Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 7, 2003
Возвращенный Минск
Пишу под впечатлением только что прочитанного в вашем журнале (2002, № 12) очерка А. Е. Адам «Три дня июня 1941. Минск». Закончила свои воспоминания А. Адам скупыми словами: «3 июля 1944 года Минск был освобожден. Город отстроили и восстановили сравнительно быстро…», не пояснив, за счет чего и кого удалось в сжатые сроки восстановить Минск. Так уж случилось, что в освобождении столицы Белоруссии довелось принимать участие и нашему воинскому подразделению, прошедшему дорогами войны от Орла до Эльбы.
Почти год понадобилось нашим войскам, чтобы, сломив сопротивление противника, преодолеть расстояние от Орла до Минска. После Курской битвы особо ожесточенные бои развернулись на водном рубеже р. Сож (приток Днепра). На левом побережье Днепра войска остановились: началась скрупулезная, длительная подготовка к предстоящей крупномасштабной операции «Багратион». В результате ее осуществления была полностью освобождена от немецких захватчиков Белоруссия. К этому времени, на горьком опыте первых двух лет войны, наши полководцы наконец научились воевать. Об этом свидетельствуют блестяще проведенные операции на Курской дуге и в Белоруссии. Сосредоточив крупные силы на сравнительно небольшом участке фронта, танковые соединения при поддержке пехоты, артиллерии и авиации с нескольких плацдармов прорвали оборону противника и по сходящимся направлениям устремились к Минску. Именно они — танкисты — первыми 3.07.1944 года ворвались в город. Мы, пехотицы, конечно же, приотстали: улицы Минска заполонились проходящими колоннами пехоты только в последующие два дня.
Перед началом операции «Багратион» к нам были переброшены танковые соединения с других фронтов. От танкистов впервые услышал полюбившуюся фронтовикам песню «Огонек». Запомнилось, как они шли, обнявшись, и с особой теплотой распевали эту песню. В результате танковых рейдов по тылам противника части немецкой армии оказались разрозненными или окруженными. В этом мы убеждались неоднократно по мере приближения к Минску. На большак, ведущий к столице Белоруссии, из леса часто выходили группы ошалевших, растерянных немцев, потерявших связь со своими штабами. Единственное, что их интересовало, — это: «Куда идти?» Поскольку лишних людей в подразделениях не было, пленных направляли в сторону города без конвоирования.
Минск встретил застаревшими руинами на окраинах города. Наверное, это были следы разрушения от бомбежек в первые дни войны (в центре города здания не пострадали). Было очень жарко… Изредка из развалин выскакивали люди с бутылками в руках. Мы, пропотевшие, на ходу с удовольствием утоляли жажду этой водичкой. Для нас, фронтовиков-окопников, казалось странным и непривычным держать в руках запечатанную бутылку с этикеткой: по-видимому, немцы для расквартированных в городе карательных частей наладили выпуск безалкогольной продукции.
Минск прошли не останавливаясь. В это время на фронте создалась парадоксальная ситуация: позади — немцы, впереди — мы и оперативный простор. Гитлеровское командование исчерпало свои резервы и не могло выбросить навстречу нам свежие сформированные части. В этой обстановке командование решило оставить некоторые дивизии для ликвидации и пленения разрозненных в лесах Белоруссии немецких соединений, а остальным (в том числе нашему корпусу) было приказано безостановочно продолжать движение в западном направлении.
Как известно, в Минском котле было пленено более тридцати пяти тысяч немецких солдат и офицеров. Именно этим военнопленным вскоре суждено было пройти в сопровождении конвоя по Садовому кольцу Москвы.
С воспоминаниями о Минске того, теперь уже далекого, времени связано и другое событие. Дело в том, что возвращались мы домой от берегов Эльбы летом сорок пятого пешим ходом. Предстояло пройти немалый путь: не заслужили солдаты-победители, чтобы их привезли на Родину после окончания войны. Сейчас в кадрах кинохроники военных лет часто показывают, как встречали победителей в Москве, на Белорусском вокзале. Тем парням повезло: их привезли, да еще засняли на кинопленку. Но почему-то стыдливо замалчивается о тех, кто возвращался летом сорок пятого пешком в просоленных от пота гимнастерках, отмеряя в обратном направлении километры пройденного с боями пути. А таких было немало: шли миллионы. Политработники внушали нам, что делается это для того, чтобы убедить страны, по которым пройдут солдаты, что Советская Армия не стала слабее. Совсем другое объяснение дают в мемуарной литературе военачальники. Оказывается, по этому вопросу было совещание у Сталина. Поскольку железными дорогами предполагалось вывозить трофейное имущество из поверженной Германии, Сталин распорядился отправить половину войск в обратный путь своим ходом. Так своеобразно Верховный Главнокомандующий проявил заботу о защитниках Отечества.
Пройдена не одна сотня километров… Позади осталась Германия; впереди — Польша с разрушенной до основания Варшавой. Город представлял кладбище зданий, руины, готовые обрушиться в любой момент. Шли по нерасчищенным улицам: по битому кирпичу, обломкам камня и арматуры. Создавалось впечатление, что город мертв — людей на улицах не было. Совсем иную картину увидели мы в Минске. По улицам столицы Белоруссии прошли в походном строю радостные, возбужденные, с развернутым знаменем Отдельного ордена Красной Звезды батальона. Город встретил строительными лесами и подмостками. Повсюду на строительных лесах — военнопленные: они строили и восстанавливали ими же разрушенный город. Это ли не верх справедливости!..
Понимая, откуда идут колонны людей, немцы приостанавливали работу и устремляли взоры на нас. «Привет от фрау!» — кричали из строя шутники. В ответ — улыбки… Так вторично, но уже в сентябре сорок пятого, довелось пройти по улицам возрождающегося из развалин Минска.
А. С. СЕРГЕЕВ.Владикавказ.
Книги
Петр Алешковский. Чайки. Повести. М., «Текст», 2003, 253 стр., 5000 экз.
Повести «Чайки» и «Жизнеописание Хорька».
Олег Дозморов. Стихи. Предисловие Бориса Рыжего. Екатеринбург, «Банк культурной информации», 2002, 36 стр.
Стихи екатеринбургского поэта, одного из самых «тихих» и при этом — самых заметных в новом литературном поколении. «Подумаешь, экое счастье: / что север, погода к нулю, / мне по сердцу это ненастье, / я вычурностей не люблю. / Мне нравятся нивы и рощи / нагие, без всяких затей, / а рифмы должны быть попроще: / посеверней и победней».
Михаил Завалов. Имея шапку набекрене. М., Издательский дом «Парад», 2003, 80 стр.
Новое, известное разве что читателям интернетовского журнала «Топос» (www.topos.ru) имя в современной поэзии — при наличии множества уже освоенных ею и знакомых нам атрибутов (поэтически отработанное косноязычие и ориентация на «антипоэтические» формы разговорной речи, обилие прозаизмов, особый вид «соцартовского» психологизма, как бы исключающий наличие индивидуальности, вольное обращение с канонами классического стихосложения и т. д.), стихи Завалова воспринимаются как действительно новые.
Яан Каплинский. «Титаник» и льды. Перевод с эстонского Татьяны Теппе. Послесловие Людмилы Глушковской. Таллинн, «VE», 2002, 206 стр.
Проза одного из ведущих современных эстонских писателей — поэта, прозаика, драматурга, эссеиста, — тяготеющая к формам лирико-философской рефлексии.
Григорий Кружков. Англасахаб. 115 английских, ирландских и американских поэтов. Псков, Псковская областная типография, 2002, 552 стр., 2000 экз.
Книга поэтических переводов Кружкова, составлявшаяся им с ориентацией на пусть не «сбалансированную», но антологию англоязычной поэзии. Начинает он со стихов Джона Скельтона (1464? — 1529) и Генриха VIII (1491–1547), завершает Дагласом Данном (род. в 1942), Полом Малдуном (род. 1951) и Иосифом Бродским.
Примо Леви. Передышка. Перевод с итальянского Елены Дмитриевой. Предисловие Евгения Солоновича. М., «Текст», 2002, 191 стр., 1000 экз.
Автобиографическая проза итальянского писателя Примо Леви (1919–1987), автора знаменитой в Европе книги-свидетельства о жизни заключенных Освенцима «Человек ли это?» (1946). Повествование своей второй книги Леви начинает январем 1945 года, моментом освобождения из немецкого концлагеря, и заканчивает октябрем того же 1945 года — столько времени заняла дорога на родину, включившая в себя Польшу, Украину, Белоруссию, Румынию и т. д., а также месяцы жизни в советских пересылочных пунктах и лагерях (суровые условия пребывания в которых немногим отличались от условий жизни охранников).
Харуки Мураками. Призраки Лексингтона. Перевод с японского А. Замилова. М., «ЭКСМО», 2003, 144 стр., 30 000 экз.
Мураками как новеллист — «Семь изящных рассказов, сочетающих напряженную фабулу и тонкое лирическое повествование, японскую „волшебную“ литературу и традиции мистической западной новеллы» («Книжное обозрение»).
