Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2011)
Очень грустные слова — и про людей, умеющих слушать, и про ангелов тоже. Куда делись люди, готовые к проповеди? Степень разочарования, разуверенности, разобщенности глубока настолько, что кинь туда камень — и не услышишь звука его паденья. И где теперь ангелы, видевшиеся за плечом Башлачёва? Оставили нас? Оставили его?
Он не должен был так делать, как сделал? А что должен был — жить и смотреть на все это? Кто-то из любящих Башлачёва в состоянии представить его в наши дни? И чем он занят? Выбирает меж президентом и премьером? Ходит на Манежную? Нет такого воображения, чтоб это вообразить.
Слушать сегодня Башлачёва просто страшно. Тут такая степень честности и… не знаю еще чего, — что сил нет вынести его голос. Мой сотоварищ, хороший петрозаводский писатель Дмитрий Новиков сказал как-то: «Я его не слушаю уже лет десять. Я сказал: „Саша, ты ушел, а я еще поживу…”»
Осталось, чтоб совсем не потеряться, хоть изредка перебирать какие-то непонятные и порой чем-то даже нелепые истории из башлачёвской жизни.
Я из этой книжки узнал, например, что Башлачёв и Кинчев в 1986 году несколько раз были в гостях у Аллы Пугачёвой. Выпивали, пели, в какой-то момент Пугачёва начала стучать Марку Захарову, жившему ниже, чтоб он пришел послушать. Можете себе вообразить эту ситуацию? Я что-то никак не могу.
На очередной день рождения Бориса Гребенщикова Башлачёв подарил ему полено, а потом долго переживал о нелепости подарка. Может, зря переживал?
Сергей Соловьёв мог бы снять в фильме «Асса» Башлачёва — в главной роли. Соловьёв смотрел Башлачёва, слушал его, пришел в восторг… Это был бы другой фильм наверняка. А может быть, вся история нашей страны вообще была бы тогда совсем иная? Тогда ведь вся страна видела это кино.
Но, с другой стороны, я опять спрашиваю себя: и что? И что, раз смотрела? Башлачёв спас бы нас всех? Башлачёва спасла бы обрушившаяся на него любовь и, прости господи, слава?
Даже говорить такие вещи про него — какое-то почти кощунство.
26 апреля 1986 года на даче у друзей Башлачёв вдруг сказал, что слышит звук трубы, — он говорил про Апокалипсис. Только на другой день стало известно, что в этот момент взорвался чернобыльский реактор.
Один из последних квартирников Башлачёва был неудачный, петь он явно уже не хотел. И на квартирнике не хотел, и вообще — никогда больше. Одна девушка попросила Башлачёва исполнить какую-то песню, он ответил: «А ты спляши — я спою». На концерте был Егор Летов. После концерта Летов ужасно ругался, что обещали гения, обещали личность, откровенье обещали — а тут черт знает кто. Оглянулся — и за спиной стоит Башлачёв, слушает.
Вот ведь как.
Я не знаю, какие из всего этого нужно делать выводы.
И в а н В о л к о в. Стихи для бедных. М., «Воймега», 2011, 62 стр.
Волкова я впервые увидел в Липках — есть такой приют для более-менее молодых писателей и поэтов.
Волков тихо сидел за столиком в баре, иногда наливал себе водки из принесенной с собой бутылки, которую держал где-то возле ноги в пакете. Пил без закуски, никому не предлагал — желающих там всегда человек триста ходит вокруг, всех не угостишь. Но если просили — наливал. Чуток.
Было полное ощущение, что это никакой не понт. Просто сидел и мирно пил, совершенно не светился. Было видно, что он делает это периодически и, в общем, умеет это делать.
Уже потом я почитал стихи Волкова.
Давайте я еще раз примерно в том же виде повторю вышеизложенную фразу.
Итак, прочел стихи Волкова.
Сразу возникло ощущение, что это никакой не понт. Было видно, что он делает это периодически и, в общем, умеет это делать.
Я как-то для себя заметил, что сейчас пишут очень мало прозы, которую можно дать почитать маме, и очень мало стихов, которые хочется выучить наизусть.
Хотя отличной прозы сейчас очень много, и настоящих, высокой пробы поэтов тоже наберется добрая дюжина.
Но просит мама почитать хорошую книжку, и думаешь: ох, этого маньяка точно не дам, и этот ее огорчит, а у этого вообще кошмар на душе творится, да и этот мой коллега совсем больной на голову… Ну и сам я, мягко говоря… В общем, перечитайте, мама, «Тихий Дон» лучше.
Или читаешь поэтическую книжку и думаешь: ах, какой мастер, ох, как рифмует. Или наоборот, ах, какой мастер, даже рифма ему не нужна. Но чтоб мне захотелось с этими стихами жить — такое редко случается.
А у Волкова я прочел и сразу что-то запомнил, зазубрил, хожу теперь с этим: «Подари мне губную гармошку: / Я когда-нибудь для куражу / Перед тем, как звонить в неотложку, / Помычу на низах, погужу — / Бессловесное грубое пение / Будет лучше любой тишины, / Ибо жалость дороже презрения / И несчастие старше вины».
В связи с Волковым многие, думаю, сразу вспоминают Рыжего. Волкова, наверное, это несколько раздражает. В том числе потому, что стихи он писал и до Рыжего,и даже по годам постарше его будет, и вообще — схожесть эта вовсе не в области поэтики кроется, а в области жизни как таковой. Допустим, одному человеку попало картечью в грудь или ампутировали руку, печень, ногу — и второму тоже, все то же самое. Значит ли, что второй первому подражает?
Писать под Рыжего пытаются многие — лично у меня по прочтении реакция чаще всего одна и та же: ну не веришь ни одному слову. Кубики те же, а домик разваливается. Так последние сто лет сто тысяч человек пытались писать под Есенина — черта с два у кого вышло.
У Волкова все давно получилось, потому что за базар отвечено, натурой оплачено и пропечатанное в книжке надиктовано былью, бытом и всем, чем полагается.
«Соблазнить бы эту деву, разливающую пиво / На окраине, в дешевом и приятном кабаке, / За щекой у королевы, королевы недолива / Поселиться на покое где-нибудь невдалеке. / Ни в Москву, ни за границу никогда не соблазниться, / Навсегда обосноваться в лучшем месте на земле, / Потихонечку спиваться, забывая ваши лица, / Перечитывать Лескова, Стерна, Диккенса, Рабле».
Такая, казалось бы, простая мелодия. Настоящая, как река. Сними, казалось бы, штаны с рубахой, ступи в воду — и сразу поплывешь так же красиво по воде и почти уже над водой. Но как ни поглядишь, то один растелешился, то другой — взмахнут руками, падут в реку, брызги во все стороны, шум, гай — а песни не выходит. И вот один пошел ко дну, а другой вернулся на берег, стоит, мерзнет, тело белое, неприятное. Оденься, земляк.
Я хотел бы процитировать всю книгу Волкова. Потому что он убедительней всего того, что можно сказать про него.
«Вот если б я на самом деле / (Клинически) сошел с ума, / Мне распахнули бы постели / Блатные желтые дома. / Мои друзья нашли бы средства / На первый мой лечебный год, / Я стал бы жить из смерти в детство / И видеть мир наоборот».
Он не видит наоборот. Он просто видит и находит для того, чтоб сказать об этом, правильные слова.
Волков живет в Костроме. Работает тренером по шахматам в ДЮСШ. Книжка «Стихи для бедных» тоненькая, и ее, думаю, нигде не купишь, кроме как в «Фаланстере».
Не просмотрите поэта, издайте по-человечески, сделайте нормальную книжку, в твердой обложке, с фотокарточкой. Хоть что-то сделайте вовремя.
(…С кем я сейчас разговаривал?)
[15] С 2006 г. А Шепелёв живет в Подмосковье. (Прим. ред.)
ТАТЬЯНА КОХАНОВСКАЯ, МИХАИЛ НАЗАРЕНКО: УКРАИНСКИЙ ВЕКТОР
ТАТЬЯНА КОХАНОВСКАЯ, МИХАИЛ НАЗАРЕНКО:
УКРАИНСКИЙ ВЕКТОР
СНЫ О МИНУВШЕМ
Цур тоби, пек тоби, сатаныньське наваждение!
Из малорос. комедии
Каждая из украинских литературных премий втайне считает себя главной, но ни одна не вызывает такого резонанса, как Национальная премия Украины имени Тараса Шевченко за достижения в области литературы и искусства. Премия присуждается вот уже полвека с тяжеловесным величием трехступенчатой процедуры, в завершение которой президент подписывает соответствующий указ. Сопровождающий вручение информационный шум — порой скандального, а порой и комического характера — несколько снижает официозный пафос, так что премия остается живым и актуальным событием.
Два последних лауреата Шевченковской премии в области литературы... впрочем, второй из них — не совсем лауреат, о чем мы еще расскажем. Так вот, Галина Пагутяк и Василь Шкляр — писатели во многих отношениях едва ли не противоположные; и присуждение премии сперва «Слуге из Добромыля», а затем «Черному Ворону» обозначило любопытную тенденцию. Оба награжденных романа аттестуются в критике то как мистические, то как историко-фантастические. А как еще назвать книги с бессмертными героями, чья жизнь неразрывно связана с судьбой Украины? Поверхностным было бы списывать «мистику» и «историческую фантастику» на литературную моду; это не новейший «тренд», а следование традиции, которая в послевоенной украинской литературе получила название «химерная проза», но корни имеет куда более давние.
