Григорий Ряжский - Дом образцового содержания
Дед тяжело оторвался от стула, молча вышел, вернулся и, так же ничего не говоря, положил перед дочерью связку ключей:
– Вот, другой комплект. Если что, закажете сами, сколько еще надо вам. Я тут буду, а она наверх пусть идет, занимает, чего хочет…
В оговоренный срок к дому № 22 по Трехпрудному переулку подкатил микроавтобус, откуда дочь и мать Бероевы стали выгружать Варины вещи. Вещей было не так много, но зато большая их часть состояла из объемных узлов, преимущественно с подушками, одеялами и одеждой. Мебель дополнительно не требовалась никакая – сталинский письменный стол, освобожденный дедом от револьвера и орденов, также переходил в пользование внучки-студентки. Разве что туалетный столик с зеркалом прихватила с собой Варька от родителей, чтобы было с помощью чего молодую красу наводить и где держать девчачьи свои пузырьковые хитрости. Вот с ним-то, со столиком, им Митька и помог справиться, когда они, выгрузившись, растерянно прикидывали, с чего начинать затаскивать имущество.
Митька Мирский к своим восемнадцати уже не числился, слава Всевышнему, учеником средней школы. Кое-как, при вмешательстве в процесс известного отца-оператора, расплевался с выпускными экзаменами за 11-й класс и трижды перекрестился от отвращения при получении аттестата. Со школой бы он, если честно, завязал уже давно, если б не сосед, серьезный человек из другого подъезда, Стефан Стефанович, бабушкин знакомый, тот самый, что вернул прадедовы золотые часы с музыкой. Тот, пересекшись с ним как-то за чаем у Розы Марковны, обратил внимание на внука – старшеклассника, пацана лет шестнадцати—восемнадцати. И внук этот ему понравился. Все понравилось в нем: и неласковый вид, и недоверчивый глаз, и не слишком любезный голос, и крепкая спина.
В другой раз он столкнулся с ним во дворе и остановил, потому что ко времени второй встречи прошла уже неделя-другая и Стефану вполне хватило сроку обдумать дальнейшие свои дела.
– Зайдем ко мне, Дмитрий? – спросил юношу Стефан.
– Зачем это? – нелюбезно отреагировал младший Мирский.
Тогда Стефан внимательно так посмотрел парню в глаза, взял его за бицепс железной кистью, слегка сжал руку и негромким голосом пояснил:
– Я не привык, молодой человек, когда мне отвечают вопросом на вопрос. А уж тем более, когда отказывают. Это понятно?
И Митя понял. Понял и двинулся вслед за бабушкиным знакомым, парализованный его словами.
Они проговорили у Стефана Стефановича больше двух часов. После этого Митя вышел на улицу в полной уверенности, что, как бы ни было ему противно посещать школу, он должен ее непременно закончить во избежание будущих осложнений в жизни. А еще он неожиданно для себя осознал, что физически развит недостаточно и ему придется над этим как следует потрудиться. Кроме того, теперь он точно знал, что впереди его ждет увлекательная жизнь, про которую все расскажет и которую предъявит для ознакомления его новый друг Стефан Стефанович, разрешивший называть себя просто Стефан. И последнее – знать обо всем об этом не обязательно более никому, и это требовалось усвоить крепче прочего.
Так вот, заметив у своего подъезда мать и дочь с вещами, он первым делом остановил взгляд на девчонке-ровеснице. Так он стоял, разглядывая Варьку, пока озиравшаяся по сторонам в поисках помощи Мария Глебовна сама не обратила внимание на крепкого молодого человека, довольно рослого, с отчетливо развитой мускулатурой и широко разлетевшимися плечами.
– Молодой человек, – обратилась к нему Бероева-старшая, – вы отсюда, из этого дома?
– Ну допустим, – глядя на Варю в упор, ответил Митя.
Мария Глебовна обрадовалась:
– Вот и хорошо. Мы тоже отсюда, из квартиры Чапайкина Глеба Иваныча. Вот, внучку завозим жить на постоянно. Не поможете нам, по-соседски, а то рук, боимся, не хватит?
– Поможем, – ответил Митя, продолжая исследовать девушку глазами. – Это прямо над нами.
– Над вами? – неожиданно улыбнулась Маша. – Так вы из Мирских, что ли, будете, молодой человек, Розы Марковны родственник?
– Правнук, – ответил Мирский. – Мой отец – Вилен Борисыч.
– Господи! – всплеснула руками Мария Глебовна. – Правнук академика Мирского! Так я же отца твоего вот такусеньким знала еще. – Она явно была рада встрече и тут же перешла на «ты». – Он, когда мы съехали, только в школу вроде пошел. И бабушку твою, в смысле прабабушку, Розу Марковну, хорошо знаю и даже бабушку твою вроде припоминаю, тетю Таню, – она повернулась к дочери. – А это дочь моя, Варенька, – предъявила она дочку. – Она теперь жить здесь будет, вместе с дедушкой: студенткой стала у нас, самостоятельная.
Митька наконец завершил исследование дочки и решил, что телка вполне подходящая. Тем более соседка.
– Это? – Он ткнул пальцем в столик с зеркалом, подошел и одним обхватом приподнял его над асфальтом. Другой рукой взвалил на спину самый объемный тюк и двинул в направлении общего теперь для всех подъезда. – Не вопрос, доставим по адресу.
Пока поднимал вещи, успел подумать, что телке, скорей всего, тоже понравился. Усек, как пристально та смотрела на него, задержав взгляд на фигуре. Когда прощались, решил проверить произведенное впечатление на самой новоселке. И так, чтобы мать не особо услышала, успел сказать, понизив ГОЛОС:
– Ты, Варь, звони. Телефон наш есть у вашего деда.
Варя позвонила первой, через четыре дня, не дождавшись звонка от самого Мити Мирского. Уверена была, что сказал он ей так от растерянности, про свой телефон, а на самом деле первым звонить будет сам. Нет, однако, не позвонил. А Митька, в свою очередь, и тоже похожим образом про Варю эту Чапайкину прикинул, или как ее по отцу-то. Что, мол, выждет положенное, не дождется и сама повод найдет объявиться. И если так будет, то, считай, в кармане телочка, и ручная будет, и послушная, и даст без задержки.
Два года назад, думая о том, каким образом наиболее эффективно подобраться к драгоценной коллекции Мирских, уже неплохо к тому времени защищенной, еще до своего подарочного визита к Розе Марковне Стефан и не предполагал, что когда увидит то, о чем не забывал, живьем, собственными воспаленными ожиданием глазами, то это произведет на него такое убийственное впечатление. Тут же всплыли сладостные времена, когда он сутками просиживал в Ленинской библиотеке, рассматривая цветные репродукции мастеров живописи, вникая в суть вещей, в то самое-самое, что хотел донести до людей неизвестный, но измеряемый бешеными деньгами художник. Затем всплывал постепенно приторный аромат одинаковых всегда Алькиных духов, запах ее кожи, вспоминались мягкие разваленные на стороны груди, объемистые, но плотные бедра, прерывистые вздохи и сильные чувственные качки…
