Алексей Колышевский - Секта-2
А спустя положенный в таких случаях срок Мирра родила мальчика. Ранее, когда появились первые признаки ее беременности и Азим, теряя голову от горя, потрясал кулаками над головою дочери, вопя и требуя, чтобы она призналась, с кем согрешила, хотя ответ был почти что очевидным, Мирра отмалчивалась. В те моменты, когда вопли отца становились особенно пронзительными и унижали ее достоинство, она или отворачивалась, или молча уходила на свою половину дома. Она всегда была тихой и скромной, но очень гордой. Настоящий образчик горского воспитания.
* * *Сейчас, когда скрыть что-либо от людей не представлялось возможным, Азим совершенно потерял всякий интерес к жизни, причем до такой степени, что готов был вот так и лежать в ожидании, когда придет за ним смерть. Его жена с повивальной бабкой и еще двумя женщинами были вместе с роженицей, принимали роды, хлопотали, оберегая великое таинство новой жизни, и в том преуспели. Роды прошли столь легко, что Мирра ни разу не вскрикнула и все время находилась в полном сознании, большими и прекрасными глазами своими наблюдая за действиями окружавших ее женщин. Ее мальчик оказался чудесным! Он лежал у нее на животе и беззвучно разевал ротик – делал первые глотки земного воздуха. Потом вдруг что-то ему не понравилось, он заплакал, и Мирра, услышав его голос, почувствовала, как купается в счастье ее сердце, как ликует душа. Лишь она одна из всех населяющих землю людей знала, кем суждено было стать ее ребенку, и сейчас в мыслях своих благодарила Предвечного за то, что из всех земных женщин он выбрал ее, именно ее, дочь пастуха Мирру из горного тхидского селения на Голане.
Азим тоже услышал крик новорожденного, и сердце его переполнилось гневом, дыхание участилось, а взгляд сделался ожесточенным и решительным. Полный самых дурных намерений, он сделал попытку вскочить со своего ложа и ринуться на этот крик, но вместо этого сам чуть не завопил от испуга, увидев великана Гавриэля, невесть как проникшего в дом. Он стоял, прислонившись к стене, головой подпирая потолок, и казался даже еще выше, чем при первом их знакомстве.
– Ты, – прохрипел Азим, – ты, коварный блудник! Пришел потешаться над нами?! Мало тебе того позора, что ты обрюхатил мою доверчивую, как никудышная овца, дочь, так ты еще и заявился поглазеть на дело рук своих?! На ублюдка, которого она произвела на свет, зачав от тебя во грехе, в безбрачии?!
– Молчи, неразумный старик, – голос гиганта был по-прежнему звонок, точно горный ручей, но сейчас вместо прежней теплоты в нем чувствовался утренний иней: скажешь поперек слово и замерзнешь так, что не отогреешься. – Молчи, ибо не знаешь ты промысла Божьего. Дочь твоя Мирра родила искупителя всех грехов людских, и не от смертного она зачала во чреве своем.
– Кто же ты такой? – Азим вдруг ясно увидел, как от этого огромного человека начинает волнами исходить теплый лучистый свет. Свет этот согрел пастуха, пронизав его насквозь, свет изменил ход его мыслей, свет заставил его пасть перед Гавриэлем на колени в молитвенном экстазе.
– Я сказал, что всегда буду где-то неподалеку. Этот ребенок под моей защитой до той поры, пока он не узнает своего пути. Тебе же, пастух, надлежит, не мешкая ни минуты, снарядить телегу и ночью, усадив на нее мать и дитя, тайно вывезти их в Иудею, а оттуда, без остановки, доставить до самого Арбелаха, столицы Галилейской. Там найдешь ты дом Гиркана-плотника и у него оставишь дочь свою и ее ребенка. Сам же вернешься без промедления назад и никому никогда не станешь рассказывать, куда исчезла Мирра. Скажешь, если спросят тебя, что выгнал дочь из дому. Твой мир таков, что люди охотней воздадут почести отцу, изгнавшему собственную дочь, чем примирятся с рождением ребенка, случившимся без брака. Понял ты меня или тебе обязательно нужно явить какое-нибудь чудо из тех, которые вы так любите придумывать?
Азим затряс головой. Да, да, конечно же, он все сделает так, как ему наказано. Он запряжет телегу, а жену заставит всем сказать, что ушел пасти коз. Вместо себя это дело он поручит старшим сыновьям, они уже совсем взрослые и без труда справятся. Никто ничего и не заподозрит.
Той же ночью Мирра с младенцем навсегда покинули родной дом и спустились в долину. Оказавшись на землях Израиля, они в два дня проделали путь из Иудеи в соседнюю Галилею, где, как и было указано Гавриэлем, в городе Арбелахе Азим без труда отыскал дом Гиркана Хариди – плотника. Возле ворот этого дома он оставил дочь свою с новорожденным на руках, а сам без промедления тронулся в обратный путь. Мирра постучалась, и ее впустили, а Азим вернулся домой и с тех пор не раскрывал более рта: то ли сделался немым, то ли вовсе не хотел ни с кем разговаривать, дав некий обет, – это никому не ведомо. Во всяком случае, он ничего не стал отвечать на расспросы какого-то старика с седой бородой, одетого в лохмотья, когда будто бы случайно они встретились на горной тропе. Старик проводил пастуха долгим хмурым взглядом. Азим поднимался, ведя коз и овец к очередному пастбищу, а старик заспешил вниз, и никого и ничего не осталось более на горной тропе. Чистой была она, ведь на камнях не бывает видно следов.
Порог каббалы
Затиха
Лето 2008 года
IУтро в доме Горшкова начиналось рано. Еще и рассвет не вступил толком в свои права, как все в доме ожило, где-то басовито ударил колокол, на мгновение послышался звук, напоминающий рев многотысячной толпы на футбольном мачте, словно кто-то на мгновение отворил непроницаемую для звука дверь, а потом вновь плотно прикрыл ее.
Стол был накрыт прямо во дворе, под навесом с надписью «Макдоналдс». Откуда здесь взялся этот навес, ни у Ромы, ни у Насти не было даже версий. В конце концов, факт наличия навеса с рекламой набившего оскомину бренда не шел ни в какое сравнение с тем, кто под этим навесом сидел. Это был мужчина лет сорока, очень приятной интеллигентной наружности, с тонкими чертами лица, с бородкой, отчасти придававшей ему сходство с Мефистофелем работы Антокольского из Русского музея. Одет незнакомец был в роскошный, истинно барский шелковый халат, а из-под ворота сорочки виднелся фиолетовый шейный платок с бриллиантовой заколкой. Мужчина с невозмутимым видом прихлебывал свой кофе по-испански (в большой кружке пополам с молоком) и намазывал на тост масло и джем. С Настей и Романом он поздоровался отменно вежливо, пригласил их к столу, как ни в чем не бывало порекомендовав начать с чашки подогретого йогурта.
– Весьма необычно, но входит в моду в лучших домах, – пояснил он.
– Простите… – Рома, слегка уязвленный великолепием незнакомца и тем немым восхищением, с которым на него глядела Настя, решил действовать без обиняков. – А вы кто такой?
