Эдвард Форстер - Избранное
— Хорошо, поговорим, — сказала она. — Подожди, я изолируюсь. Не думаю, чтобы за пять минут произошло что-нибудь важное. Слышишь, Куно, я могу уделить тебе целых пять минут. Потом я должна читать лекцию о музыке австралийского периода.
Она дотронулась до кнопки изоляции — теперь никто больше не вызовет ее. Затем коснулась светового регулятора, и комната погрузилась в темноту.
— Поторопись! — позвала она; ею снова овладело раздражение. — Поторопись, Куно, я зря теряю время, сидя в темноте.
Но прошло целых пятнадцать секунд, прежде чем круглая пластинка в ее руке начала светиться: замерцал слабый голубоватый свет, затем он сгустился до фиолетового, и наконец она увидела изображение сына, который жил на другом конце земли, а он увидел ее.
— Как ты долго, Куно!
Он невесело улыбнулся.
— Тебе, кажется, доставляет удовольствие нарочно тянуть.
— Я вызывал тебя раньше, мать, но ты вечно занята или изолирована. Мне надо сказать тебе одну вещь.
— Какую, дорогой? Скорее. Почему ты не отправил письмо пневматической почтой?
— Потому что я хочу передать это на словах. Мне нужно…
— Продолжай.
— Я хочу, чтобы ты приехала: мне нужно видеть тебя.
Вашти вгляделась в его лицо на голубой пластинке.
— Но ты и так видишь меня! — воскликнула она. — Что тебе еще надо?
— Мне надо видеть тебя не через Машину, — ответил Куно. — И разговаривать с тобой не через эту надоевшую Машину.
— Замолчи! — проговорила мать, испугавшись сама не зная чего. — Как ты можешь так говорить о Машине?
— А что?
— Нельзя так говорить.
— Можно подумать, что Машину создал Бог! — нетерпеливо вскричал он. — Уверен, что ты молишься ей, когда тебе грустно. Не забывай, что ее сделали люди. Великие люди, но всего только люди. Машина значит много, но не все. Я вижу на пластинке что-то похожее на тебя, но не тебя. Я слышу по телефону голос, похожий на твой, но не тебя самое. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты приехала ко мне. Приехала и пожила у меня. Приезжай, мы увидимся с тобой наедине и сможем поговорить обо всех моих планах.
Она ответила, что не может тратить время на разъезды.
— Но от тебя до меня не больше двух дней полета на воздушном корабле.
— Я терпеть не могу воздушные корабли.
— Почему?
— Терпеть не могу мерзкую бурую землю, и море, и звезды во мраке. Когда я на воздушном корабле, у меня не рождается ни одной идеи.
— А у меня только там они и рождаются.
— Какие же идеи подсказывает тебе воздух?
Он секунду помолчал.
— Знаешь ли ты четыре больших звезды, которые образуют прямоугольник, и еще три звезды в центре прямоугольника? А от этих звезд вбок отходят еще три звезды.
— Нет, не замечала. Я терпеть не могу звезды. Так, значит, они подали тебе идею? Интересно. Расскажи, какую?
— Мне представилось, что это человек.
— Не понимаю.
— Четыре больших звезды — это плечи и колени человека. Три звезды посредине — пояс, какой прежде носили люди, а три висячих звезды похожи на меч.
— На меч?
— Когда-то люди носили мечи, чтобы убивать животных и людей.
— На мой взгляд, идея не слишком блестящая, но, во всяком случае, оригинальная. Когда она в первый раз пришла тебе в голову?
— На воздушном корабле…
Внезапно он замолчал, и ей показалось, что лицо его стало печальным. Но она не была в этом уверена — Машина не передавала точного выражения лица. Она давала лишь общее представление о человеке — представление, считала Вашти, которого вполне достаточно для практических целей. Машина мудро пренебрегала той неуловимой свежестью, в которой одна несостоятельная философия некогда усматривала подлинную сущность непосредственного общения между людьми. — пренебрегала так же, как изготовители искусственных плодов пренебрегают неуловимой свежестью настоящего винограда. Человечество давно уже усвоило принцип «почти ничем не уступает».
— Откровенно говоря, — продолжал он, — мне хочется снова увидеть те звезды. Это так увлекательно. И я хочу смотреть на них не с воздушного корабля, а с поверхности земли, как смотрели на них тысячи лет назад наши предки. Я хочу побывать на поверхности.
Она опять испугалась.
— Мама, ты должна приехать. Хотя бы для того, чтобы объяснить мне, что случится плохого, если я побываю на поверхности.
— Ничего плохого, — ответила она, овладев собой, — но и ничего хорошего. Там только пыль и грязь — жизнь давно исчезла наверху. Тебе непременно понадобится респиратор, без него холодный наружный воздух убьет тебя. Человек мгновенно умирает, вдохнув тот воздух.
— Я знаю. Разумеется, я приму все меры.
— А кроме того…
— Что?
Она взвешивала каждое слово. У сына такой странный характер, необходимо отговорить его от этой затеи.
— Это враждебно духу времени, — твердо сказала она.
— Ты хочешь сказать, враждебно Машине?
— В некотором смысле — да, но…
Изображение на голубой пластинке померкло.
— Куно!
Он отключился.
На миг Вашти почувствовала себя одинокой. Но когда она включила свет, вид залитой сиянием комнаты с бесчисленными электрическими кнопками успокоил ее. Кнопки и выключатели были повсюду: с их помощью Вашти получала пишу, музыку, одежду. Нажимая одну кнопку, она поднимала из-под пола мраморную (из искусственного, конечно, мрамора) ванну, наполненную до краев теплой жидкостью, лишенной всякого запаха. Нажимая другую, она поднимала ванну с холодной водой. Третья кнопка поставляла литературу. И, конечно, имелась кнопка, с помощью которой Вашти общалась с друзьями. Хотя комната была абсолютно пуста, Вашти находилась в контакте со всем, что было важно для нее в этом мире.
Затем Вашти повернула изолирующий выключатель, и на нее немедленно хлынули звуки, накопившиеся в течение последних трех минут. Комната наполнилась звоном и голосами. Что она думает о новой пище? Советует ли принимать ее? Какие новые идеи приходили ей в голову за последнее время? Можно ли поделиться с ней своими идеями? Согласна ли она посетить детский питомник в ближайшее время? Скажем, ровно через месяц?
На большинство вопросов она отвечала с раздражением — эта черта проявлялась все сильнее по мере убыстрения темпа жизни. Она думает, что новая пища омерзительна. Нет, она не может посетить детский питомник, она очень занята в ближайшее время. У нее нет своих идей, но ей только что рассказали чужую: четыре звезды по краям и три в середине напоминают человека. Особого смысла в этой идее она не видит.
Наконец она прервала связь, так как наступило время читать лекцию об австралийской музыке.
Нелепая система публичных сборищ была давно упразднена. Ни Вашти, ни ее слушатели не покидали своих комнат. Она говорила, сидя в своем кресле, а они, сидя в своих, слышали ее, да и видели тоже. Она начала с шутливого обзора музыки домонгольского периода, затем перешла к рассказу о великом расцвете песни после победы Китая. Нечего и говорить, манера И-Сан-Со, да и всей брисбенской школы примитивна и бесконечно чужда современности, но, по мнению Вашти, изучение этой музыки все же могло бы принести пользу современным композиторам — столько в ней свежести, а главное, идей.
Лекция, продолжавшаяся десять минут, была принята хорошо. Когда она кончилась, Вашти и кое-кто из ее слушателей прослушали лекцию о море. Море тоже давало кое-какие идеи. Лектор недавно побывал там, вооружившись респиратором.
После лекции Вашти проглотила пищу, побеседовала с многочисленными знакомыми, приняла ванну, снова поговорила, а затем нажала кнопку вызова кровати.
Кровать была ей не по вкусу — слишком громоздкая, а Вашти нравились небольшие кровати. Но она знала, что жаловаться бесполезно: кровати во всем мире были одинаковых размеров. Для выпуска другого варианта потребовались бы серьезнейшие изменения в Машине.
Вашти изолировалась — это было необходимо, так как под землей не существовало ни дня, ни ночи. Потом мысленно перебрала все, что случилось с тех пор, как она в последний раз вызывала кровать. Идеи? Почти не было. События? Можно ли назвать приглашение Куно событием?
Рядом с ней на низком пюпитре лежала реликвия, сохранившаяся со времен лишних вещей, — книга. Книга Машины. В ней содержались инструкции на любые случаи жизни. Если Вашти было жарко или холодно, если она страдала несварением желудка или не могла вспомнить нужное слово, она обращалась к Книге, и та напоминала, какую кнопку надо нажать. Книгу выпустил Центральный Совет. Она была роскошно переплетена — дань последней моде.
Сидя на кровати, Вашти благоговейно взяла Книгу в руки. Она украдкой оглядела светящуюся комнату (как будто кто-то мог подсматривать за ней) и пробормотала застенчиво и в то же время радостно:
