Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё
— Не надо.
— …была по-своему неповторима. Каждая. И серьёзное получалось только из веры в то, что она — та, которую искал… Ну, есть такая легенда о половинках…
— Я знаю, не надо про легенду.
— Да, смешно.
— Что?
— Что себе этого никогда объяснить не мог, а тебе приходится… Представляешь: каждая, с которой у меня доходило до чего-то настоящего, казалась мне… ну Евой, что ли… если по-здешнему-то… Это понятно?
— Да.
— И тот кусок жизни, который я проживал с ней…
— И во имя неё, — продекламировал Тим.
— И во имя неё, — благодарно повторил я. — Казался тем, ради чего я и появился на свет…
— …и вот почему всех вас, тёртых-перетёртых и по горло напробовавшихся, лес взял и изолировал! — победно констатировал именинник. — Кроме тебя одного почему-то. И почему это, а?
— От чего изолировал? — не врубилась Лёлька.
— От спасения мира, мать! — передразнил он меня. — Исключительно от спасения мира…
Похоже, будущий доктор наук готов был развить тему, но снаружи некстати и противно загудело.
— Лемминги, говоришь? — ухмыльнулся наш Фома неверный. — А ну-ка пошли, чего покажу.
— Наплюй, Тим. Они на том берегу.
— Пошли, говорю.
— Да видел я уже…
— Ты раз в жизни можешь просто послушаться?
И схватил карабин и вышел.
И мы встали и тоже пошли.
8. Исступления и наказания
Я не ошибся: они бежали за озером, с ближней стороны в дальнюю. В зрелище и правда было что-то лемминговское. Не было лишь ответа на вопрос, куда (от кого) и зачем носит их нелёгкая.
Тим сидел на берегу, маниакально сопровождая их взглядом. Даже на нас не отвлёкся, буркнул только через плечо:
— А вот теперь внимание…
— Воскресный кинозал, — пропыхтела Лёлька, усаживаясь неподалёку.
— Да вы не на них, вы наверх глядите…
И не договорил — там, над макушками деревьев, появился од. Но не весь: фрагмент махины точно выплыл из-за невидимой границы на небе, и, так и не успев обнаружиться целиком, плавно исчез за другой, такой же незримой. Точно коридорчик в хлябях небесных открылся на полминуты.
— Нет, ты понял? — восторженно закричал парень.
У Лёльки челюсть отвисла. Со мной проще: зеркальный ящик в небе — это, конечно, круто, но после Александрийской библиотеки в избушке я был готов уже к чему угодно.
— Нехило, да? — торжествовал Тим. — Он здесь всегда. Только виден редко. Странно даже, что тогда сел. Мог бы просто не показываться.
Я не понял, чему он радуется. Осознание беспрерывного присутствия никелировашной дуры уюта не прибавляло. Иллюзия безоблачности снова трещала по швам. Ничего не изменилось: кругом — лес, повсюду — од, а в хатах вообще такое, что волосы дыбом.
— А? — не унимался Тим. — Ты когда-нибудь что-нибудь подобное видел?
— Видел, — признался я.
И рассказал о набеге в хаты.
— И молчал? — вскинулся Тимур.
— Да сегодня как раз собирался. Я даже подарок тебе оттуда приволок. Вернёмся, презентую…
— Глядите, — перебила Лёлька и вскинула руку.
Уже темнело, но мы увидели его. Мальчишка. Отставший от остальных. Врезался, видимо, в ствол и валялся теперь на земле, лениво подрыгивая ногами.
Фу, какое мерзкое слово — лениво. Ты иди, на его месте полежи, поглядим, как тебе будет лень… Пялиться на судороги разбившегося ребёнка было невыносимо, а повернуться и уйти ещё невозможней.
И тогда Тимур вскинул карабин.
— Дай сюда! — заорал я.
— Почему?
— Дай сказал!
И вырвал у него ружьё.
— Ну ты же сам видишь: пацан не жилец, — фыркнул Тим.
— И что теперь? Убивать? — вступилась и Лёлька.
— Да вы чего? Думаете, я зверь, что ли? Думаете, мне в человека жахнуть в кайф? Вы за кого меня вообще держите-то? Да оставить его там, вот так, подранком, как кутёнка слепого, и есть зверство. Свои не дотоптали — волки набегут и живьём порвут. Ты этого хочешь? — и схватился за винтовку. — Скажи: этого, добренький наш?
— Нет, не этого, — перешёл я почти на шёпот, но ружья не отдал. — Сейчас мы пойдём и заберём его.
— Да что ты?? Куда пойдём?
— Туда.
— А ты был там?
— Нет.
— А я был! Туда бегом три часа.
— Всё равно. Если сам не поднимется, пойдём и найдём.
— Да? И чего?
— И сюда принесём. Если ещё живой.
— А потом?
— Не знаю. Оклемается, там и видно будет. Или назад в лес отпустим, или…
— Ох ты Айболит! Да ты глаза их когда-нибудь видел?
— Видел, Тим, видел…
— Да он первому тебе глотку перегрызёт, когда очухается.
— Может, и так. Только стрелять я тебе всё равно не дам.
И не выдержал: напрягся, сколько сил было, и свалил с души чуть не год придавливавший её камень — рассказал про тот, первый набег детей. Про все свои ощущения, про ужас посреди мешанины очумевшей детворы и глаза единственного из них, в которые успел заглянуть.
— …и когда ты ствол поднял, мне показалось, что это… — и виновато взглянул за озеро, где уже едва различимый в сумерках малыш крутил и крутил невидимые педали.
Глаза у Тимки округлились.
— С-с-скотина! — он попятился от меня, не находя слов. — Скотина ты, понял?! Сволочь последняя! Гандон сука!..
Оступился, сел на задницу, тут же вскочил, взревел от бессилия и побежал прочь; люди-то мы люди, но когда ревём вот так, очень на зверей похожи.
— А что мне было делать? — заорал и я благим из благих. — С вами на руках — что, Тима?.. Конечно, гандон! А у меня секунды лишней не было!.. Я понятия не имел, кончатся они когда-нибудь или всю жизнь так бежать будут, это ты понимаешь?.. Ты вспомни, вспомни, Тимочка, что с тобой в тот момент творилось, — и сообразил, что ору, а сам винтовкой потрясаю, и тут же отшвырнул её назад. — И не надо! Понял?.. Обвинять просто. А ты разберись сначала…
И Тим услышал и вернулся.
В смысле, ну, гражданин Годунов, зачитать вам или и так мальчики в глазах?..
Но он зачитал. Тщательно выговаривая каждую букву и подходя всё ближе, пока не упёрся чуть не носом в нос:
— Значит, ты, здоровенный мужик, глядел, как мальчишка удирает с этими, и вместо того, чтобы за ним броситься, в нас вцепился, типа при деле, правильно я понимаю? — я молчал, прекрасно зная, что будет дальше. — Ты, значит, жлобяра, просто не успел? Да? Не успел и…
И заехал мне с левой.
Упасть я, конечно, не упал, но повести повело.
Классный апперкот. Классический. За компьютером так не насобачишься.
Кобелина затоптался и заворчал, что, видимо, означало эй, ребята, ребята, не очень-то, брэк. Но вмешиваться не стал. Да и не во что было уже. Тимур опустил кулаки и ждал ответной реакции. Но ждал зря. Ударить его я не мог. Ни как провинившаяся сторона, ни как… ну разные же категории-то — и весовые, и возрастные, и…
