Альфред Кох - Отходняк после ящика водки
– Значит, пока нет другого мужа, так и будет Робски? Я без осуждения это говорю, просто интересно. Почему ты оставила фамилию третьего мужа? Оставила б тогда уж первого…
– С первым я как раз фамилию не меняла. А мы на ты?
– Да. (Вот это я зря…)
– Почему?
– Ну, мне кажется, мы люди одного круга.
– Почему – одного?
– Ну, вы же на олигарха тянете. (Ну не мудак?)
– Я – на олигарха? Скажите мне, что такое олигарх?
– Ну вы же в книжке довольно подробно писали – вот пляшет по дискотекам. Охранники там…
– А вы меня видели на дискотеке с охранниками?
– А вы меня?
– Я же не говорю, что вы тянете на олигарха. (Это она правильно меня. Точно, не тяну.)
– Ну хорошо.
– Для меня это очень сложно – перейти на ты. (А тут она зря понты кидает. Как это Шариков говорил: «С виду простая кухарка, а форсу, как у комиссарши». Чего из себя фифу-то строить? Тоже мне, аристократка. Украинка с еврейской фамилией. Парень-то букву «й» в конце фамилии уже в Германии потерял. А так-то она Робская… И мужа вашего, Крупского, тоже помню… По-моему, Полянская даже лучше. А вот эта вот заграничность, без «й», уж очень гламурненько. Для Хацапетовки.)
– Предложение не принимается. Понял. Все, я молчу. Мне не велено разговаривать. А то на ты, не дай Бог, перейду. А перед нами же Лев Толстой. (Вот именно. Чего развыступалась?)
– Какой вы внутренней жизнью живете. Сами себе запрещаете. (Слабенько. Не канает.)
– Ни в коем случае. Все-все. Молчу. Продолжайте.
– Я бы закончила на этом.
– А что такое?
– Мне не нравится, когда мне хамят. (Фи, чего-чего, а вот хамства-то как раз и не было. Похоже, она действительно считает себя Львом Толстым. Первый раз вижу жертву собственного пиара.)
– Я разве хамлю?
– Да.
– А в чем же мое хамство?
– Я не хочу это объяснять. (Действительно, будет непросто.) На этом я бы закончила интервью…
– Ну, auf Wiedersehen!
– А вот это – тоже хамство! (Ни фига себе! Сказать человеку «до свидания» – значит хамить. Тут она точно перегнула палку.)
Так бесславно (для меня) закончилось мое участие в интервьюировании Робски. Нельзя одновременно служить Богу и мамоне. Нельзя одновременно бухать и делать бизнес. Бизнес – это мамона. В общем-то азбучные истины.
ПОСЛЕ РОБСКИ
Я все понял. Я знаю, кого мне напоминает Робски.
Однажды, когда я работал председателем горисполкома в Сестрорецке, ко мне пришла журналистка местной многотиражки «Сестрорецкая здравница», чтобы взять у меня интервью. Это была усталая женщина неопределенного возраста. Я ее абсолютно не интересовал. У нее было редакционное задание, и она его выполняла. Она, не глядя на меня, задала заранее согласованные вопросы. Я старался отвечать неожиданно и парадоксально. Хвастал эрудицией и яркостью эпитетов. Бесполезно. Она все записала, собрала манатки и отвалила. Назавтра вышло интервью. Все честно переписано с диктофона. Никакой отсебятины. Добротный труд по расшифровке фонограммы.
Так вот, Робски – это литературный негр. Кстати, очень известный тип служителей пера. Маркетологи Маркоткина[28] (неплохая аллитерация, а?) сделали следующий вывод: на рынке требуется книга про то, какие гондоны – богатые. Зачем? Сейчас объясню.
Советский Союз наплодил огромное количество так называемых интеллигентов. Это десятки миллионов людей, которые закончили вузы и потом трудились в тысячах всевозможных НИИ и других абсолютно бессмысленных главках, управлениях, проектных бюро и «протчая херня». Я сам работал целый год в НИИ и докладываю – делать там было нечего, и платили мне (кандидату наук) целых 170 рублей. Фактически это было пособие по безработице. Миллионы людей в Советском Союзе в реальности были бездельниками, и государство содержало их и их семьи за счет нефтяной ренты. Уж лучше бы оно прямо им сказало, что они трутни. У них хотя бы не было иллюзий относительно того, что они занимаются востребованной деятельностью.
Сейчас эти люди влачат жалкое существование. Они абсолютно не способны производительно трудиться. При этом у них есть полная убежденность, что причина их проблем не в них, а в построенном варианте капитализма, который неправильный. Правильный – это когда они ходят на службу, катают карандаши, а пятого и двадцатого умри, но дай им достойную зарплату, поскольку они есть соль земли. Это, кстати, главный электорат «Яблока».
Так вот эти люди – основной потребитель книг. Это тот рынок, на котором живут все наши издательства. Они читают потому, что им больше делать нечего, и еще потому, что они привыкли это делать на прошлой их службе в советском НИИ. Помните, когда СССР был самой читающей страной в мире…
Что хотят прочитать в книге эти люди? Они хотят прочитать простую вещь. Что богатые и успешные люди – нравственные ублюдки. Что они просто животные, неспособные отличить добро от зла. Что они алкаши и наркоманы. Что они забыли родителей и детей. Что они способны убить человека и делают это. Что они сексуально распущенны и вообще бисексуальны.
И тогда становится легче. Ярче сияет тезис «честность – бедность» и собственная нравственная чистота. Отступает куда-то в сторону мысль о том, что ты не грешишь не потому, что считаешь это грехом, а потому, что у тебя нет такой возможности. (Это, кстати, не моя мысль, это Федор Михайлович.) И жизнь кажется не такой беспросветной. Как безнадежно больному раком дают обезболивающие наркотики, так и эти книги – наркотик, нужный новоявленным васисуалиям лоханкиным.
Дальше, как говорится, дело техники. Нужно найти литературного негра, который состряпает такую книжку. И тут как тут подвернулась Робски. Училась на факультете журналистики. Владелица мелкой мебельной лавочки, значит, смотрела на «изячную» жизнь со стороны, но достаточно близко, так, что смогла рассмотреть некоторые детали. Что ж, мели, Емеля, твоя неделя. Что ж, ее книги – это качественно выполненное редакционное задание. Ей за это заплатили деньги. Именно этого от нее и хотели.
Раньше нас потчевали литературой победившего пролетариата. Это где про чутких секретарей парткома, мудрых рабочих и ошалевших от энтузиазма комсомольцев. Теперь пришла пора литературы победивших лавочников. Это где про жен-лесбиянок, детский перитонит, кокаин и мужа-лоха. Ну да ладно.
Итак, делается медиаплан по раскрутке. Бюджет на это дело. Активная реклама. Масса интервью. Проплаченные хвалебные публикации. И пусть лохи жрут эту блевотину и хрюкают от удовольствия. Жизнь удалась. На «ты» не переходим. Я великая писательница.
Это бизнес, ничего личного…
Кстати, с чего это я взял, что Робски хорошо знает «жабскую» жизнь? Потому что мне кажется, что «жабская» жизнь такая? Это натяжка. Я же не «жаба». Может, и здесь автор идет на поводу у читателя и дает ему продукт, который тот хочет получить, а не правду, которой ни он, ни читатель не знают? Горько… Ничего-то мы друг про друга не знаем…
ЭПИЛОГЯ думаю, что господин Маркоткин совсем даже не бедный человек. Я даже подозреваю, что богатый. Так вот пусть он не делает удивленного лица, когда озверевший люмпен придет к нему домой проламывать ему череп. Поскольку люмпена науськал «интеллегэнт», начитавшийся маркоткинских книжек.
В бизнесе многое позволено. Но даже в бизнесе нельзя зарабатывать бабки, торгуя чернухой про свой класс. Иначе это окажется тридцатью сребрениками. Можно потом и удавиться…
А.К.
ПРОЛЕТАЯ НАД CORLEONE
Куда ж слетать на скорую руку, когда уж вроде был везде? И тут натыкаешься на цитатку из Гете: «Съездить в Италию и не побывать на Сицилии – значит, ничего не увидеть». После этого, едва ступив на землю Сицилии, чувствуешь себя таким умным… Для тех, кто себя таким всерьез считает.
Это всегда жутко и притягательно, когда среди томной южной природы изящные мужчины с усами красиво убивают кого-то, но не тебя. Причем убивают из каких-то запутанных высших соображений. Алчные киллеры в зимней Москве – скучная тема… Дон в белом пиджаке должен чуть ли не против своей воли формулировать заказ, подчиняясь суровым, но справедливым понятиям… Однако практически та же самая кровная месть, но в Чечне – тоже неинтересно. Слишком прямолинейно. Слишком близко. Все-таки это должно быть где-то далеко, в стороне от тебя. И никогда не сбываться в твоей жизни. Короче, это как сказка. Как игра. Еще какие должны быть моменты? Дружить с плохими парнями, перенимать от них вредные привычки. Любить кого не надо, под страхом смерти. Недоваренные спагетти, блатная музыка, терпкое красное, бабки из воздуха, синее небо… В общем, Сицилия – брэнд раскрученный. Потихоньку ездят туда люди, особо это дело не афишируя. Мы, типа, в Сорренто летим! Как всегда, с заездом на Капри! А сами в Риме тайком пересаживаются на местный самолетик – и в Палермо… Кого они там посещают, кому целуют перстень? Поди знай. Но в офисах законопослушных бизнесменов не раз я упирался глазом в выставленные напоказ хозяйские портреты на фоне заморского дорожного указателя: Corleone. Сказка – ложь, да в ней намек, в каждой шутке есть доля шутки, – но тут сразу становится ясно, что пальцы можно уже и не кидать. И так поймут. Хотя мафии – наконец вы дождались этого слова – никто уж вроде не боится. А чего бояться? Люди дружат семьями, изменяют женам, варят макароны, ходят в храм, растят детей, обедают, ссорятся… Борются с фашизмом наконец! В полный рост! О чем неблагородно умалчивают ангажированные учебники. Но мы-то знаем, что Лаки Лучано, который томился в американских застенках (кажется, его на неуплате налогов поймали), был выпущен на волю перед самым открытием второго фронта! Выпущен под честное слово – что больше никогда он не вернется в Штаты. Союзники забросили его в Италию, он высадился на Сицилии и проехал по ней, назначая стрелки итальянским генералам. Он нашел слова, он убедил их, он сделал им предложение, от которого те не смогли отказаться, – сдаться американцам. Те и сдались… Фашизм на острове был повержен! Мало кто так ненавидел дуче, как итальянские братки: фашисты душили мафию всерьез. Уцелевшие крестные отцы томились на кичах. Демократию они любили не меньше своих русских коллег, которые только после падения тоталитарного режима и вздохнули в первый раз свободно!
