: «Дридл».
Полковник Шейскопф подошел к самой карте, покосился на карандашную надпись, и впервые с той минуты, как он переступил порог кабинета, на его грубой физиономии забрезжил слабый отсвет мысли.
— Кажется, я понимаю! — воскликнул он. — Ну конечно, я понимаю! Наша первейшая задача — отбить Дридла у врага. Правильно?
Генерал Пеккем милостиво рассмеялся.
— Нет, Шейскопф. Дридл — на нашей стороне, и в то же время Дридл — наш враг. Генерал Дридл командует четырьмя бомбардировочными полками, которые мы должны захватить, чтобы успешно продолжать наше наступление. Опрокинув генерала Дридла, мы тем самым завладеем мощными воздушными силами и жизненно необходимыми базами, а затем перенесем операции на другие фронты. Кстати говоря, эта битва почти уже нами выиграна. — Генерал Пеккем приблизился к окну, еще раз рассмеялся и, скрестив руки, привалился к подоконнику, чрезвычайно удовлетворенный своим остроумием и эрудицией. Он играл умело подобранными словами и получал от этого острое наслаждение. Генерал Пеккем обожал слушать самого себя, особенно когда говорил о себе. — Генерал Дридл просто не знает, как со мной справиться, — похвалялся он. — Я вторгаюсь в сферу его юрисдикции со своими комментариями и критическими замечаниями, хотя, конечно, это абсолютно не мое дело. А он теряется и не знает, как на это реагировать. Когда он обвиняет меня в том, что я под него подкапываюсь, я без обиняков отвечаю, что моя единственная цель — привлечь внимание к его ошибкам, ликвидировать недостатки и тем самым усилить нашу военную мощь. Затем я невинно осведомляюсь, не возражает ли он против усиления нашей военной мощи. Ну, тут он ощетинивается, ворчит и наконец вопит в голос, но практически он совершенно беспомощен. Он просто-напросто отстал от жизни. Слава богу, он долго не продержится. — Генерал Пеккем беспечно рассмеялся и привел свой излюбленный, отлично вызубренный пример из классического наследия. — Иногда я кажусь себе Фортинбрасом, ха-ха, из шекспировского «Гамлета», который кружил-кружил вокруг да около, покуда все не рухнуло, а затем в конце концов выдвинулся на передний край и все прибрал к рукам. Шекспир — это…
