Гарольд Роббинс - Торговцы грезами
Я был не лучше, чем все остальные. Я жил в чудесном мире снов, который создал для себя. Как и другие, я создал себе дом из целлулоида.
Но целлулоид плавится на солнце. Как и другие, я забыл об этом, я думал, что мой дом достаточно крепок, чтобы защитить меня от мира, но это было не так.
Прочность ему давали люди, и особенно Питер — он был его фундаментом, его стенами, без него не было и дома. Без него у меня не осталось мира снов, в котором я мог бы жить. Теперь я это знал. Жаль, что я не думал об этом раньше.
Я снова взял ручку:
«Прошу принять мою отставку с должности президента компании и председателя Совета директоров вашей компании».
— Ты не должен этого делать, Джонни! — услышал я над собой.
Я испуганно поднял глаза. Рядом со мной стояла Дорис с совершенно белым лицом, на котором блестели широко открытые глаза.
Несколько мгновений я не мог произнести ни слова, затем спросил:
— Разве ты не дома с мамой? — Голос у меня был хриплым.
Она не ответила на мой вопрос.
— Ты не должен этого делать, Джонни, — повторила она, глядя мне в лицо. — Ты не можешь вот так просто взять и уйти!
Я встал с кресла, подошел к окну и распахнул его дрожащими руками. Со съемочной площадки донеслась музыка.
— Не могу? — спросил я, посмотрев на Дорис. — Не могу? — Голос у меня по-прежнему был хриплым. — Ты только послушай! Я не хочу, чтобы в день моей смерти в моем доме звучала музыка! Я хочу, чтоб они все прекратили, пусть на один день, пусть хоть на одну минуту, но я хочу, чтобы они все прекратили, и я хочу, чтобы они знали об этом.
Она медленно подошла ко мне, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, голова склонилась набок, и я понял, что она прислушивается. Она слушала. Она что-то вспоминала. Некоторое время мы стояли молча, затем Дорис заговорила.
— Что может быть человеку лучшим памятником, — сказала она мягко, — чем способность доставлять людям радость и давать возможность миллионам людей отвлечься от ежедневных забот?
Я ничего не ответил.
Дорис смотрела на меня, ее глаза наполнились слезами.
— Поэтому ты не должен уходить, Джонни. Вы с папой создали этот мир, хотя и сами не подозревали об этом. Ты не можешь теперь его подвести, ему бы не понравилось, что ты ушел из-за него, поэтому он и послал тебя к Сантосу, когда понял, что тебе не на что надеяться. Есть и другие причины, по которым ты не должен уходить. — Она указала рукой за окно. — Эти люди, там, они зависят от тебя. Их работа, их дома, их семьи. Это твои люди, Джонни, люди кино. Ты сам никогда не будешь счастлив, если уйдешь. Помни, что ты сказал Сантосу: ты ведь не можешь купить и поставить у себя на заднем дворе студию, ты сам это сказал. Есть еще причина, почему ты не можешь уйти: тридцать лет назад в маленьком городке ты заключил сделку с владельцем небольшой скобяной лавки, сделку, которая увела вас из того маленького городка за три тысячи километров, сюда, где ты сейчас.
Дорис взяла меня за руку и посмотрела мне в глаза.
— Теперь остался только ты, чтобы выполнить то обещание, которое вы дали друг другу. Видишь, Джонни, — она говорила почти шепотом, — видишь, сколько причин, из-за которых ты не можешь уйти.
Я глубоко вздохнул. Дорис была права, я понял это, как только она начала говорить. Что же я за мужчина, если стараюсь спрятаться в кусты при малейшей неприятности?.
Это ее отец умер, а она успокаивала меня вместо того, чтобы я успокаивал ее. Я взял ее руку и поцеловал в ладонь. Она провела пальцами по моей щеке — легко, очень легко.
Я забрал со стола листок бумаги, и мы с Дорис вышли из кабинета. На улице мне вдруг снова стало хорошо, меня уже не раздражала музыка. Дорис права. Это памятник, которым мог бы гордиться каждый.
Вместе мы прошли через ворота студии.
Над воротами из огромной бутылки пенящаяся жидкость лилась в хрустальный бокал.
У меня на глазах выступили слезы. Опустив веки, я вспомнил, что сказала Эстер. Это было так давно! «Давай назовем компанию „Магнум“», — сказала она. «Магнум», по названию большой бутылки шампанского, которое заказал Питер, когда мы впервые решили заняться кинобизнесом. Я снова открыл глаза. Сколько воды утекло с тех пор! Сколько друзей покинуло нас! Мы подошли к машине Дорис.
Я открыл Дорис дверцу, и она уселась за руль. Неожиданно я вспомнил о листке бумаги, который все еще сжимал в руке, и с удивлением посмотрел на него. Затем разорвал на мелкие кусочки и бросил на дорогу.
Мы наблюдали, как обрывки подхватил ветер и, словно снежинки, развеял по земле. Дорис повернулась ко мне и взяла за руку, ее глаза заблестели.
От этого прикосновения у меня учащенно забилось сердце.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, почему ты не дома с матерью?
Она не сводила с меня взгляда, нежного и понимающего.
— Она сказала, чтобы я заехала на студию и забрала тебя. Она сказала, чтобы теперь я заботилась о тебе.
— Ладно, Дорис, — медленно произнес я, садясь в машину. — Поехали домой.
Примечания
1
Доброе утро, дорогая малышка (идиш).
2
Боже правый! (нем.)
3
Дурень (нем.).
4
Будем здоровы (идиш).
