Юрий Поляков - Гипсовый трубач
— Лучше — у костра во время вожатского праздника.
— У костра? Отлично! Ах, как я это сниму! Огонь придаст сцене пещерный аромат векового противоборства самцов из-за вожделенной самки! И для всех неожиданностью станет победа Левы, хотя Стасик гораздо здоровее. Однако наш тихоня-студент, оказывается, занимается боксом!
— Лучше карате. Тогда все карате увлекались, даже муж Людмилы Ивановны…
— Чей муж?
— Не важно. Я тоже ходил в подпольную секцию.
— Вы? — изумился Жарынин.
— Я, — подтвердил Кокотов, распрямив плечи и умолчав о том, что посетил всего две тренировки: после чудовищного удара ногой в челюсть он бросил это опасное занятие.
— Итак, наш Лева могучим ударом побеждает соперника, — возбужденно продолжил режиссер.
— Но ведь это, кажется, уже было. В «Коллегах» у Аксенова, например, — засомневался писатель.
— Забудьте слово «было»! Навсегда забудьте! Умоляю! В искусстве было все. Вы же не отказываетесь от понравившейся вам женщины только потому, что у нее до вас «было»? С вами-то будет по-другому, если вы настоящий мужчина. И в искусстве все будет по-другому, если вы настоящий художник. Ясно?
— Ясно. А Стасик, значит, обиделся, «затаил хамство», как у Зощенко?
— Вам разве нравится Зощенко?
— А что?
— Ничего. И вот наступает карнавал.
— Значит, и мой карнавал пригодился? — самодовольно заметил Андрей Львович.
— Конечно пригодился. Еще как пригодился! Наша Тая ведет себя так, словно с Данькой у нее ничего не было. Женщины это умеют. Она ластится к Леве, тормошит его и уговаривает нашего героя, терзаемого ревнивыми сомнениями, нарядиться хиппи. Для смеха. И он соглашается, но не просто так, а для того, чтобы почувствовать себя Данькой, который увел его любимую в ночь и неизвестно что там с ней делал!
— А не сложновато? — усомнился Кокотов.
— Простоту ищите не в искусстве, а в инструкции к стиральной машине! И вот карнавал, праздник, шум, веселье. Ах, как я это сниму! И тут нашего Леву фотографируют.
— Кто?
— Стасик.
— Стасик у нас вожатый, — напомнил писатель.
— Пусть будет фотограф. Подумаешь! А потом он печатает снимки в лаборатории. Красная полутьма и Стасиков инфернальный силуэт. Поняли? Снимок Левы, одетого как хиппи, плавает в кювете, постепенно проявляясь. Глаза Стасика мстительно сужаются. Накануне по телевизору как раз показали разгон демонстрации хиппи…
— Где?
— В Москве!
— По какому телевизору?
— Ах да! Я же забыл, что у нас еще советская власть! — Режиссер звонко шлепнул себя по лысине. — Выход?
— Очень простой: Стасик проявляет и одновременно слушает «Свободу». Тогда все так делали.
— Точно! Я тоже слушал. Мне даже в голову не приходило, что они могут врать. Верил как пацан!
— А разве они врали?
— Конечно. Постоянно! Заметьте, не обманывали, а именно — врали. Ведь что такое вранье? Это — выгодная лгуну часть правды… Но вернемся к Станиславу. Он, как вы справедливо заметили, слушает «Свободу» и узнает, что в Москве разогнан митинг хиппи, идут аресты… Тогда он совсем другими глазами смотрит на снимок своего соперника и обидчика Левы. Он берет конверт и надписывает: «Москва, Лубянка, КГБ»…
— Площадь Дзержинского, — подсказал Кокотов. — И после этого приезжает черная «Волга» с чекистом…
— Лучше с двумя чекистами — «добрым» и «злым». Классика! Один угрожает отчислением из института, судом, ссылкой…
— Как Бродскому! — вставил писатель.
— При чем тут Бродский? Что вы, чуть что — сразу Бродский! Для нашего Левы изгнание из института — это полная трагедия, крах. Он ведь у нас из какой семьи?
— Не знаю…
— А кто знает, Бродский? Вы автор сценария или я?
— Вы, кажется, хотели, чтобы он был евреем…
— Я? — возмутился Жарынин. — Что вы из меня антисемита делаете! Он у нас из какой семьи?
— Он живет с мамой. Отец их бросил, давно… А мама — милая, тонкая, умная, трудолюбивая, заботливая, интеллигентная…
— Интеллиге-ентная, — передразнил режиссер. — Нет, вы все-таки хотите сделать из нашего Левы еврея!
— Почему?
— По кочану! Ладно, возьму-ка я на роль мамы Ирку Купченко… Короче, мать, чтобы в одиночку поднять сына, выбивается из сил, берет работу на дом. Ночь, Ирка тихо подходит и поправляет Леве одеяло, смотрит на него с нежностью, потом решительно надевает трогательные такие старушечьи очечки и возвращается к своему кульману…
— Как Пат Сэлендж?
— Вот злопамятный! Лучше подумайте, как нам показать, что для Левы изгнание из института — катастрофа, полный жизненный крах. Как? Нужен хороший флешбэк.
— Что?
— Воспоминание.
— Может быть, так: институтский двор, абитуриенты толпятся у списков принятых на первый курс. Лева сначала не подходит, боясь не найти свою фамилию, потом все же решается…
— Вы молодец! Лева мчится домой, бросается на шею матери, она плачет от счастья. Это же смысл ее одинокой жизни: сын — студент! И все это я дам вперебивку со сценой допроса. Перекошенная рожа «злого» чекиста и глумливо-сочувственная — «доброго»: «Кто посоветовал вам нарядиться в хиппи?» И флешбэк: Лева ищет свою фамилию в списках…
— Никто, — невольно отозвался Кокотов.
— Значит, вы сами это придумали? Может, вы состоите в организации хиппи? Признайтесь, в этом нет ничего страшного… Флешбэк: Лева находит свою фамилию в списке.
— Нет, не состою…
— Вы знакомы с кем-то из хиппи? Учтите, вранье вам дорого обойдется!.. Флешбэк: Лева мчится домой, чтобы поделиться радостной вестью с мамой…
— Нет, не знаком… — ответил за Леву Кокотов.
— Не хотите говорить честно? Ладно. Но высшего образования вы не получите никогда! Запомните!.. Лева вбегает радостный в квартиру…
— Знаком… — вдруг неожиданно для себя сознался писатель.
— С кем? Говорите! Мы просто хотим вам помочь… Флешбэк: Ирка Купченко плачет от счастья, что сын — студент… — Жарынин вытер с лысины пот, выступивший от творческого азарта.
— Я знаком с Таей…
— Фамилия?
— Носик.
— Она хиппи?
— Да…
— Рассказывайте!
— Что?
— Все: как приезжали к ней друзья, как хотели убить Брежнева…
— Вы и про это знаете?
— Конечно! Рассказывайте все! Разоружитесь перед Родиной! — Жарынин удовлетворенно откинулся в кресле. — Ну, в общем, наш Лева раскололся и всех сдал с потрохами.
— Почему?
— Не знаю, человек так устроен. Стоит сознаться в мелочи, а потом уже не удержаться. И вот стоит он, сердешный, и смотрит, как Таю ведут в наручниках к машине.
