Джон Тул - Сговор остолопов
— Свитер стоил мне сорок, — ответил молодой человек. Он общупал участок, подпорченный саблей. — Вы готовы за него мне заплатить?
— Разумеется, нет. Я никогда не вступаю в препирательства с нищебродами.
— Я легко могу подать на вас в суд.
— Возможно, нам обоим следует отказаться от мысли прибегнуть к судебному вмешательству. Такое благоприятное событие, как судебный процесс, вас, вероятно, увлечет настолько, что вы появитесь в тиаре и вечернем платье. Старенький судья довольно сильно смутится. Нас обоих, вне всякого сомнения, признают виновными по какому-нибудь сфабрикованному обвинению.
— Вы тошнотворный зверюга.
— Почему бы вам не убраться восвояси, чтобы отдать должное какой-либо сомнительной забаве, привлекающей вас? — сквозь отрыжку промолвил Игнациус. — Посмотрите, по улице Шартр дрейфует какой-то матрос. Он выглядит довольно одиноким.
Молодой человек бросил взгляд в тот конец Переулка, который выходил на улицу Шартр.
— Ах, этот, — пнроцедил он. — Это всего лишь Тимми.
— Тимми? — рассерженно переспросил Игнациус. — Вы с ним знакомы?
— Конечно. — В голосе молодого человека звучала тяжелая скука. — Один из моих дражайших, старейших друзей. И вовсе никакой он не матрос.
— Что? — громыхнул Игнациус. — Уж не хотите ли вы сказать, что эта личность выдает себя за служащего вооруженных сил этой страны?
— Это еще не все, за кого он себя выдает.
— Это крайне серьезно. — Игнациус нахмурился, и красное сатиновое кашне на его охотничьей шапочке съехало вниз. — Каждый солдат и матрос, которого мы видим, может оказаться каким-нибудь замаскированным спятившим декадентом. Бог мой! Мы все ведь можем оказаться в тенетах какого-то ужасного заговора. Я знал — нечто подобное может произойти. Соединенные Штаты, вероятно, совершенно беззащитны!
Молодой человек и матрос помахали друг другу, точно старые знакомые, и матрос скрылся из виду за углом собора. В проеме Пиратского переулка показался патрульный Манкузо — он крался за матросом в нескольких шагах, в берете и с фальшивой козлиной бородкой.
— О-о! — радостно заверещал молодой человек при виде патрульного. — Вон тот дивный полицейский. Неужели там не соображают, что в Квартале всем известно, кто он такой?
— Вы и его тоже знаете? — осторожно поинтересовался Игнациус. — Он очень опасный человек!
— Его все знают. Слава богу, что он вернулся. А то мы уже начали волноваться, что с ним приключилось. Мы его просто обожаем. О, я всякий раз просто дождаться не могу, какой костюм на него еще нацепят. Вы бы его видели несколько недель назад, до того, как он исчез: просто умереть не встать, в какого ковбоя его превратили. — И молодой человек зашелся приступом дикого хохота. — В своих сапогах он едва мог передвигаться, лодыжки постоянно подворачивались. Однажды он задержал меня на Шартре, когда я поистине с ума сходил от шляпки вашей мамаши — уж не в Женской ли Тюремной Ассоциации ей ее выдали? Потом он остановил меня на Дюмэн и попытался завязать разговор. В тот день на нем были очки в роговой оправе и спортивный свитер. Он сообщил мне, что он — студент из Принстона, здесь на каникулах. Просто сказка. Я так рад, что полиция вернула его людям, которые его поистине ценят. Я уверен: где бы он ни был все это время, таланты его уходили псу под хвост. О, а этот его акцент. Некоторым он больше всего нравится как британский турист. Но это на ценителя. Я же всегда предпочитал его как полковника южан. Наверное, все это — дело вкуса. Мы ему пару раз арест устраивали за непристойные предложения. Полицию это всегда изумительно сбивает с толку. Я правда надеюсь, что больших неприятностей у него не было — он очень дорог нашим сердцам.
— Он воплощение зла, — заметил Игнациус. А потом добавил: — Интересно все же, сколько наших так называемых «военных» — на самом деле обычные люди, вроде вашего дружка, переодетые уличные девки.
— Кто ж знает? Хорошо бы — все до единого.
— Рахзумеется, — задумчиво и серьезно продолжал Игнациус, — этот обман может распространяться на весь мир. — Красное сатиновое кашне заелозило вверх и вниз. — Следующая война может превратиться в одну массивную оргию. Господи боже мой. Сколько главнокомандующих в мире может оказаться просто-напросто старыми душевнобольными содомитами, играющими некие фальшивые фантастические роли? На самом деле, для мира в целом это могло бы оказаться довольно благоприятным. Это могло бы означать конец всех войн навсегда. Это могло бы стать ключом к прочному миру.
— Вполне могло бы, с готовностью согласился молодой человек. — Мир любой ценой.
Два нервных окончания в голове Игнациуса сомкнулись и образовали немедленную ассоциацию. Возможно, он отыскал способ справиться с наглостью М.Минкофф.
— Помешавшиеся от власти мировые лидеры определенно будут весьма удивлены, узнав, что военные руководители и войска — всего лишь замаскировавшиеся содомиты, которым только того и надо, что встретиться лицом к лицу с замаскировавшимися содомитскими армиями стран-противников, чтобы устраивать вместе танцы, закатывать балы и разучивать иностранные па.
— Ну не чудесно ли это было бы? Правительство оплачивало бы нам путешествия. Как божественно. Мы бы положили конец всемирным неурядицам и оживили бы надежду и веру людей.
— Быть может, вы и есть — наша надежда на будущее, — изрек Игнациус, драматически припечатав одной своей лапой другую. — Ничего иного, более многообещающего, на горизонте все равно не наблюдается.
— К тому же, мы поможем покончить со взрывом перенаселения.
— О мой Бог! — Изжелта-небесные глаза дико сверкнули. — Ваш метод, вероятно, окажется более удовлетворительным и приемлемым, нежели довольно-таки драконовские тактики тактики контроля рождаемости, в поддержку которых я всегда выступал. В своих письменных трудах я должен отвести этому какое-то пространство. Предмет этот заслуживает внимания глубокого мыслителя, владеющего определенной перспективой рассмотрения культурного развития мира. Я определенно рад, что вы способствовали моему новому ценному озарению.
— О, какой сегодня прелестный день. Вы — цыганка. Тимми — матрос. Изумительный полицейский — художник. — Молодой человек вздохнул. — Совсем как на Марди-Гра, а я чувствую себя здесь лишним. Схожу-ка я домой, чего-нибудь на себя накину.
— Секундочку, — остановил его Игнациус. Нельзя упускать такую возможность из разбухших пальцев.
— Я надену сабо. У меня сейчас наступила фаза Руби Килер[58], — весело сообщил Игнациусу молодой человек и запел: — «Ты пойдешь домой надеть трусишки, я пойду домой надеть штанишки, и мы двинем в путь с тобой. Ой-ёй-ёй. Двинем мы с тобою, строем, прямо в Буффало-й-ёй-ёй…»
