Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2013)
Важнейший урок устного текста заключается в большей, нежели обычно, свободе творящего: тем более, что формулировки его подвижнее и приблизительнее тех, что обычно кладутся на бумагу в одном, неизменяемом более виде. o:p/
Проговоренному вслух (в том числе и бессознательно) легче затеряться в толще синтаксических и пунктуационных складок — устное несет меньше ответственности, нежели письменное: устное выговаривается в никуда, в воздух, тогда как письменное прицельно кладется на бумагу; тут уже не забалуешь. o:p/
Устное есть чистое время, тогда как письменное — время, искусственно обработанное нашими личными синдроматиками и более близкое к субъективности хронотопа. o:p/
Так, толкаясь с автором темпераментами, проскакиваешь добрую половину «Белой книги», лишь в последней трети выходя на более или менее уравновешенное восприятие. o:p/
После чего и начинаешь отвечать на главные прагматические вопросы, занимающие нашего человека: каковым должен быть итог этой книги — лучшее понимание Толстого? Себя? Путей познания? «Проблематики Бибихина»? o:p/
Обложка отвечает: «Наша цель не портрет. Но и не вживание, вчувствование. Мы вглядываемся в человека как в весть, к нам сейчас обращенную и содержащую в себе ту тайну, участие в которой нам сейчас крайне нужно для нашего спасения…». o:p/
Спасения от чего? Когда я читал книгу, тоже себе эту цитату пометил, выделив из общего массива. И лишь позже обратил внимание на эту выноску, так как она, едва ли не единственная в книге, напрямую проговаривает цель, объясняя, зачем все . И как оно устроено. o:p/
Лекции эти находятся в постоянном становлении и развитии, кружат вокруг сквозных лейтмотивов и тем, так никуда и не приводя; оставаясь примером концентрированного времяпрепровождения (что, по нынешним разреженным временам, само по себе подарок). o:p/
Бибихин ведь не берет записи Толстого в некоей последовательности, не анализирует их форму или буквальное содержание (микст биографизма и исторического подхода), но иллюстрирует ими свои оригинальные выкладки, настоянные, впрочем, на том, что было у классика. o:p/
Потому что, «я не знаю в мире теперь писателя, который осмелился бы так смиренно и просто рассказать, не рисуясь немного и не отмечая черты героя, свой день…». o:p/
Так уж счастливо сошлось: беспрецедентная полнота описания (гениальный романист, венчающий своим творчеством «психологический метод») и почти невероятная протяженность десятилетий самонаблюдения делают толстовские дневники документом, едва ли не единственным в своем роде. o:p/
Тем более, что писатель, скорее всего неосознанно, но тем не менее, да, выстраивал на протяжении многих дневниковых лет внешне малозаметный разворот генерального сюжета. Иначе и не бывает. Совсем уже по-романному, начиная записки из «точки отсчета» правилами, которым важно следовать. «Жить по написанному». o:p/
Каждый, открывающий толстовские дневники, помнит этот свод, необходимость которого доказывалась им всю оставшуюся жизнь как некая, гениально увиденная в юношестве, теорема. o:p/
Поэтому именно здесь, как кажется, и возникают «дополнительные» (прагматические) вопросы, которые читатель как бы задает лектору и автору «Белой книги». Зачем барину и писателю Толстому нужно было так изнурительно и долго школить себя? Почему нам, совершенно иным во всех смыслах, людям необходимо читать об этих усилиях? o:p/
Ну хотя бы оттого, что Толстой, как подлинный и редкостный гений, выступает в своем наследии (вряд ли следует делить его на художественное, публицистическое и эпистолярное) как всечеловек , способный дать каждому то, что ему нужно. o:p/
Да, такова его амплитуда, в которой, кажется, есть все от самого что ни на есть плоскостного и низменного до опять же самого космически необъятного, необзорного. Непостижимого. o:p/
Оттого любые посттолстовские штудии говорят в первую очередь не о Толстом, но о том, кто читает-изучает. Примесь этой субъективности входит в условия игры. Говорим «Толстой», подразумеваем «Бибихин». В том числе и Бибихин. o:p/
Подобно Бибихину, я ведь тоже внимательно прочитал дневники и письма Толстого. Для того, чтобы лучше понять логику мысли «Белой книги», изучил не только тома с записными книжками и дневниками, но и большую часть переписки. o:p/
После чего у меня вполне естественно образовался собственный образ Льва Николаевича. Кстати, по-человечески менее симпатичный и более конкретный, физиологичный, нежели у устного Бибихина, относящегося к текстам Толстого как к некой абсолютной, неменяющейся, неизменной данности едва ли не божественного происхождения; из-за чего их, скажем, нельзя подвергать сомнению, критике. Их можно только интерпретировать. o:p/
Приводя пример того, как Толстой хотел быть добрым и любить неприятных ему людей (одно из важнейших условий придуманного им самосовершенствования), Бибихин цитирует записи 1909 года. Затем комментирует: «Со Струве Толстой пытается завязать разговор — и бросает». o:p/
Дальше идет абзац из Толстого, выделенный другим размером шрифта. После чего Бибихин пишет: «Через 10 строк Толстой забывает, что уже записал и повторяется ». Снова идет цитата из дневников Льва Николаевича, после чего Бибихин уточняет: «Через 2 дня яд у Толстого куда-то бесследно девается, испаряется; он проснулся во время прогулки от своей кратковременной полемической страсти ». o:p/
Уточнение обнаруживает: записки Льва Николаевича воспринимаются Бибихиным как единый, прямой нарратив, в котором нет разноуровневого совмещения самых разных дискурсов и потребностей. Он выпрямляет Толстого примерно так же, как «Белая книга» выпрямляет устную речь Бибихина в попытке стать литературной. o:p/
Бибихин показывает Толстого, как бы думающим одну и ту же мысль на протяжении нескольких дней, отбрасывая все закадровое существование, не зафиксированное в коротких поденных записях. o:p/
Бибихин относится к тексту Толстого точно так же, как читатель относится к тексту самого Бибихина, для каких-то своих целей множа уровни интерпретации. Продолжая их множить. o:p/
При том что сам же Бибихин, с помощью цитат из Вардана Айрапетяна и Ганса Зедльмайера, вводит двумя сотнями страниц раньше различие между двумя видами интерпретации: «В справочнике под одним словом „интерпретация” вы найдете оба противоположных смысла: объяснение, перевод на более понятный язык — и тут же „построение моделей для абстрактных систем (исчислений) логики и математики”, их реализацию; „разъяснение содержания, стиля художественного произведения” — и тут же уже упоминавшееся „истолкование музыкального произведения в процессе его исполнения...”». o:p/
И еще: «...пока люди не думают, они смешивают всё в одно и сами не замечают, что говоря герменевтика, интерпретация, толкование, перевод имеют в виду и часто вперемешку называют разное» o:p/
Готовясь к книге Бибихина и читая, страница за страницей, биографические бумаги Толстого, я тоже ведь каждый раз приходил к своему понимаю написанного, хотя оно и возникало у меня не в таких, как у Бибихина, углубленных формах. o:p/
Я не специалист, я — читатель, у меня не так много времени на медитацию и «укрупнение кадров», объем давил, да и другие занятия требовали внимания, однако же некоторые важные Бибихинские интуиции (« жить по написанному »; « навиденье », противоположное ненависти, « смена глаза », объясняющая эволюцию Льва Николаевича и изменения его взгляда на мир), правда, иначе, по своему сформулированные, я тоже для себя в свернутом виде отметил. Сделав из этого совершенно иные, нежели Бибихин, выводы. o:p/
Понимание, сделанное на бегу, и понимание, разжеванное под прицельным углублением, принципиально не отличаются, меняется только степень осознанности. И то, что проглатывается интуитивно, приобретает законченность. Воплощенность. o:p/
Вообще-то, этот путь читателю «Дневников Льва Толстого» и предлагается: осуществить свою собственную (без этого никуда) работу по освоению двойного, Толстовского и перестающего быть прозрачным Бибихинского, опыта: раз Толстой — всечеловек, то нам в данном случае важна именно Бибихинская редукция, его личный выбор того, что выделять и на что обращать пристальное внимание. o:p/
У Солнца своя собственная жизнь, свои собственные физические и физиологические циклы, ему совершенно фиолетово, как они воздействуют на окружающие планеты. o:p/
Между тем именно эта солнечная активность дает жизнь планете Земля, точнее, жизни на планете Земля, львам и куропаткам, тысячелетиям непрерывных поколений, думающих как о себе, так и о том, что происходит вокруг. o:p/
