Патрик Несс - Больше, чем это
— Тогда и меня посчитайте. — Моника передает Сету через стол свою тарелку, где вместо тунца теперь те же макароны с курицей.
— У меня другое, — говорит Томаш, перед которым теперь дымится ароматное рагу из мяса с овощами, — но я его с детства обожаю.
Мама качает головой:
— Все кругом думают, что им виднее. Все.
— Иногда полезно выяснить, что ошибаешься, — раздается чей-то голос за спиной.
Сет оборачивается. Реджина. Чуть в стороне от стола, темным силуэтом на фоне освещенного проема. Она не вместе с остальными. Отдельно. И словно ждет чего-то.
Кого-то. Его.
Сет щурится против света.
— За этим я здесь? — переспрашивает он сипло, словно до этого много лет молчал. — Для этого все устроено?
Реджина делает шаг вперед, и свет за ее спиной меркнет, превращаясь в россыпь звезд на ночном небе, где сияет Млечный Путь. Она встает перед Сетом, все та же массивная, неуклюжая Реджина.
Только она улыбается. И улыбка ее говорит: «Не валяй дурака».
— Не валяй дурака, — произносит она вслух, и голоса за столом утихают.
— Это не воспоминание, — говорит Сет. — Не такое, как другие.
— Само собой.
Он окидывает взглядом сидящих за мирным ужином, по-прежнему занятых едой и беседой. Все, кого он знает. Гудмунд оглядывается на него. С улыбкой.
— И на сон не похоже. — Сету становится горько.
— Вот опять, — укоряет Реджина. — Ты опять думаешь, что у меня на все есть ответ.
— Это смерть? Я наконец умер?
Она лишь пожимает плечами.
— Что я здесь делаю? Что все это значит?
— Понятия не имею.
— Но ты же на что-то намекала? — Сет обводит рукой комнату, гостей за столом, Гудмунда, который глядит пристально и с тревогой. — Что происходит?
Реджина усмехается:
— Ты серьезно? Настоящая жизнь — это всего лишь жизнь.
Вечная неразбериха. Смысл зависит лишь от того, как посмотреть. Тебе остается только одно — разобраться, как в ней жить. — Она наклоняется к нему почти вплотную. — А теперь ноги в руки, гений. Пока солнце не зашло.
80
Он открывает глаза.
Он по-прежнему на тротуаре. И Водитель наклоняется над ним. И искры пляшут на остриях шипов…
Но постепенно гаснут, слабеют, меркнут.
Прекращаются.
Сет вдыхает.
Он может вздохнуть!
Потом закашливается кровью и сплевывает ее комком…
Он дышит! В легких сырость и тяжесть, как при тяжелой простуде, но они работают. Он вдыхает еще раз. И еще.
С каждым разом все легче.
— Что происходит? Я умер?
Водитель не двигается. Шипы втягиваются обратно в костяшки кулака, однако сам он все еще громоздится рядом. Сет пытается отползти, грудную клетку пронзает боль. Он кладет руку на рану…
Что-то не так.
Он по-прежнему весь в крови, но та уже не хлещет водопадом.
— Что?..
Водитель наблюдает, смотрит, что Сет сделает дальше.
Словно выжидает.
Корчась от все такой же невыносимой боли, Сет закатывает промокшую от крови футболку, и под ней…
Рана, аккурат в ямке под ребрами. Жуткая на вид, невозможная, смертельная…
И кажется, зарастающая.
Сет в замешательстве переводит взгляд на Водителя, который наблюдает не шевелясь, потом обратно на рану. В ней мерцают крохотные искры — где-то там, под кожей. Сет чувствует легкое покалывание.
Они словно зашивают рану изнутри.
Все еще больно, очень больно, однако разорванные слои прямо на глазах спаиваются, смыкаются, будто переплетающиеся пальцы. Через минуту от кровотечения не остается и следа.
Сет невольно вскрикивает, когда искры перемещаются глубже и начинают трудиться над выходным отверстием на спине. Сет пытается нащупать его рукой, но отдергивает — искры «колются».
Водитель наблюдает. Визор все так же непроницаем, однако Сет чувствует этот пристальный взгляд.
— Что ты сделал? — ахает он, снова корчась от боли в ране.
Затягивающейся ране.
— Что ты сделал? — повторяет Сет, вкладывая в вопрос все обуревающие его чувства. — Я не понимаю!
Обхватив руками живот, Сет скручивается в новом приступе, но уже вроде терпимо. Он смотрит на Водителя сквозь застилающие глаза слезы.
— Почему? — шепчет он. — Не понимаю.
Водитель не издает ни звука — не разберешь, слышит он Сета или нет. Он все такой же загадочный, и шлем все такой же непроницаемый, безликий, черный, как бездна.
Электрические разряды от искр вроде бы стихают. Сет смотрит на рану. Шрам страшный, багровый, больно коснуться. И все же это шрам. Смертельная рана затянулась.
Сет поднимает глаза на Водителя и повторяет свой давний вопрос:
— Кто ты?
Водитель не откликается. Балансируя на одной ноге, он подтягивается ближе, опираясь на соседнюю машину, и снова нависает над Сетом. Сет облизывает губы, соленые от запекшейся крови. Бежать сил нет, драться — тем более. Остается только ждать, что будет делать Водитель.
И Сет даже предположить не может что.
Водитель вдруг дергается — все изломанное тело сотрясает яростная конвульсия…
Поднимает руку, словно хочет за что-то ухватиться…
Но перед ним ничего, уцепиться не за что, Сет по-прежнему внизу, на тротуаре.
Посреди грудной клетки Водителя возникает пятно света — крохотное белое пятнышко, которое затем взрывается таким бурным фонтаном искр, что Сет невольно отшатывается, мыча сквозь зубы от боли.
Водитель трясется, привалившись спиной к припаркованной машине, словно примагниченный. Из тела вырываются молнии, заставляя его биться в агонии, швы и суставы не выдерживают и лопаются. В воздухе стоит гул, переходящий в нарастающее завывание, молнии пронзают Водителя все чаще, опутывая его натуральной электрической сетью…
Сет отползает подальше, за каменную стенку, где неподвижно лежит Реджина.
Он оглядывается…
Воздух рвется на части с оглушительным треском…
И Водитель разлетается в клочья.
Его разносит на миллион крохотных горящих, оплавленных ошметков.
Сет сжимается в комок, спасаясь от этого града шрапнели, накрывая собой Реджину…
Но перед этим успевает заметить, как шлем Водителя взрывается осколками, схемами и какими-то непонятными субстанциями, которые были, возможно, живой плотью…
А потом наступает тишина. Только останки Водителя сыплются хлопьями на землю с легким шелестом, словно кислотный снег. Приподнявшись, Сет выглядывает из-за стенки.
Водителя нет.
Все покрыто горящими оплавленными хлопьями.
С ним покончено. Совсем.
