Александр Бахвалов - Время лгать и праздновать
— Не понравилось. А я ведь их этих — из моральных соображений.
— Тогда другое дело. Если из моральных.
— Ну. Вижу, девка подсунула тебе своего золотушного плебея, а сама по сторонам зыркает: не дай бог засекут с женатиком!.. А тут еще моя: «Я вас знаю!» Она и закрутилась, как вошь на гребешке. — Курослеп чуть-чуть коснулся шаром-битой «девятки» — подкатил ее к борту, чтобы летчику неудобно было. — Не переношу таких, какие с оглядкой кадрятся — сразу внутренний голос вещует: Роман, бери огонь на себя!.. И не думай, что по этому поводу скажут люди!.. «Методом проб и ошибок сотворялась жизнь на земле, — как сказал какой-то дед на поминках. — Страшись инвариантности!..» С какой точки ни глянь, а хочешь узнать, какой голос у кошечки — наступи на хвост. Тут она мурлыкать не будет, тут она нутром заговорит!.. Всем молодым бабам надо устраивать ущемление хвоста. Поголовно. Отличный тест — ежели по-заграничному!.. — Курослеп хохотнул под руку летчику — не помогло: «тройка» влетела в угол. И он сразу смолк — как вместе с лузой подавился этим шаром.
— Что значит образование — пакостишь и то по-заграничному!..
И тут Мефодич не выдержал — засмеялся, но не словам летчика, они были всего лишь видимым поводом, настоящей причиной был потешный вид Курослепа, когда летчик забил «тройку».
Покосившись на Мефодича, Курослеп заговорил прежним голосом, как ни в чем не бывало:
— Сам посуди: если она к тебе от всей души, то звони не звони, не отступится, верно?.. А вышло? На поверку?.. «Поднажал, и оказалось, что любовь ее на соплях держалась», — как пели у нас на сухогрузе под ритмическую музыку. И твоя рванула, только кормой вильнула, так?.. Отсюда мораль: от великого до смешного один шаг, как от геморроя до меланхолии. — Курослеп замолчал — выцеливал «девятку», но не попал и застыл с поднятым кием, пока шары не успокоились. Убедившись, что их расположение неудобно летчику, расслабился с облегчением. — Так что, ежели подводить итоги, то из вышеизложенного следует, что за тобой бутылка. Я ж тебе глаза раскрыл!..
— Что б я без тебя делал…
— Без меня ладно, как-нибудь протянешь, а вот без личного плебея пропадешь. Уж не говоря о прочем, те же бабы на тебе верхом маршировать будут.
— Ну, если верхом, то, наверное, гарцевать, а?..
Курослеп так обезоруженно развел руками, как будто его наповал сразили. Переждав удар летчика, заново помелил кий и, прикидываясь, что не может найти, какой шар сыграть, заговорил вроде спокойно, но видно было, что злоба крючит: себя того и гляди на смех выставит, а летчика никак не заведет.
— Просвещенного человека сразу видно!.. Небось и тебя, как Ивана, хлебом не корми — дай подсмотреть, как образуются черные дыры во вселенной и белые кости во чреве беременной?.. — Целился-целился, а по-настоящему ударить не решился, чуть только к шару притронулся. — Ну, Иван понятно, ему по роду занятий огромадная ерундиция требовалась, а тебе на кой?.. На работе не приспособишь, она у тебя, как у сапожника — сиди-посиживай. Или — баб завлекать, какие с запросами?.. Не советую, Нерецкой, с ними классическое па-де-де не станцуешь, потому как они все одно что мужики, только плечи опущены ниже пояса. Какая с запросами, это уже не женщина, ее раздевать так же неприлично, как Папу римского. Я предпочитаю тех, у кого на уме автомобили да шубенки-дубленки — эти понимают свое звание.
Летчик не справился с простым шаром, и Курослеп заговорил с облегчением:
— Так что обзаводись плебеем, уж он-то тебе нюх натрет, враз прозреешь — умом и сердцем!.. К тому же личный плебей — незаменимая самооборона. Полная гарантия от безнаказанного ущемления достоинства личности!.. Откормил до кондиции, голос поставил — чтоб вокзальную буфетчицу мог перебрехать — и держи на поводке… Одним словом, так себя организуй, чтоб не только снаружи — изнутри не отличаться от доминирующей генерации. И забудь о способности отделять тончайшие благоухания от более тонких. Не с кем обнюхиваться: ту породу вывели, а нынешняя генерация — специфическая. Лучшие представители только и делают, что собирают «на троих» и решают судьбу России. По слухам, дело упирается в управителей… То варягов ищем позлее, то веру покрасивше, то философию порадикальнее, теперь — управителей, народных угодников. Трудное дело: в своем отечестве пророки — дефицит. А уж как подберем, тут и начнется правильная жизнь!.. Наяву спим, олухи размагниченные… Умственных мускулов на почве образованности перевалило за норму, нагуляли, а русской элиты нет — раз-два, и обчелся… Нет, ребята есть, какие во все глубины ныряют, обо всем запросто толкуют, из любой подлости социальную драму соорудят. А толку чуть. Не та почва… Это на Западе мещанин интеллектуалу в рот глядит и за его мозги смиренно деньги платит, а у нас быстрых разумом Невтонов в каждой пивной навалом… Там им и место, потому как Россия созидалась не теориями, а самоорганизацией народа. По-иному не опыляемся, не цветем и не плодоносим. А как что от теорий, так — через пень колоду… Тетю Пашу помнишь, я о ней говорил?.. Маленькая власть была у бабы — и та во зло. Как же — теорией обзавелась, умственному устроению жизни служила!.. И не сама она себя придумала, это у нее от тех, какие «жизнь переделывали». От тех «сокрушителей основ», какие и половины того не знали, что известно нынешним мудрецам, но почитали себя миссионерами. Уверовали. Истово. Слепо. И не от больших знаний, а от причащения к «европейским идеям переустройства мира», вот и кинулись перестраивать Россию!.. И неважно, что добрая часть населения для счастливой жизни не подошла, пришлось ее извести… Зато все остальные дожили до светлого настоящего — вот оно, в нас с тобой и вовне, цветет и благоухает!.. А философии-благодетельнице хоть бы что. На полке стоит. Земля в ранах, люди озверели, сами себя не узнают, а ей ни жарко ни холодно… Такие вот дела. Тяжела оказалась для нашего отечества каменная десница «передовых идей». Но — какой хрен выбирал путь, чтоб протоптанней и легче?..
Иван говорил: «Не одному Блоку привиделось, что впереди у революции — Христос. Но его не было… Не было и просто светлого отрока — как у Нестерова в «Душе России». Там шел некто темный и безликий, не знающий и не понимающий Христа. И в этом все дело, потому как христианство — это мысль. Все остальное в нем — антураж…» Братик-то наш пьяненький разглядел-таки, где она — истина… И — помер от бессилия, от невозможности разделить ношу с ближними… Он-то знал: сколько ни пиши правильных законов, сколько ни заводи философских хозяйств, смуту не унять… Не умственность надобно насаждать, а лелеять живое — то самое, что растет сквозь асфальт, что само по себе устраивается на земле. Не тем отлична Россия, что в ней Башмачкина обижали, а что узрели его обиду!.. Не в прославленной Италии, не в разлинованной Германии, а в затурканной России. А мы взялись втискивать себя в разлинованные квадраты, не понимая, что нет в нас ничего для такой цивилизации, что для нас она — разор души. Оттого и прививается не лучшее из-за кордона, а самое пакостное… Срамота всякая… Чтобы вернуть стране доброе здоровье, если это еще возможно — века надобны. Века покоя и воли. — Курослеп глядел на летчика хоть и победителем, но вроде по-дружески. — А пока — обзаводись плебеем. Подбери помоднее, натренируй получше, закали в схватках — и он тебе сторицей воздаст!..
— Понял, Шаргин. Чтобы уберечься от цивилизации, надо быть наполовину человеком, наполовину сукиным сыном вроде тебя. — Летчик так благодушно рассмеялся, что Курослеп даже растерялся, но и тут переключил себя на удивление:
— Что это ты больно веселый?.. Или хватил малость, потому как дорожка шифером пошла?.. То-то я гляжу… — Что он углядел, осталось неизвестно. Летчик продолжал широко улыбаться, и это выходило так не по нутру Курослепу, что он даже присел, желая показать, что подождет, пока напарник перестанет дурака валять.
— Что замолчал, Шаргин?.. Раздумываешь, спускать или не спускать с поводка своего плебея?..
— Не боись, мы на него намордник надеваем, чтоб не реагировал по мелочам.
— Хорошо устроился. Жалобы на судьбу, поиски «идеи» и прочая лирика — это в наморднике, а как подворачивается случай напакостить ближнему — намордник долой, а?..
Курослеп поджал губы и скривился, видать — сильно задело за живое. Малое время беспричинно мелил кий, пересчитывал очки — чтобы скрыть свою задетость, и наконец решил показать, что не его уели, а он уел:
— Зря обижаешься, Нерецкой. Ты вникни, я же для тебя старался!.. — По-собачьи оскалившись, прижал руку к сердцу и шагнул к летчику — обрати, мол, внимание, какой я красавец.
— Услужливость, это у тебя в крови, Шаргин!.. Как ты изволил заметить, активная жизненная позиция… Что верно, то верно. Вот и директору товарной базы услужил, а?.. Иначе не мог. Иначе не видать бы тебе его дочки, как своих ушей… Деньги-то вернул, ханурик?..
