Антон Понизовский - Обращение в слух
V. Радужная оболочка
«Заяц…»
«Увидел солнце — красиво…»
«Всё целиком…»
Что-то в этом слышалось Феде, что-то нащупывалось, но мысль ускользала:
«Цельность»… «целиком»… Может быть, дело именно в цельности? Если каждый рассказ — цельный образ, как притча, — может, его и не надо пытаться понять, а надо воспринимать весь целиком?..
Это образы, просто образы… — внутренне бормотал Федя, не думая при этом, что именно здесь «простого», и что вообще значит «просто».
Просто иллюзии, образы; в каждом — своя красота… В каждой жизни — своя собственная красота, в том числе трагическая красота… — думал Федя уже поувереннее; а точнее, ему само думалось — может быть, приходило на ум что-то слышанное или читанное… — А страдание?
Он немного запнулся.
Как же быть со страданием? С болью? Вообще, почему столько боли?..
Что-то выпятилось, как бы не застёгивалось, не сходилось в попахивающем сажей сумраке.
А страдание — просто краска в общей картине… — возобновилось успокоительное бормотание. — Боль — нота в симфонии… Боль сама по себе не реальна…
Всё необходимо для цельности образа. Главное — не анализ, и не попытки понять, а цельность и красота образа!..
Эта последняя мысль очень воодушевила Федю, как будто выход был найден.
Не успев додумать мысль до конца, он глубокомысленно произнёс:
— Посмотри, какой образ!
Когда-то, сто лет назад, были деревни: люди селились, по крайней мере, вокруг чего-то естественного — хозяйство, скот… урожай…
Потом началась гонка вооружений, «военные городки»: уже изначально было заложено нечто artifi… искусственное — но всё равно в этом чувствовалась некоторая укромность: представь, тайное поселение где-то в лесу… А с другой стороны, даже романтика: как фактории на Диком Западе! В одном интервью очень ярко описывали такой «городок»: если залезешь на крышу, на самый высокий дом — во все стороны только тайга, и лишь где-то на горизонте — город Магнитогорск…
Но когда СССР развалился, их бросили: где-то танки ржавеют в лесу — едва ли не целый танковый полк; где-то шахты с ракетами; кто-то из жителей успел уехать — а остальные так и застряли посреди леса…
Какой яркий, красивый образ для всей страны!..
Увлёкшись, Федя не обратил внимания на то, что в комнате посветлело.
Вдруг Лёля встала и, обогнув лестницу и обеденный стол, вышла к окну.
Туман кое-где опустился, оплыл: над неровной мутью выступили острые, покрытые шершавым ельником склоны; скалы с замёрзшими водопадами, — а ещё выше, над редкими припорошёнными ёлками, над обрывами — показались торжественные вершины.
Солнечный свет потеплел, порозовел. Проявились все снежные складки, все трещины, сколы; казалось, что на снегу можно различить следы лыж.
Там и здесь горы заволакивались клубящимся дымом: пейзаж казался недорисованным — одни фрагменты были готовы в мельчайших деталях, другие размыты небрежными пятнами…
Всё менялось: исчезли только что ясно видные Мюнх и Юнгфрау — зато развернулся на фоне глубокого предзакатного неба, в косо падающих лучах, небесный город. Обнесённая стеной крепость. Башни с бойницами. Снежный подвесной мост.
Сказочный город казался одушевлённым, почти невозможно было поверить в его нерукотворность. У Феди стеснило дыхание.
— Какое-то чувство они вызывают… не эстетическое, а прямо нравственное… — промолвил он. — Непонятно, что это вообще такое: ещё земля? или уже «горний мир»…
Взглянул на Лёлю — и сбоку, в тёплом, выпуклом свете впервые увидел её лицо в мелких-мелких подробностях.
На губах — впервые увидел морщинки и складки: посередине — поглубже и попрямее, а ближе к нижнему, слегка обветренному краю — угловатое сложное пересечение.
На обращённой к нему правой щеке — впервые увидел нежный, просвеченный солнцем пух.
Правый глаз оказался и вовсе необычайным. Никогда раньше Федя не думал, что человеческий глаз обладает настолько сложной, неровной, неоднородной структурой; что радужная оболочка вся состоит из удивительных кристаллических перегородок с вкраплениями, с разноцветными вставками — серыми, голубыми, и бирюзовыми, и золотистыми: Федя даже подумал, что свет, попадая вовнутрь таких хризопразовых глаз, должен был бы там много раз преломляться и задерживаться, сохраняться надолго — излучаясь наружу лишь постепенно…
Он вдруг почувствовал что-то тугое и будто бы угловатое между лёгкими и животом, в средостении: это что-то заняло почти всё место, так что стало трудно глотать — и дышать приходилось очень мелкими вдохами, потому что места для воздуха внутри осталось совсем чуть-чуть.
VI. Рассказ женщины с животом
Я сама армянка по нации, у нас так принято, что особенно все хотят мальчика. Особенно отцы — желают мальчика больше.
Я вышла замуж — как полагается, все с нетерпением ждали первенца. Родилась девочка. Ну что, девочка — тоже рады. Самое главное — чтоб здоровым… здоровая родилась. А так — тоже все рады очень, ребёнок желанный.
На второго мы не рассчитывали. Потому что условия жизни… ну, нету.
Сама я не местная — я с Анапы. Сами понимаете, курортная зона. Купить что-то хорошее нереально. Купили домик — в домике ни воды, ни света. Тем более ребёнок маленький, ещё нету годика. А впереди зима. Постоянной работы у мужа нет тоже. То есть условия жизни не позволяли.
И вот я плохо себя почувствовала. Ну и признаки все… Но не верила. Не могла просто поверить. Я даже боялась купить тест на беременность: думала, если покажет, что положительный, — что мне делать?
Потом думаю: нет, надо всё-таки убедиться. Вдруг мало ли? Может, просто задержка?..
Тест показал положительный результат.
Первым делом, естественно, сказала мужу. Он говорит: «Ну куда нам ещё? Мы не знаем, что нас ждёт впереди. Ещё эту растить. Куда второго?»
Я и тяжести даже таскала… Думала, говорят же, нельзя, может, у меня будет это… но нет.
И лекарства пила… тоже не помогло.
Но аборта боялась. Больше боялась из-за того, что грех. Так-то верю я в Бога — это очень большой грех: сколько раз и телефоны давали мне, и убеждали — не бойся, там, это не больно, всё под наркозом… Пыталась несколько раз, даже вот телефон был — рука не лежала, чтоб позвонить и договориться с доктором: вот Господь не давал.
Но уже ближе к трём месяцам опять что-то нашло на меня: я представила, что меня ожидает вот в этом домике, где никаких условий для жизни, ещё родится — я не смогу просто физически!
