Гарольд Роббинс - Торговцы грезами
Именно поэтому она никак не могла понять, почему ее не пускали на сцену? Еще ребенком ей нравилось разыгрывать роли, ее домашняя жизнь была постоянной борьбой за главное место на сцене. Иногда ей удавалось занять его, но чаще всего это место занимал ее отец, и очень редко мать — у бедной женщины не хватало на это сил, она получила такое право лишь в тот день, когда уже лежала при смерти, и даже тогда отец попытался все внимание перевести на себя.
Она очень хорошо все помнила, ей было в ту пору одиннадцать лет. В затемненной комнате стояла тишина, и внезапно ее отец принялся громко рыдать, положив голову на кровать умирающей матери: «Не оставляй меня, дорогая! — рыдал он безутешно. — Не оставляй меня!» Это было очень трогательно. Все, находившиеся в комнате, — доктор, медсестра и слуга — стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу. Она положила руку на плечо отца и шепнула ему на ухо, чтобы никто не услышал:
— Ты переигрываешь, папа, — сказала она.
Он быстро кивнул ей головой и прошептал в ответ:
— Я знаю, но маме это должно очень нравиться.
Театр был у нее в крови, и с этим ничего поделать было нельзя. Она рождена была играть, как некоторые рождаются, чтобы рисовать или сочинять музыку. Она приехала в Нью-Йорк в уверенности, что ее двоюродный брат Уоррен даст ей такую возможность, но она не приняла во внимание жену Уоррена.
Только бросив первый взгляд на Далси, Синти Крейг молча взмолилась о помощи. Кокетка с натуральными белокурыми волосами — не самая идеальная спутница для пары молодоженов во время их медового месяца, но сделать она ничего не смогла. Уоррен продолжал упрямо настаивать, что Далси может находиться с ними столько, сколько захочет. И Далси осталась.
Синти пыталась даже дать Далси небольшие роли в пьесах, которые они ставили по пути, но Уоррен решительно был против: «Ей еще рано, — говорил он. — Ей еще нужна хорошая подготовка, а потом посмотрим, что из этого выйдет».
Глядя на Далси, Синти думала про себя, что девушке с такой фигурой совсем не нужна сцена, ей прямая дорога к Зигфриду, он бы нашел ей применение, он бы раздел ее на девять десятых и заставил прохаживаться по сцене. Но Синти забыла одну важную деталь: Далси могла играть, ей был нужен один-единственный шанс.
В конце концов Синти сдалась и решила дать Далси совет: «Тебе бы не составило никакого труда заполучить роль, если бы ты похудела и коротко постриглась. Тогда бы ты не казалась девушкой в стиле ретро, и, возможно, какой-нибудь продюсер дал бы тебе шанс».
Далси смерила ее худенькую фигурку с головы до ног презрительным взглядом, и Синти вспыхнула. А Далси, откинув голову назад, чтобы ее волосы засверкали, произнесла:
— Мне нравится быть такой, какая я есть.
Вода всегда оказывала на нее благотворное действие. Она повернулась, подставив под душ спину, и прислушалась. Ей показалось, что звонит телефон. Подождав минутку, думая, что кто-нибудь ответит, она вспомнила, что прислуга уже ушла, и в квартире теперь никого, кроме нее, нет. Недовольно вздохнув, она протянула загорелую руку к крану и выключила воду.
Выйдя из ванной, быстро набросила на себя полотенце, прошла в гостиную и подняла трубку.
— Алло? — сказала она.
— Далси? — раздался голос. Она сразу узнала его, но сделала вид, что не узнала.
— Да, это я, — ответила она.
— Это Джонни, — раздался счастливый голос. — Что ты делаешь сегодня вечером?
Джонни Эйдж был хорошим парнем, но не более того, он мог говорить только о картинах, он понятия не имел, какие чувства у нее вызывал театр. Она встретилась с ним несколько раз. Он присылал ей розы перед каждым свиданием, но сегодня она была не в настроении видеться с ним.
Она укоризненно сказала:
— О, Джонни, почему же ты не позвонил раньше? Я только что договорилась с одной подругой, что приду к ней в гости, и теперь никак не могу это отменить.
В голосе Джонни послышалось разочарование.
— А как насчет завтра?
— Не знаю, может, Синти и Уоррен что-нибудь предложат, — сказала она. — Почему бы тебе не позвонить завтра утром?
В его голосе снова зазвучала надежда.
— Ладно, я позвоню завтра. До свидания, Далси.
— До свидания, Джонни. — Она повесила трубку. Какой же предлог изобрести для него завтра? Вдруг она замерла: кто-то вошел в комнату. Она повернулась.
В дверях, глядя на нее, стоял Уоррен.
Она прикрылась полотенцем, которое сползло, пока она разговаривала по телефону.
— Уоррен! — воскликнула она. — Как ты напугал меня!
Он ухмыльнулся.
— Хотел бы я посмотреть на того, кто тебя может напугать! Даже Синти это не удается!
Она удивленно посмотрела на него. Его язык слегка заплетался, было заметно, что он уже успел пропустить пару стаканчиков.
— Что ты имеешь в виду? — невинно спросила она.
Он захохотал.
— Не надо играть для меня, Далси. Я вижу, как вы относитесь друг к другу. Похоже, она тебя слегка побаивается.
Далси усмехнулась и шагнула вперед. Она заметила, как он уставился на ее ноги, лишь слегка прикрытые полотенцем. Она знала этот взгляд, и он ей нравился. Уоррен впервые посмотрел на нее так. Она покачала головой.
— Не знаю, с чего бы это? Я не давала для этого никаких поводов.
Она прошла рядом с ним, направляясь в ванную. Выставив руку, он остановил ее. Она повернулась и посмотрела на него.
— Не давала? — сказал он, загадочно улыбаясь. — Ты уверена? А тебе не кажется, что уже одно то, что ты разгуливаешь голой по дому, является достаточным поводом для ее беспокойства?
Далси взглянула в его глаза. Он не убирал руку с ее плеча.
— Ей не надо беспокоиться, — спокойно ответила она. — Ведь в доме никого нет.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и он притянул ее к себе. Она с радостью прижалась к нему, целуя его в губы. Полотенце соскользнуло на пол, когда он подхватил ее на руки и понес в свою комнату.
У двери она его остановила.
— А Синти? — спросила она.
В его голосе звучало нетерпение.
— Синти сейчас ужинает со своим импресарио, мы встретимся с ней в театре.
В комнате стояла тишина, за окном было почти темно. Повернувшись в кровати, она посмотрела на него.
— Дай мне сигарету, — попросила она.
Взяв с прикроватной тумбочки пачку, он вытащил из нее пару сигарет и, прикурив обе, одну протянул ей. Он наблюдал, как она курила, сидя в кровати. Слабый свет, сочившийся из окна, падал на нее, и ему хорошо было видно, как поднимается и опускается ее грудь. Протянув руку, он коснулся ее тела. Оно было упругим и теплым. Она взяла его руку и положила себе на бедро.
