Элисон Лури - Иностранные связи
Суть в том, что Винни по натуре одиночка. В прошлый раз, когда Чак приезжал в Лондон, им было замечательно вместе (вспоминается, как они лежали в обнимку на ковре в гостиной, поглядывая в окно, как колышутся листья), но даже тогда Винни порой казалось, что ей будто бы тесно, душно. Чак слишком большой и шумный, слишком много места он занимает у нее в квартире, в постели, в жизни.
Те же чувства Винни испытывает не только рядом с Чаком. В гостях у друзей, даже у самых любимых, ей всегда неуютно. Когда живешь с кем-то под одной крышей, приходится терпеть массу неудобств. Все эти приличия, церемонии, бесконечные «надо» и «нельзя». Вечные «спасибо», «пожалуйста», «извините», «вы не против?». Целый день не смеешь ни зевнуть, ни вздохнуть, ни почесать в голове, ни пукнуть, ни разуться. Постоянно кажется, что за тобой наблюдают, хоть и по-дружески, и только попробуй сделать что-нибудь необычное — скажем, выйти перед завтраком гулять под дождь или встать в два часа ночи, сварить себе чашку какао и забиться куда-нибудь в уголок с книжкой Троллопа, — тут же засуетятся: «Винни, что ты там делаешь? Что-нибудь случилось?»
И наконец, шум и беспорядок. Все время кто-то путается под ногами, ходит из комнаты в комнату, хлопает дверьми, включает радио, телевизор, проигрыватель, плиту, душ. Нужно договариваться о каждом пустяке: когда, где и что есть, во сколько ложиться спать, когда купаться, куда поехать в отпуск, кого пригласить на ужин. На все нужно спрашивать разрешения: можно ли сходить к друзьям, повесить картину, купить цветок. О каждой ерунде надо предупреждать.
Так было у Винни с мужем. И даже с Чаком, у которого удивительно легкий характер, жить в одной квартире — все равно что играть в бесконечную игру со множеством ходов. «Я, пожалуй, приму ванну и лягу спать». — «Давай, милая». — «Я пошла в магазин». — «Иди, ласточка». А стоит сделать что-нибудь без разрешения, — «Эй, ласточка, ты где была? Взяла и пропала куда-то! Я уж забеспокоился». (Ход назад: вы забыли спросить разрешения.) И ясное дело, с тобой обходятся точно так же. Если твой сосед по дому хочет пойти за покупками, принять ванну, переставить мебель или что-нибудь еще — приходится выслушивать его просьбы.
А когда наконец привыкаешь к такой жизни, даже начинаешь любить ее, потому что привязываешься к человеку… тебя бросают. Нет уж, спасибо.
Вся беда в том, что с этим своим «Нет уж, спасибо» Винни уже опоздала. Скоро она поедет в Уилтшир, потому что ей так хочется, и пути назад нет, потому что Чак Мампсон, безработный инженер-сантехник из Талсы, Оклахома, привязал ее к себе до такой степени, что даже стыдно признаться английским друзьям, а американским и подавно.
А ведь в Уилтшире станет еще хуже. Там можно окончательно попасть в сети, запутаться. Винни представляет английскую деревню в июне — это уже само по себе искушение. Представляет, как они с Чаком идут мимо пышных живых изгородей, как лежат рядом на лесной опушке, среди цветов… И забудутся осторожность и сомнения; и тогда все пропало. Она будет привязываться к Чаку сильнее и сильнее… а когда он наконец одумается, ей будет совсем худо.
За тридцать с лишним лет разочарований и потерь Винни усвоила, что ни один мужчина никогда не полюбит ее по-настоящему. Она твердо верит, что никогда не была любимой в полном смысле слова, и даже, как ни странно, гордится этим. Муж однажды сказал Винни, что любит ее, но на деле выяснилось, что это обман. Те немногие мужчины, которые признавались ей в любви, делали это лишь в порыве страсти, и всякий раз это оказывалось неправдой. Между тем Чак говорил ей о любви по самым разным поводам. (Из вежливости говорил, уверяла себя Винни, или, согласно древнему кодексу чести Дикого Запада, оправдывая любовью свою супружескую измену.) Он даже делал комплименты ее внешности («Ты вся такая маленькая, ладная, против тебя все наши женщины в Талсе — просто ломовые лошади»).
Может быть, сейчас ему и кажется, что он любит Винни. Почему бы и нет? Она была добра к нему в тяжелые минуты, взяла его под крыло, утешала, бранила, как много лет назад — бывшего мужа. Но как только к нему вернется былая уверенность в себе, он — как и муж Винни — взглянет на нее другими глазами и увидит щупленькую, некрасивую, недобрую пожилую женщину. Найдет себе кого-нибудь моложе, красивее, добрее, и ничего не останется от его любви к Винни, кроме благодарности, смешанной с чувством вины.
Винни все это понимает, но знает она и то, что не сможет удержаться, что все равно поедет в Уилтшир. Можно лишь отложить поездку, да и то ненадолго. Сколько еще получится ссылаться на лондонские вечеринки или оттягивать поездку, перебирая в уме недостатки Чака, убеждая себя, что даже внешне он не в ее вкусе: слишком крупный, упитанный, веснушчатый, и волосы у него редкие, и черты лица грубые. Так-то оно так, но что толку, если все равно хочется быть с ним рядом.
После конференции и банкета, на котором было вдоволь и вина, и разговоров о литературе, Винни возвращается домой чуть-чуть повеселев, но с тяжестью на сердце, по дороге думая о сборнике «С точки зрения меньшинства» и о том, что беззащитна перед Л. Д. Циммерном. Позвонить бы Чаку в Уилтшир… но уже почти одиннадцать, он наверняка лег спать, ведь археологи встают рано. Винни в нерешительности смотрит на телефон — и тут раздается звонок. Увы, это не Чак — в трубке слышен звонкий, дрожащий от волнения голос молодой американки:
— Это Рут Марч! (Словно Винни обязана догадаться, кто это; но имя ей незнакомо.) Я звоню из Нью-Йорка. Пытаюсь связаться с Фредом Тернером. Я звонила ему в Лондон, но телефон отключен. Простите, пожалуйста, что беспокою вас в такой поздний час, но я должна с ним связаться, дело очень важное.
— Очень важное? — повторяет Винни. Ей обидно, что звонит не Чак. — Вы его студентка?
— Н-нет, — запинается Рут Марч. — Я… его жена. Мы с вами встречались в Коринфе, на кафедре английского языка, на банкете.
— Ах да. — Винни смутно припоминает высокую смуглую молодую женщину в черном вязаном костюме — броскую, красивую. И уже не в первый раз думает, что оставлять в замужестве девичью фамилию, как поступают многие женщины-борцы за равноправие, — может быть, и достойно уважения, но не совсем удобно. — Я бы рада вам помочь, но, насколько я помню, он вот-вот уедет из Лондона. Завтра, если не ошибаюсь.
— Да-да, я знаю, что он должен завтра прилететь, но дело в том, что меня уже не будет в Коринфе, я лечу в Нью-Мексико. Мне там работу предложили. Я уезжала на съемки, не получила его телеграмму и потому не перезвонила. — Голос у далекой жены Фреда прерывается, дрожит. — Мне нужно с ним связаться побыстрее, чтобы мы встретились в Нью-Йорке. Я там буду завтра вечером.
