Джоджо Мойес - Корабль невест
— Сестра Маккензи… А что, если нам выпить по маленькой? В это время дня я всегда пропускаю стаканчик.
— Благодарю вас, но я не пью.
— Вы очень здравомыслящая девушка.
Капитан вышел из-за письменного стола, который она только сейчас толком рассмотрела. Стол был очень элегантным, красновато-коричневого цвета, со вставкой из темно-зеленой кожи. Каюта капитана, с ковром, картинами на стенах и удобными стульями, вполне могла бы стать частью интерьера какого-нибудь богатого дома. И она почему-то сразу подумала о тесных кубриках, гамаках, узких шкафчиках и облезлых столах. Нигде, кроме Британского военно-морского флота, она не видела такого разительного контраста между условиями жизни начальства и рядовых, что заставило ее задуматься о стране, в которую она ехала.
— Как это случилось? — спросила она, когда он налил себе выпить.
— Что именно?
— Я о вашей ноге. Вы никогда не рассказывали. — (Он стоял, отвернувшись от нее, и по тому, как у него внезапно напряглась спина, она поняла, что вопрос был не настолько безобидным, как ей казалось.) — Вы вовсе не обязаны отвечать. Простите, я не хотела лезть не в свое дело.
Но он, похоже, не слышал ее. Заткнул графин и снова сел. Сделал большой глоток янтарной жидкости и начал говорить. «Виктория», сказал он, не его корабль.
— Я служил на авианосце «Индомитебл». С тридцать девятого года. Незадолго до окончания войны с Японией нас атаковали. Нас прикрывали шесть «альбакоров», четыре «свордфиша» и бог знает сколько еще других самолетов. Мои люди вели огонь из всех орудий, но японцы оставались неуязвимы. Я с самого начала понял, что нам конец. Мой племянник был летчиком. Роберт Харт. Сын моей младшей сестры Молли… Он был… Мы были очень близки. Славный парень.
Его рассказ был прерван стуком в дверь. На лице Хайфилда промелькнула тень раздражения. Он поднялся и, тяжело ступая, подошел к двери. Взял протянутые ему молодым радистом бумаги и коротко кивнул.
— Очень хорошо, — пробормотал он.
Фрэнсис, увлеченная рассказом капитана, не обратила на радиста никакого внимания.
Капитан снова сел за письменный стол, бросив бумаги перед собой. В комнате повисла напряженная тишина.
— Его что… подстрелили? — спросила она.
— Нет, — сделав очередной глоток, ответил он. — Нет, хотя мне кажется, что он предпочел бы именно это. Одна из бомб пробила несколько палуб от офицерского кубрика до центрального машинного отделения. После первого взрыва я потерял шестнадцать человек личного состава.
Фрэнсис живо представила себе эту страшную сцену. У нее в носу как будто стоял запах дыма и мазута, а в ушах — отчаянный крик попавших в огненную ловушку людей.
— Включая и вашего племянника…
— Нет… Нет, самое страшное было еще впереди. Я слишком поздно вывел их наружу. Вы понимаете? Меня накрыло взрывной волной, и я был точно в тумане. И не сразу понял, что взрыв произошел недалеко от погреба с боеприпасами. Огонь разрушил несколько внутренних трубопроводов, повредил румпель, рулевой механизм, адмиральский погреб и пробрался под транспортер для боеприпасов. Через пятнадцать минут после первого взрыва внутренняя часть корабля была наполовину уничтожена. — Капитан покачал головой. — Стоял такой грохот… такой грохот. Мне показалось, что небеса разверзлись и обрушились на нас. Конечно, надо было действовать более оперативно: задраить все люки, помешать распространению огня.
— Но тогда вы могли бы потерять еще больше людей.
— Пятьдесят восемь человек, в общем и целом. Мой племянник находился на посту управления. — Капитан Хайфилд замялся. — Мне было до него не добраться.
Фрэнсис сидела не шелохнувшись.
— Мне очень жаль, — сказала она.
— Они заставили меня сойти с корабля, — быстро проговорил он, словно застрявшим в горле словам не терпелось поскорее вырваться наружу. — Корабль тонул, а мои люди — те, кто еще держался на ногах, — уже спустили шлюпки, которые, если смотреть сверху, чем-то напоминали листья кувшинок в пруду, ведь море было до ужаса спокойным. Я стоял и смотрел, как в залитые кровью и мазутом шлюпки затаскивают раненых. Там было самое настоящее адское пекло. Те, кто оставался еще на борту, поливали себя из шлангов, чтобы хоть немного продержаться. И пока мы пытались среди бушующего пламени и обломков корабля добраться до раненых, проклятые япошки продолжали над нами кружиться. Они больше не стреляли, а просто парили, точно стервятники, в воздухе, наслаждаясь нашими страданиями. — Капитан Хайфилд снова сделал большой глоток. — Я все еще пытался отыскать его, но мне приказали покинуть корабль. — Он уронил голову на грудь. — К нам на помощь уже спешили два эсминца. В результате они прогнали японцев. Мне велели покинуть корабль. И члены моей команды сидели в шлюпках и смотрели, как я оставляю тонущий корабль, на котором, вероятно, еще остались уцелевшие люди. Возможно, даже Харт. — Он сделал паузу. — Никто из них не сказал мне ни слова. Они просто… смотрели.
Фрэнсис закрыла глаза. Ей уже не раз приходилось слышать подобные исповеди, и она хорошо знала, какие шрамы события такого масштаба оставляют в душе. И у нее не было для него слов утешения.
Они слышали, как по громкой связи дам пригласили представить свое рукоделие в комнате отдыха в передней части корабля. И Фрэнсис с удивлением заметила, что уже стемнело.
— Не самый удачный способ закончить карьеру, да? — дрогнувшим голосом произнес капитан.
— Капитан, — сказала она, — ответы на все есть только у тех, кому никогда не приходилось отвечать на подобные вопросы.
Тем временем на палубе зажглись огни, и сквозь иллюминатор в каюту капитана проникли лучи холодного неонового света. Они услышали обрывки разговора на палубе, а затем по громкой связи раздалась команда: «Приготовиться к приему мусорной баржи».
Капитан Хайфилд задумчиво уставился в пол, пытаясь осмыслить ее слова. Затем снова приложился к бокалу и долго пил, не спуская с нее глаз.
— Сестра Маккензи, — поставив бокал на стол, произнес он. — Расскажите мне о вашем муже.
Найкол вот уже почти сорок пять минут стоял возле киноаппаратной. Но даже если бы ему и разрешили посмотреть кино, он вряд ли выбрал бы «Лучшие годы нашей жизни», хотя в данном конкретном фильме для вернувшихся с войны солдат все кончается хорошо. Его внимание было приковано к дальнему концу коридора.
— Поверить не могу, — говорил в кубрике Валлиец Джонс. — Я слышал, что ее хотят высадить на берег. А потом капитан вдруг берет и заявляет, что все это просто чертово недоразумение. Но я-то знаю, что нет. Ты ведь видел ее там, да, Дакворт? Мы оба ее узнали. Ничего не понимаю, — добавил он, почесав под мышками.
— А я знаю почему, — включился в разговор еще один морпех. — Она сейчас выпивает вместе с капитаном.
— Что?
— В его каюте. Наш радист, когда относил ему долгосрочные сводки погоды, застукал ее там. Сидит этакая фря рядом с ним на диванчике и потягивает коньячок.
— Во дает, старый ловкач! — удивился Джонс.
— Она ведь далеко не так проста, как кажется.
— Хайфилд? Да ему даже за пятерку в борделе никто не даст!
— Для нас одни правила, а для них — совсем другие, здесь уж ничего не попишешь, — с горечью заметил Дакворт. — Можете себе хоть на секунду представить, чтобы нам разрешили привести шлюху в кубрик?
— Ты, наверное, ошибаешься, — вырвалось у Найкола. В наступившей тишине его слова прозвучали особенно громко. — Она ни за что не пошла бы в каюту к капитану. — И потом он уже тише добавил: — Я хочу сказать, что у нее нет никаких причин находиться там.
— Тейлор зря болтать не будет. Он своими глазами видел. И могу сказать тебе кое-что еще. Он клянется, что уже в третий раз застает ее там.
— Значит, говоришь, в третий раз? Да брось, старина Найкол! Ты не хуже меня знаешь причину. — Джонс захохотал, точно гиена. — И как вам это нравится, парни? В шестьдесят лет наш капитан наконец-то познал, что такое радости плоти!
Наконец он услышал голоса. Спрятавшись за трубами на стене, он глядел, как открывается дверь в каюту капитана. И ему словно дали под дых, когда он увидел на пороге знакомую тонкую фигуру. Ему даже не было нужды присматриваться повнимательнее, чтобы понять, кто перед ним: ее образ, словно высеченный в камне, был теперь навеки запечатлен в его душе.
— Благодарю вас, — говорил Хайфилд. — Даже не знаю, что еще вам сказать. Обычно я не расположен…
Она покачала головой, словно то, что она для него сделала, ничего ей не стоило. Затем пригладила волосы. Он непроизвольно снова отступил в тень. Обычно я не расположен — к чему? Найколу стало трудно дышать, все поплыло перед глазами. Он чувствовал себя совсем не так, когда узнал об измене жены. Сейчас все было во сто крат хуже.
