Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
Парень с тележкой подъехал на середину помещения, оставил еду и стал разглядывать задержанных. Оглядев всех поочередно, он тонким голосом сказал:
— Рубайте, пока тёпленькое.
— Петруха, — грозно крикнул посыльному охранник в пиджаке. — Тебе что сказано — не разговаривать с задержанными.
— А я и не разговариваю, — ответил Петруха. — Я сказал, чтоб они рубали, пока не остыло.
— Ладно, давай катись обратно! Привёз — и твоё дело кончено.
— Какой ты неучтивый, — сказал Афанасий охраннику, наблюдая эту сцену. — Человек от чистого сердца предложил откушать, а ты его одёргиваешь.
— А ты, пятнистый, заткнись! — раздражённо бросил Афанасию охранник. — Не с тобой разговаривают. Привезли жратву, вот и благодари, что не дают помереть с голоду. Петруха, что глаза вылупил? Выходи, я закрываю.
Петруха, согнув длинную фигуру, вышел из помещения. Лязгнула запираемая дверь. Свет не гасили.
— Сейчас посмотрим, что нам привезли, — сказал Сергей, направляясь к столику.
— Я не хочу есть их муру, — сказал Николай. — Может, голодовку объявить?
— Здесь не цивилизованные отношения, судя по контингенту лиц, называемых охраной, — шутливо ответил Афанасий, снимая крышку с кастрюли. — Мы здесь, как я понимаю, вне юрисдикции ООН и международного Красного Креста. Поэтому отказываться от еды, кощунственно. Дают — бери! А щишки ничего — душистые. Нам надо подкрепить силы, поэтому никаких голодовок. Принесли — ешь! Может, придёт время, когда будут морить голодом. Мы ж не знаем, куда и к кому попали. Давай придвигайтесь! Небольшой а ля фуршет. — И Афанасий взял ложку.
Через полчаса в дверях опять щёлкнуло, и появился Петруха. Он не спеша подошёл к столику и взялся за дужку.
— Посмотри все ли ложки? — крикнул ему охранник. — Может, стибрили.
— Не стибрили. На месте, — ответил Петруха.
— Тебя Петрухой звать? — обратился к нему Николай.
— Петрухой. — Парень улыбнулся, но улыбка тотчас же угасла, и лицо приобрело сосредоточенное выражение.
— Не положено разговаривать! — опять зло крикнул охранник. — Петруха, накостыляю, будешь язык протягивать.
— Нам бинт нужен, — не обращая внимания на охранника, который вошёл в помещение, сказал Николай. — Руку надо перевязать, — он указал Петрухе на Афанасия. — Будь человеком, скажи хозяевам. Пусть дадут.
— Если дадут — принесу, — ответил Петруха.
— Принесу, — передразнил его охранник, слышавший разговор. — Не был бы ты дурак, давно бы научили уму разуму.
— Сам такой, — невозмутимо ответил Петруха и повёз тележку с пустой посудой к двери.
По полу загремело — это охранник вбросил пустое оцинкованное ведро в помещение и крикнул:
— Лови парашу!
Дверь захлопнулась, и трое друзей опять очутились во мраке, потому что свет тотчас выключили.
— Они нас измором хотят взять, — сказал Николай.
— Судя по обеду, я бы такого не сказал, — усмехнулся Сергей.
— Есть такая метода, — сказал Афанасий, — сначала усыпить бдительность, потом морально подавить дух, и только после разговаривать. Так что крепитесь, ребята, наше время впереди.
— Так что же нам остаётся, — проговорил Николай, — как подопытным кроликам, ждать, когда придёт доктор и будет делать трепанацию черепа?
— А чего ты хотел, — ответил Афанасий. — Они должны предпринять первые шаги, это в их интересах. Они ж захватили нас. И они должны раскрыть свои цели, о которых мы только догадываемся.
— В этом бетонном каземате долго не насидишь, — сказал Сергей. — Я уже дрожу от холода.
— Возьми мою куртку, — предложил Николай, — согреешься. Я не замёрз. — Он стянул с плеч штормовку и отдал Сергею.
Афанасий добрался до двери и, что было сил, заколотил по ней ногой.
— Пожалей свои ноги, — сказал Николай.
— Это, чтоб они не дремали. Хочу вызвать сюда их самого главного. В этом каменном мешке мы действительно коньки откинем. — И он продолжал стучать.
Но снаружи не доносилось ни звука. Слышали ли охранники удары Афанасия или нет, в любом случае никто не отзывался.
— Я согрелся, — сказал Афанасий, бросая бессмысленное занятие и подсаживаясь к Воронину и Сергею. — Вообще-то тепло надо беречь. Прижимайтесь друг к другу теснее. До следующего обеда или ужина выдержим, если принесут, а там видать будет.
Но ни обеда, ни ужина им не принесли.
— Так что, Серёга, рано ты в благодетели наших противников записал, — резюмировал этот факт Николай.
Чтобы согреться, Афанасий заставил всех трусцой бегать по помещению. Снаружи, наверное, светило солнце, шелестела листва, ощущалось дуновение ветерка, а у них был мрак и холод.
Глава вторая
Похитители
Сколько времени прошло в сыром каземате, никто из пленников не знал. Оно текло в бескрайнем просторе, не ограниченном ни зрительными, ни слуховыми вехами. Казалось, о заключённых забыли. Спали они сидя, тесно прижавшись друг к другу: бетонный пол отдавал холодом и ложиться на него не хотелось.
Когда они потеряли всякую надежду, что к ним кто-нибудь заглянет, внезапно зажёгся свет, заставивший их зажмурить глаза, за дверью щёлкнуло, и она открылась. В тёмном проёме возникла фигура человека, высокого, худощавого, с удлинённым морщинистым лицом, в кожаной кепке. Заключённые узнали главаря, который командовал отрядом бандитов при их захвате. На широкие плечи Зашитого, была натянута кожаная куртка, под которой была рубашка и тонкий свитер, наряд дополняли чёрные джинсы и ботинки с остроносыми носами. Дверь была открыта, и невольники определили, что за стенами их каземата была ночь.
Вслед за вошедшим охранник принёс стул и поставил в центре помещения. Зашитый подвинул его ногой и сел. Охранник отошёл к двери.
Зашитый обвёл глазами пленников и сказал, сцепив руки на коленях:
— Ну что — будем держать базар? — Уголки губ искривились в лёгкой усмешке.
Не дождавшись ответа, достал из кармана сигарету, чиркнул зажигалкой, прикурил. Свежий дым окутал помещение.
— Кто у вас большой? — спросил он через минуту, обводя глазами дуровцев и останавливая глаза на Афанасии.
Дуровцы молчали.
— Будем искать кобылу? — повысил он голос. Тонкие бескровные губы сжались в узкую полоску.
— Изъясняйся проще, — бросив на него недоброжелательный взгляд, сказал Сергей. — Мы по фени не ботаем.
— А ты закрой сопло, — вскинул глаза на Сергея Зашитый. — Ушарик недорезанный!
— Чего ты хочешь? — спросил Николай, которого раздражал и Зашитый, и его надменный тон.
