Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
— Помню. Ты ее видишь?
— Иногда. Видел в субботу. Я обнял ее, и ее тело подпрыгнуло. Это было странно.
— Какие были ощущения?
— Странные. Чудесные.
— Тело знает.
— Тело многомудро.
— Тело на мякине не проведешь.
— Того, что известно телу, не выскажешь словами.
— Иногда я слышу, как они воют в больнице.
— Детоксикационное крыло.
— Привязанные бежевыми тряпками к кроватям.
— Мы этого избежали.
— Пока.
— Постучи по дереву.
— Уже постучал.
— Сучье, в обшем, дело…
— Вроде как когда она играла в скрэббл. Ни перед чем не останавливалась. Использовала самые похабные слова и с пеной отстаивала их законность. Я был просто шокирован.
— Она, в ее пурпурных одеяниях.
— В поисках экстатического озарения. Которое поднимет людей на четыре фута над полом.
— На шесть.
— На четыре фута или на шесть футов над полом. Явилась сама Персефона.
— Пение в затемненном телестерионе[65].
— Явилась сама Персефона, паря в воздухе. Принимая подношения, шарики соли, змеев из чистого золота, ветки смоковницы, смоквы.
— Галлюцинаторные танцы. Все женщины пьяные.
— Танцы с кувшинами на головах, смесь ячменного, воды и мяты…
— Знание вещей несказанных…
— И все же мне хотелось одного — немного поиграть на крумгорне. Время от времени чуть-чуть крумгорна.
— Поднимет мертвецов из могил, если умеешь играть.
— Я никогда не отличался особым умением. Никогда не отличался.
— Нужно практиковаться, а где и как?
— И твой клавир.
— Мамка не разрешала клавир.
— Думала, он выпустит на свободу ее порывы, которые лучше держать на привязи? Не знаю, не знаю.
— Ее теневая сторона. Такое есть у всех них, у мамок.
— Я в смысле, что они все это видели, все прочувствовали. Пролили свою долбаную кровь, а затем пичкали всех целыми ведрами липкой жижи, не забывая тем временем объяснять своему супругу, что он не тянет на третий номер по шкале мужей.
— Подбрасывала ему время от времени маленькую такую бомбочку, просто чтобы не расслаблялся, бегал пошустрее.
— А он и так все время шустрил, всю свою жизнь только и делал, что шустрил, говнюк несчастный. Стрижет капусту да в кучу складывает.
— Мы ж решили, что не будем сегодня про Папашу.
— Я забыл.
— Старушка Мамка.
— А и то сказать, легко ли проводить мистерии? Легко ли взращивать побеги пшеницы?
— И спаржи тоже.
— Я б не смог.
— Я б не смог.
— А Мамка могла.
— Мамка.
— К счастью, теперь у нас есть новая музыка. Дарующая нам помощь и утешение.
— И Сузи.
— И Сузи.
— Наша прелесть.
— Наша гордость.
— Наша страсть.
— Я должен тебе кое-что сказать. Сузи читала Хайт Рипорт. Теперь она говорит, что другие женщины испытывают больше оргазмов, чем она. Хочет знать почему.
— Куда пойти пожаловаться? Куда пойти пожаловаться, если злодеи и изверги испоганили твою жизнь?
— Я рассказал ей про Великий Септуагезимальный[66] Оргазм, исподволь намекая, что и она может получить такой, если будет паинькой. Но только ведь поздновато, совсем поздно для таких, как мы.
— Но может быть, и не надо жаловаться, если злодеи и изверги испоганили твою жизнь? А просто, по примеру великих стоиков, Эпиктета и иже с ним, завалиться в бар и принять на грудь, параллельно внимая звукам новой, шизовой, задвинутой, оттяжной музыки.
— Я протянул молчавшему священнику высокий, холодный стакан «Ширли Темпл»[67]. Новая музыка, сказал я, не является по сути антиклерикальной. Разве что в самом глубинном своем воздействии на слушателя.
— У меня есть знакомый парень, играет на стиральной доске. Надевает наперстки на все пальцы.
— Новая музыка сплавляет своим огнем все вещи воедино, как сварщик. Новая музыка говорит: по мере того, как времени остается все меньше и меньше, жизнь становится все более и более увлекательной.
— Мамка бы этого не разрешила. Но Мамки нет.
— К сведению любознательных: человек, бывший коммунистом, услышал новую музыку — и теперь он не коммунист. Торговец рыбой Фернандо был обучен новой музыкой читать и писать, и теперь он лепрозный больной, белый как снег. Уильям Фрэнд пытался протащить в новую музыку барабанчики бонго, спрятав их под плащем, однако был разоблачен, не успев еще совершить задуманного злодеяния, и задушен цепью своего собственного велосипеда. Обедая с Духом Святым, философ Пропп[68] был извещен о грядущем пришествии новой музыки, до которого он — увы — не доживет.
— Новая, обеими ногами стоящая на земле, коньки - отбросить-можно-такая-кайфовая музыка, открывающая путь в небо.
— Победила! С тупостью, способной ошеломить и самых искушенных.
— Дальнейшее не представляет особых трудностей.
— Дальнейшее не представляет особых трудностей. Нужно только не упускать из вида: чем меньше времени, тем увлекательнее. Помнить ежеминутно.
— Словно уже поздно, очень поздно, и мы готовы натянуть на себя свои красные в золотую полоску ночные рубашки.
— Чашку чаю и на боковую.
— Чашку чаю и на боковую.
— А потом сны.
— Уж с этим-то мы совладаем.
— Памятуя, что новая музыка пребудет завтра, и завтра, и завтра.
— Новая музыка есть всегда.
— Благодарение Господу.
— Возьми зеркальце и вырви пару волосков из носа.
— Рутинный уход за оборудованием, было б о чем говорить.
ЗОМБИ
Порывистый ветер срывает с деревьев листья. Зомби толкутся на площади и говорят, говорят, говорят. «Прекрасный день!» — «Что да, то да!» Зомби пришли сюда за женами, на многие мили вокруг только эта деревня продает своих женщин им в жены. «Прекрасный день!» — «Что да, то да!» Зомби привели в деревню уйму скота. Цена известна наперед — с зомби берут за невесту ровно в два раза больше, чем с обычного человека. Скот, приведенный зомби, тоже зомби, зомби страшно боятся, как бы деревенские жители не прознали об этом.
Эти зомби хорошие. Так сказал Грис Гру. Они сплошь выкрашены белым. Плохие зомби некрашеные и плачут из носа, их ноздри источают слезы. Местный вождь предлагает зомби обратить внимание на превосходные кирпичные здания, среди которых есть и очень большие, до тысячи кирпичей в высоту. Из окон выглядывают дочери, в одних окнах зеленые растения, в других — дочери. «Вы должны обещать, что не скажете епископу, — говорят зомби, — обещайте, что не скажете епископу, прекрасный день, вот уж что да, то да».
Выбеленные зомби оглашают деревенскую площадь безумолчной болтовней, веселые ребята, да и только. «Купил себе пальто!» — «Ну да?» «Да, новое пальто, вот это пальто, что сейчас на мне. Прекрасное пальто, как мне кажется!» — «Что да, то да, что да, то да, я тоже так думаю!» Приведенные зомби животные бьются в проволочную стенку загона. Поцелуй умирающего животного — умирающей лошади или собаки — превращает обычного человека в зомби. У торговца мороженым две дочери. У фермера, разводящего раков, пять дочерей, у капитана футбольной команды, чьи родители уже умерли, есть сестра. Грис Гру отсутствует. Он отправился в дальние края, за эликсиром против отравления ядовитым пасленом. Некий зомби с ректальным термометром в руке ползает в загоне под животами крупных, иссиня-коричневых коров и быков. Кто-то говорит, что кто-то видел машину епископа, на полной скорости несущуюся к деревне.
Если до вас доберется гадкий зомби, он наплачет на вас, или отберет у вас виски, или нашлет вашим дочерям ломоту в костях. Дочерей на площади много, слишком много, чуть не в каждом окне по дочери, а мужей мало, на всех не хватит. Если до вас доберется гадкий зомби, он примется сдирать вашу побелку шильями и скребками. Хорошие зомби суетятся и приплясывают. «Ты видел эту леди? Эта леди, она пойдет за меня замуж? Я не знаю! О, сколь прелестна эта леди! Пойдет ли эта леди за меня? Я не знаю!» Торговец пивом водрузил посреди площади пивную бочку. Местный учитель пения поет. Зомби говорят: «Чудесное время! Прекрасный день! Великолепное пение! Отличное пиво! Пойдет ли за меня эта леди? Я не знаю!» Порывистый ветер срывает с деревьев листья, с деревьев листья…
Кумир всех зомби Грис Гру сказал: «Зомби бывают хорошие и бывают плохие — точно так же, как обычные люди». Грис Гру сказал, что многие из знакомых ему зомби безусловно принадлежали к первой разновидности, а потому — в его глазах — вполне достойны заниматься ремеслами и торговлей, возглавлять большие фирмы, исправлять государственные должности и принимать участие в таинствах Крещения, Конфирмации, Рукоположения, Бракосочетания, Покаяния, Причастия и Соборования. Епископ сказал «нет». Зомби послали епископу много голов скота. Епископ сказал: все, что угодно, только не Рукоположение. Если до тебя доберется гадкий зомби, он сделает тебе камни в мочевом пузыре. Как-то ночью плохие зомби побили машину епископа дохлой коровой. Утром епископу пришлось вытаскивать дохлую корову из остатков лобового стекла машины, где ее оставили зомби, и он порезал себе руку. Грис Гру решает, какой зомби хороший, а какой — плохой; когда он в отъезде, право решать переходит к его теще. Зомби подходит к кучке субтильных дочерей в цвету и описывает, активно жестикулируя, на какой завтрак могут они рассчитывать в его доме, в доме зомби.
